172[48]
КОЛЫБЕЛЬНАЯ НАСТЕ
В мире нет желанной цели,
Тяжки цепи бытия.
Спи в подводной колыбели,
Настя бедная моя.
Вот окно мое высоко.
Над тобою я стою.
Снял я мантию пророка,
И, как няня, я пою:
Баю-баюшки-баю.
Бай мой, бай, волшебник, бай,
Настю тихо покачай.
В муках дни твои сгорели,
И не спас тебя и я.
Спи в подводной колыбели,
Настя милая моя.
Подняла над волей рока
Волю гордую свою.
Спи спокойно, спи глубоко.
Над тобою я пою:
Баю-баюшки-баю.
Бай мой, бай, кудесник, бай,
Настю тихо покачай.
Вспомни, звук моей свирели
Был усладой бытия.
Спи в подводной колыбели,
Настя милая моя,
До уставленного срока
Сесть в подводную ладью,
Унестись со мной высоко.
И спою тебе в раю:
Баю-баюшки-баю.
Светозарный, Божий Май,
Настю в светах покачай.
173
Жаждет сердце тишины,
Сердце бедное, больное.
Качая, уврачую
Усталое, больное.
Забуду всю явь земную,
Забуду земные сны,
Качаясь на прибое
Рокочущей волны.
Сердце бедное, больное,
Ты дождешься тишины.
174
Из низменных страстей, из гнусных утомлений,
Сплетенных жуткою и зыбкою игрой
Над ясной чистотой лазоревых ступеней,
Над орошенною весеннею травой,
Возводит в темный час полуночных затмений
Она, премудрая, пророчеств дивный строй:
«Любовь и Смерть — одно. Любовью рай открой
В таинственном труде безмерных восхождений».
Поправши Смертью смерть, она тоску сожгла,
Она меня зовет, любимая, — пришла
В сияньи девственном лазури и эмали,
И с нею я войду в таинственный чертог,
Восторгом озарив безмерности дорог,
Где гаснут медленно томленья и печали.
175
Вновь тайна предо мной, но эта тайна чья?
Земные помыслы разгадки не узнали,
Хотя святой покров порой приоткрывали,
И к шороху его прислушиваюсь я.
Тесна, как темный гроб, стремительна ладья.
Любовь безмерную бессильные сковали.
Растают призраки и засияют дали.
Все выше восхожу, и что ж ты, смерть моя!
Сгорает пыльный прах, осадок жизни грешной.
Возлюбленная вновь с улыбкою утешной
Со мной, и навсегда, моя ворожея.
Любимую мою цветами увенчаю.
Скажу: — Люблю тебя! — Она ответит: — Знаю,
Бессмертная любовь, безмерная твоя!
176
Всё тот же путь, не ближе, не короче,
Такая ж цель, загранные поля.
Все сердце успокоиться не хочет
Твоими прелестями, Мать-Земля,
Но если надо нам в далеком крае
Труды и муки снова перенесть,
Не все ль равно! Все призрачное тает,
Но ясно нам, — незыблемое есть.
Костры страданий ярко пламенеют,
И жалит пламенами пыль дорог.
Но ясно мне, — соединюся с Нею,
Таинственный переступив порог.
177
Смеешься надо мною,
Ликуя в небесах.
Слезы Твоей не стою,
Поверженный во прах.
Коснеющую волю
Я не могу собрать,
Раскованную долю
По-новому сковать.
Призвать из-за предела
На землю чудеса,
Создать иное тело,
Расторгнув небеса.
Дорогой скудной, пыльной,
Окован мглой дневной,
Иду я, раб бессильный,
Беспомощно земной.
Нет, не смеешься, знаешь
Ты светлый путь теперь,
И тихо повторяешь:
— Ищи меня, и верь. —
178
К земле уже не тяготея,
Бессмертным днем озарена,
Смерть победивши, Алетея
Со мною соединена.
Бегущее темно и лживо,
Но где она, всегда светло.
Не умерло, что было живо,
Хотя б неузнанным ушло.
Померкли очи Серафима,
Погасла пламенная речь.
Смеется рок неумолимо
Над бедною надеждой встреч.
Прожорливы земные реки,
Безумны сказки бытия,
Погибла госпожа навеки,
Распались пальчики ея,
И в час, когда моя машинка
Выстукивала скорбный зов,
Последняя стремила льдинка
Ее вдоль мертвых берегов.
Земные люди увидал
Ее спокойное лицо,
С ее руки простертой взяли,
И возвратили мне кольцо.
И я, от скорби каменея,
Поцеловал ее уста, —
Меня любила Алетея,
Светла и пламенно чиста.
вернуться
48
Печатается по автографу ИРЛИ: Ф. 289. Оп. 1. № 21. Л. 60. Стихотворение-дуплет к написанному ранее, ср. «Чадом жизни истомленный…» (8 декабря 1921; Стихотворения. С. 448–449).