Вспоминается такой случай: на спектакле оперы “Дубровский”, надевая костюм, я заметил на нем надпись “г. Собинов” — ответственность, взволнованность, радость и печаль испытал я... В костюме этом выступал Леонид Витальевич.
Внимание Леонида Витальевича к молодым артистам, молодым певцам было огромным. Молодежь в свою очередь также окружала его теплотой и любовью.
Юбилей тридцатипятилетней деятельности Леонида Витальевича (весной 1933 года) был праздником советского искусства, радостным праздником для народа, для слушателей, для которых жил и творил Леонид Витальевич, праздником для всего нашего театрального коллектива. Большой театр представлял феерическое зрелище. Живые цветы украшали всю громадную сцену. Представители всех театров, всех видов и жанров искусства пришли приветствовать Леонида Витальевича. Торжественность. Награждение правительством юбиляра. Поздравления. Делегации заводов. Делегация Красной Армии, встреченная восторженными приветствиями. Театрализованное приветствие: балет... мило пел. Артисты миманса исполняли в образах все партии, спетые Леонидом Витальевичем. Все тенора выстроились в ряд. Запевая в соло, пели в унисон “Страстью и негою сердце трепещет”.
14 октября 1934 года умер этот замечательный певец.
Умер Собинов!
Смерть застигла его на пути из Италии на родину. Леонид Витальевич умер в Риге от разрыва сердца. Я был в числе делегации, прибывшей на станцию Бигосово для встречи тела Леонида Витальевича. При переносе тела из заграничного вагона мы увидели наш вагон, любовно украшенный живыми цветами. Это сделала молодежь, живущая на станции Бигосово. Здесь же, на станции, все участники встречи — и артисты, и пограничники — тепло и прочувствованно говорили о замечательном артисте. Отмечали его большую любовь к родине, к русскому искусству. С первых же шагов следования поезда по советской земле ощущалась огромная любовь к Леониду Витальевичу. И ночью и днем поезд встречали делегации артистов и трудящихся. Делегация артистов Смоленского драматического театра пришла на рассвете с цветами и оркестром... Эти встречи были свидетельством народной любви к Собинову, выдающемуся русскому певцу.
Свой оптимизм, свою глубокую веру в жизнь, с которыми не расставался Леонид Витальевич до последних своих минут, он отразил в написанных им в 1930 году стихах:
“...Но честен был мой старый стяг,
Людей я радовал улыбкой,
И про меня расскажет всяк,
Что пел я сладостною скрипкой”.
Воистину это так! Радостным и одухотворенным остался для нас Леонид Витальевич.
1939, 1952, 1972
Соломон Хромченко
Радость испытываешь оттого, что есть такие вокалисты, мастера, каким является Соломон Маркович Хромченко. Родился он в Киеве, на Подоле. Прошел трудный путь, трудную школу жизни.
Окончил Московскую консерваторию по классу вокала у замечательного педагога, профессора Ксении Николаевны Дорлиак, которая сама прошла путь певицы.
Сложное дело — педагогика по вокалу. Так было ранее, так это и в наши дни. Действительно, результат ее не имеет материализованного воплощения, поэтому предмет можно толковать любыми словесами. А существо ее как будто бы и простое — найти ключ к каждому. Тут и поиски диапазона, и окраски звука, и т. д. Оттого урок по вокалу очень труден. Если хотите, думаю, что легче спеть спектакль, чем провести одно занятие с поющими учащимися. Именно поэтому во всем мире педагоги по вокалу разные, не исключаются средние, даже самые “темные”, случайные люди, не определившиеся в профессиональном плане.
Надо знать главное — научить петь по книгам, по рассказам невозможно, надо п о к а з ы в а т ь. Воспитание силы воли — цель и задача педагога. Это принесет огромную пользу начинающим петь. Надо п е т ь, а не кричать в единоборстве с оркестром и полнозвучным хором.
