– А это что за молодой человек с южными глазами? – тихонько спросила его Ника.

– Познакомься – это Петрович, мой новый оруженосец, – сказал Джи.

Я пожал ее узкую ладонь с длинными артистическими пальцами, чуть дольше, чем следовало, задержав их в своей руке.

– Я знаю – он исправно таскает за вами сетку с бутылками и откупоривает их в нужный момент, – усмехнулась Ника, недовольно освобождая ладошку.

– Вы, наверное, путаете оруженосца – с лакеем, – запальчиво произнес я.

– Говорит как сынок отставного генерала!

– Мой отец имеет честь занимать должность замминистра,

– возмутился я.

– А вы явно претендуете на роль сынка лейтенанта Шмидта!

– Да как вы смеете так говорить со мной?!

– Нет, он явно похож на Паниковского, – заключила Ника и отвернулась.

– А ты, Петрович, не дуйся – сходи-ка лучше в магазин и добудь нам всем чего-нибудь перекусить. Судьба послала тебе в подарок прекрасного бенефактора, который, надеюсь, обтешет твою мужицкую сиволапость, – обратился ко мне Джи.

Я, едва сдерживая гнев, схватил сумку и выскочил на улицу в поисках магазина. "Унизили, оскорбили и выгнали, – негодовал я, подойдя к прилавку – Я же ничего такого не делал!"

Когда я вернулся, в номере сидел Шеу Он не сводил с Ники восхищенных глаз, и я понял, что его не так просто будет выкурить отсюда.

Я выложил из сумки на стол лук, холодец и соленую кильку

– Ты что, решил мне отомстить? – заметила Ника. – Если бы ты был настоящим Паниковским, то принес бы жареного гуся.

– Что-о-о! – театрально воскликнул Шеу – Прекрасную даму кормить этим? Она заслуживает искристого шампанского! Немедленно идем в ресторан – я угощаю!

– Вот это истинный рыцарь большого круглого стола, – улыбнулась Ника.

– Вашу руку, мадам, – галантно произнес Шеу и гордо зашагал рядом с ней, слегка подпрыгивая, поскольку был на полголовы ниже.

Джи с интересом наблюдал за ними. Ника сохраняла свой задумчивый, углубленно-отстраненный вид, а Шеу оживленно рассказывал ей о том, как он лихо кутил в ресторанах когда-то, с шампанским и икрой. Его было не узнать – обычное состояние умудренного жизнью гнома сменилось умильной игривостью.

Мы уселись за столик в центре пустого беломраморного зала. Шеу с видом завсегдатая взял у подошедшей официантки меню:

– Для начала – шампанского, а на закуску – икру.

– Икры нет, – сказала официантка.

– Тогда, – сказал Шеу, – вот эти бифштексы, для четверых.

– Бифштексов нет.

– Тогда эскалопы, – сказал Шеу.

– Эскалопов тоже нет.

– А что же у вас есть? – спросил Шеу

– Есть щи.

– Ну, давайте щи, – сказал Шеу, – наша дама голодна.

Брови официантки уехали высоко на лоб, и она медленно удалилась. Шеу смущенно закурил "Беломор", а Ника мило улыбнулась:

– Не переживайте, Шеу Я очень люблю и щи, и шампанское, и меня ваш выбор вполне устраивает.

Шеу заулыбался, как ребенок.

– Эти провинциальные нравы могут испортить самое возвышенное настроение, – заметил он. – То ли дело – веселая московская жизнь. Однажды я ехал по ночной Москве, сидя в открытом багажнике легковой машины, с целым ящиком шампанского, и на каждом резком повороте откупоривал новую бутылку…

Официантка, напряженно стараясь не смеяться, поставила на белую скатерть бутылку шампанского и четыре огромные тарелки щей. Шеу расплатился.

– За неожиданную галантность, – подняла бокал Ника.

– За мотыльковость, которую Ника вносит в аляповатую атмосферу "Кадарсиса", – произнес Джи. – За принцип школьной Шакти – игривой, недоступной и романтичной.

– За прекрасного бенефактора, – сказал Шеу.

– За щи с шампанским, – съязвил я.

Распив шампанское и закусив щами, мы покинули ресторан.

– Мне нужно идти во Дворец культуры – налаживать аппаратуру, звук и свет, – огорченно сказал Шеу.

А мы снова поднялись в наш номер.

