163
Если замолкнет хотя на минуту
Милая песня моя,
Я погружаюся в сонную смуту,
Горек мне бред бытия.
Стонет душа, как в аду Евридика.
Где же ты, где же, Орфей?
Сумрачна Лета, и каркает дико
Ворон зловещий над ней.
Все отгорело. Не надо, не надо
Жизни и страсти земной!
Есть Евридика одна лишь отрада,
Жаждет услады одной.
Стройный напев, вдохновенные звуки
Только услышит она, —
Пляшет, подъемля смятенные руки,
Радостью упоена.
Вновь пробуждается юная сила
Жить, ликовать и любить,
Солнце дневное, ночные светила
С равным восторгом хвалить,
Знать, что вовеки светла и нетленна
Сладкая прелесть любви.
С песнею жизнь и легка и блаженна.
Песня, ликуй и живи!
Милая песня любви и свободы,
Песня цветущих полей,
Лей на меня твои ясные воды,
Лепетом звучным лелей!
164[45]
СОНЕТ
В. А. С<утугиной>
О Вера милая! Зачем ненужный стыд
Ей точно клюквою советской щеки мажет?
Ее и речь моя в толпу нагих Харит
Харитой новою вмешаться не отважит.
Она не холодна, как девственный гранит,
Когда змея лукавств к ушам ее приляжет,
Но знак таинственный застенчиво хранит
И ни за что его поэту не покажет.
А этот милый знак, он — надпись на стене
Великим мастером воздвигнутого храма,
И разгадать дано лишь Богу или мне,
Что им возвещено, комедия, иль драма,
В чистилище ль зовет, иль увлекает в ад,
Или избраннику вещает рай услад.
165
Если скажешь. — Упоенье
есть невиннее любви! —
То поэта вдохновенье
вдохновеньем не зови,
Солнцу дай другое имя,
свет дневной считай за тьму,
И тогда тебя, безумец,
не прощу я, но пойму.
166
Своей вины не отрицай
И, вспоминая злую повесть
Безумств кровавых, пробуждай
Заснувшую в оковах совесть.
Когда она в простых сердцах,
Стеная тягостью, проснется,
Какой неодолимый страх
В лукавствующих встрепенется!
Какие жалкие слова
Услышим от того, кто ныне
Ликует дерзко на вершине
Когда Россия чуть жива!
167[46]
— Кто сложил куплеты? —
— Так, один чудак. —
— Пишут как поэты? —
— Просто, натощак. —
— Разве утром только? —
— Нет, и вечерком.
Не дает нисколько
Им Ученый Дом.
— Вот и ходит вечно
Автор натощак,
Но поет беспечно. —
— Этакий чудак!
— И нигде не служит? —
— Нет, он так живет.
Никогда не тужит,
Песенки поет.
— От веселых бредней
Не уйдет поэт.
Даже в час последний
Сложит он куплет.
— Скажет: «Оставляю
Скучный кавардак,
Всем того желаю», —
— Этакий чудак! —
168[47]
Топор широкий не отрубит
Его преступной головы,
И слава про него затрубит,
Но все дела его мертвы.
Эфесский храм, сожженный рано,
В воспоминаньях вечно свят.
Нетленно-юная Диана
Не помнит, кто был Герострат.
169
Где твои цветочки, милая весна?
— Для моих цветочков мне любовь нужна, —
Где твои улыбки, милая любовь?
— Все мои улыбки захлестнула кровь.
170
Душа моя без крыл
Из области могил
Назад не прилетит,
И там, где спит она,
Водой полонена,
Душа бессильно спит,
И все вокруг, как сон,
И чуть я оживлен
Игрою чуждых сил,
И жизнь моя пуста, —
Томленье у креста,
Среди немых могил.
171
Кинжал не нужен для того,
Кто хочет умереть.
Совсем не надо ничего,
Чтобы дотла сгореть.
Созреешь к смерти, и придет
Стремительный недуг,
Тебя, как столб гнилой, качнет,
И наземь рухнешь вдруг.
вернуться
45
Вера Александровна Сутугина (1892–1969) — секретарь издательства «Всемирная литература», для которого Сологуб и Чеботаревская сделали переводы из немецких и французских авторов. Машинописная копия стихотворения имеется в альбоме Сутугиной (ИРЛИ. Ф. 720. № 5. Л. 22), там же вклеен автограф другого послания Сологуба к Сутугиной:
Он был весь в литературе,
А она была при нем,
Сокрушаясь об Амуре,
Каждый день секретарем.
Ионов пакостным манером
Дом закрыл ненастным днем, —
Стал он горным инженером,
А она секретарем.
вернуться
46
Ученый Дом — Дом ученых, открыт в Петрограде в 1921 г. при Центральной комиссии по улучшению быта ученых.
вернуться
47
Сологуб прибегает к аллегории, сравнивая историческую миссию Ленина с «геростратовым деянием». Дата подтекстом, вероятно, носит эмблематический характер и соответствует новому стилю, которым поэт, как правило, пренебрегал в пользу старого. Отказ от двойной даты в данном случае можно рассматривать как указание автора на содержание «нового» времени, протекающего «вне культуры».