И вот Соломон Хромченко, следуя своей профессии, поет. Ученик сам определяет свою позицию, свое звучание. Все эксперименты (например, с ложечкой, которой придерживают язык) могут быть необходимыми только на первых порах. Явилось ли к Хромченко его звуковедение под действием какой-то непостигаемой силы или его настроила и убедила Ксения Николаевна Дорлиак, но Соломон Маркович обладает собранным звуком, который прорезает перенасыщенное звучание оркестра в любом случае. Как не вспомнить при этом Антонину Васильевну Нежданову в конце первого акта “Лоэнгрина”, когда в оркестре и на сцене почти 300 человек, а ее голос в верхней тесситуре звучал над всеми, да как звучал!
С. М. Хромченко пел в Большом театре весь репертуар, и не только лирического тенора.
Какой он человек, товарищ! Приятный, отзывчивый и деликатный. Вел всегда большую общественную работу, никогда не жалуясь на то, что она мешает ему трудиться.
Если мы говорим сегодня о певце Хромченко, то еще и потому, что проблема вокального искусства не вошла в берега постоянства. Наоборот, пение и учение пению уже 500 лет занимают умы тех, кто хочет создать свою систему и сделать ее обязательной. Это было бы ужасно. Сад благоуханно приятен и радостен, когда он разноцветия полон.
В связи с вокальной проблемой как не вспомнить замечательных певцов, ушедших с профессиональной стези раньше времени. Трагедия в том, что они поверили в “наставления” некоторых современных толкователей оперы — сначала, мол, тема, потом звучание. И вот замечательная классическая певица, окончившая Московскую консерваторию с золотой медалью, Е. Кругликова, великолепная Татьяна, поет Лушку в “Поднятой целине”. Наставники требуют — “пойте, но не так, как Татьяну, ближе к правде!” Стремясь выполнить требуемое, Е. Кругликова спела так, как хотели. Результат? Лушка растаяла, но... покачнулась и Татьяна!
Каждое искусство имеет свою форму. Палешане любую тему изображают присущим им почерком, балет — своим и т. д. А ведь именно к л а с с и ч е с к и м звучанием необходимо говорить о современности и о прошлом. А сегодня есть опасность, когда в одном и том же институте едва ли не один и тот же преподаватель учит петь в классическом и народном стиле. Так написано и на классных дверях. Что это?
Охрана труда есть везде — строят ли дом, дорогу и т. д. В искусстве вокала охранительных мер по существу нет, хотя должны были бы быть. Уборка пыли — это еще далеко не все. Охрана в том, чтобы убрать перегрузку оркестровую, громогласие, где пение, по существу, лишь иллюстрирует действие на сцене, которое поглощает и максимум репетиционного времени.
При чем же здесь Хромченко? Не скрою — меня тянет к обобщениям. Чрезвычайно важны личности, которые смогли сохранить звучание по сей день. Это очень важно. Их пример нуждается в изучении. Таков Соломон Маркович Хромченко. И это еще не все. Такие, как он, учат петь так, как учили их. Для тех, кто идет в искусство, это очень важно. Необходима преемственность. И у певца есть замечательные ученики.
Гражданственность С. Хромченко весьма ощутима. Если посмотреть на цифры, отражающие количество спетых им концертов и спектаклей в шефском порядке, то они являются чрезвычайно убедительным свидетельством этого.
Во время Великой Отечественной войны он вел огромную работу — выступал в содружестве с баритоном П. Селивановым, с басом С. Гоциридзе, с сопрано Е. Кругликовой перед частями Советской Армии.
Вокальное искусство всегда было сложным. Много людей уходило преждевременно, и не их вина в этом. Если инструмент не всегда равномерно звучит, то такой инструмент, как человеческий голос,— подавно. Ранее при Большом театре существовала вокальная академия. Ее назначение было в том, чтобы помочь тем, кто чуть-чуть “покачнулся”. Это относилось не только к артистам Большого театра, но и к артистам других оперных театров. Сегодня существование такого вокального семинара необходимо, не обязательно в стенах Большого театра.
Мы должны говорить о том, что способствует и что препятствует сохранению вокальных кадров. Подумайте — как изменился количественный состав оркестра хотя бы в “Севильском цирюльнике” со времен Россини. А возможности человеческого голоса за этот период не изменились! Кроме того, завышен строй (во времена Глюка C-dur-ный аккорд был один, а сейчас он звучит как “ре” высокой октавы). Так вот, опыт С. Хромченко мог бы принести огромную пользу в оздоровлении работы с профессиональными певцами музыкальных театров.