– Ну что ж, – похвалил Джи Нику, – можно сказать, что сегодня ты сделала сущности Шеу великолепный подарок.

– Что нельзя сказать о бедном Паниковском, – добавила Ника.

– Прошу вас, – недовольно воскликнул я, – никогда не называть меня Паниковским! – и нервно стал накрывать на стол, быстро раскладывая на разостланной газете холодец, лук, хлеб и сало.

– Ты что же, Петрович, – воскликнул Джи, – остался голоден после ресторана?

– Никогда нельзя лажать жеста, – усмехнулась Ника.

И я вдруг понял, что она – не просто красивая дама, и с ней надо быть поосторожнее. "Небось, многое переняла у брата Касьяна, – подумал я, – овладела корабельным сленгом, и теперь к ней не подступишься".

Я серьезно подналег на холодец. Ника отщипнула кусочек и сморщилась:

– Хорошая пища для солдата, но дамы предпочитают более эфирное питание.

– Не уберешь ли ты со стола, любезная Ника? – напомнил я, чтобы Ника тоже привыкала к обязанностям юнги.

– Нет, Братец Кролик, – снисходительно улыбнулась она, – ты уж сам прибери за собой, а я прогуляюсь с Джи по городу.

Я стал остервенело мыть посуду, пока не разбил два стакана. Злость сменилась расстройством, что опять придется потратить деньги.

Джи и Ника вернулись веселые после прогулки. Я увлеченно строчил в дневнике и обдумывал вторым планом, как бы выстроить такой сталкинг, чтобы Ника тоже работала по хозяйству.

– Петрович, – сказал Джи, – отложи-ка свои записи, ненадолго. Нам предстоит сейчас важный визит к Норману. Дело в том, что пока у него нет администратора, и я хочу предложить ему воспользоваться помощью Ники. Таким образом, она будет с нами путешествовать на Корабле, сочетая приятное с полезным.

– Как! – возмутился я. – Ника только что появилась здесь, а уже собирается занять такую важную позицию в ансамбле? А я все буду продолжать таскать ящики да сумки и убирать со стола?

– Успокойтесь, товарищ Паниковский, – засмеялась Ника, – обаятельная девушка гораздо лучше смотрится в роли администратора, чем квадратноногий джинн.

– Это мое решение, – заметил Джи.

– Но она же ничего не знает! – продолжал я.

– Вот, – сказал Джи, – ты и введи ее в курс дела, а навыки она приобретет в процессе работы.

Джи вытянулся на своей кровати, глаза его закрылись, и дыхание стало почти неслышным. Ника с любопытством смотрела на меня, ожидая детальных объяснений. Я начал сумрачно объяснять, как администратор должен заботиться об ансамбле, гостиницах, площадках для выступлений, машинах для транспортировки и прочем. К моему удивлению, Ника прилежно записывала все, что я рассказывал. Ее теплая улыбка растопила мою досаду. Когда я закончил свое объяснение, Джи тут же открыл глаза.

– Как только Ника наденет на себя что-либо женственное, – произнес он, – мы сразу отправимся к Норману

Ника переоделась в ванной и предстала перед нами в короткой черной юбке и зеленом, как весна, свитере, облегающем ее тонкую фигуру. Мы зашли к Норману: он сидел за роялем и записывал ноты новой пьесы.

– Это моя прелестная ученица, – представил Нику Джи, – она приехала на зимнюю стажировку.

– Хорошо, хорошо, – согласился Норман, с восхищением рассматривая Нику, – а чем вы занимаетесь в жизни?

– Я учусь на филологическом факультете, – ответила Ника, – романо-германское отделение.

– Ну-ну, – сказал Норман, – а зачем вам путешествовать с джазовым ансамблем? Какое отношение имеет это к романо-германскому отделению, если не считать ассоциации с моим романо-германским именем?

– Я поклонница джаза – ответила Ника, – и особенно интеллектуального. Я считаю вашу музыку лучшей в этом стиле и хотела бы почувствовать ее еще глубже.

– Раз так, – расцвел очарованный Норман, – то можете путешествовать с нами, если будете помогать. Нам не дали администратора на эти гастроли.

– Я за нее ручаюсь, – добавил Джи.

– Я об этом могла только мечтать, – блеснула счастливыми глазами Ника, – и даже могу прочесть по этому случаю хокку: