238
Жизни рада и не рада
Оглушенная душа.
Что ж тебе от солнца надо?
Слушай голос водопада,
Слушай шепот камыша.
Улыбайся, если можешь,
Если хочешь, горько плачь.
Дни, как цифры, подытожишь, —
В ту же землю кости сложишь,
Как и жертва, и палач.
239[71]
Обутый в грязь земную,
Предстал ты, юный бог.
Тебя не приревную
К нелепостям дорог.
На небе зори краше,
Любовь светлей цвела,
Но хочешь ведать наши
Безумные дела.
Ну что ж, приди, изведай,
Чем каждый в мире жив.
Не наградим победой
Твой пламенный порыв.
Питайся нашей жратвой,
Пей воду изо рва.
Ответим лживой клятвой
На все твои слова.
Что от тебя получим,
Затрем, сомнем, сожжем,
Тебя тоской измучим,
Измаем нудным сном.
Не вынесешь позора
Проклятых наших дней,
От нас уйдешь ты скоро, —
Так уходи скорей!
240
Вы, святые, други Богу,
Укажите мне дорогу
В непроглядной этой тьме.
Знаю, близок день последний.
Перед смертью кстати ль бредни,
Что скопилися в уме!
Знаю, строгая наука —
Предвещаниям порука,
Знаю, разум так же свят,
Как и ваши наставленья,
И томительные бденья,
И мерцания лампад,
Но на солнце есть туманы,
И на правду есть обманы,
Ложь вплелася в нашу речь.
Только вы единым словом
Правду скажете о новом
Мире сладких сердцу встреч.
241
Проходи, босой и кроткий,
По кремнистым тем путям,
Где рассыпалися четки
Рос, неведомых толпам.
Общей молви не внимая,
Жди того, что скажет Бог
В день немеркнущего Мая
На конце твоих дорог.
Вместе с жизнью здесь ты сбросишь
Зла и славы ветхий хлам.
Что ж с собою ты уносишь
В первозданный Божий храм?
Для безжалостных чудовиш
Все отдай, и плоть, и кровь.
Изо всех твоих сокровищ
Сохрани Одну Любовь.
Чтобы там Ее ты встретил,
Все забудь, и все прости,
Безмятежно тих и светел
На безрадостном пути.
242
Наливаясь медвяною кровью,
Полумесяц глядит мне в окно,
И скользит над безмерною новью,
Где молчанье с тоской сплетено,
Заплетает печальную радость,
Обещает иные края,
И медвяная сеется сладость
В этот мир, где томлюсь еще я.
И вечерние росы медвяны,
И вечерняя радость горька,
И мерцают далекие страны,
И свернулась змеею тоска.
243
Сердце мне ты вновь, луна, тревожишь;
Знаю, чары деять ты вольна,
Но моей печали не умножишь
Даже ты, печальная луна.
Ночь, свой белый гнет и ты наложишь,
И с тобою спорить мне невмочь,
Но тоски моей ты не умножишь,
Даже ты, тоскующая ночь.
244
Склонив к твоим ногам усталые глаза,
Ликующим избитые потоком,
О всем, что было здесь, я верно рассказал,
О всем пленительном, о всем жестоком.
Стояла ты, светла, на светлых облаках,
Внимала ты моей бесстрастной речи,
И поднялась твоя надмирная рука,
Храня покой обетованной встречи.
И сохраненные два золотых кольца,
С моей руки, с твоей десницы дивной.
Гармонией небес звучали там в сердцах,
Гармонией таинственно-призывной.
И если с хохотом здесь шла передо мной
Толпа босых, веселых комсомольцев,
Твой непостижный взор, твой голос неземной
Их обратил в смиренных богомольцев.
И верил я тогда, — настанет день и час,
Мгновенное заблещет в свете вечном.
Ни судороги злой, ни безобразных спазм.
Один восторг в пыланьи бесконечном.
245
Чет и нечет,
Мутный взор.
Обеспечит
Этот вор!
Рвет и мечет
За укор.
Изувечит, —
Вот позор!
Пусть хозяйка
Мужа ждет.
Ожидай-ка!
Все пропьет.
— Негодяйка! —
Заорет.
Плюх немало
Надает,
И, усталый,
Вдруг заснет.
Что томило,
Как стряхну?
Вот как было
В старину, —
Очень мило,
Ай-да ну!
Рать ходила
На войну,
Дома ж била
То жену,
То прислугу,
То детей, —
С перепугу
Все смирней.
вернуться
71
На автографе примечание Сологуба: «Проходит милый мальчик с голыми ногами, и светло улыбается» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. № 24. Л. 6). Тематически текст восходит к поэме А. Блока «Двенадцать» (1918) и А. Белого «Христос воскрес» (1918), а также стихотворениям З. Гиппиус под заголовком «Шел» (1918: I. «По торцам оледенелым…»; II. «По камням ночной столицы…»); в восприятии революции Сологуб максимально сближается с позицией З. Гиппиус.