1937
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Н.М.
1
Пароход подходит к пристани,
Пеня белые бугры,
И висит звезда над зубьями
Митридатова холма.
От ладоней пахнет сыростью,
Губы солоны на вкус;
Я вернулся, — и неведомо,
Для чего вернулся я.
По лобастому булыжнику
Рыбный рынок прохожу,
Где уже считают выручку,
У фонариков клонясь.
И сквозь темные проулочки
В портовую пустоту
Вдруг пахнет с бульвара музыкой
И акацией пахнет.
Мне домой идти не хочется,
Да и незачем домой;
Вот кофейня, сяду к столику,
Папиросу раскурю.
Из окошек слышно щелканье
Лаконических шаров…
Это будни, лето, молодость,
Одиночество мое.
1938
2
Я в окошко стукнул пальцем,
Под окошком пес лайнул,
И твой оклик нежным жальцем
Каплю меда протянул.
И как тучка голубая,
В пенной пряже серебра,
Ты ко мне, плащом порхая,
Полетела из двора.
Легкий стан твой, как бывало,
Дрогнул у моей груди, –
И желанное настало,
И былое — впереди!
26. VI.1943 — 8.VII.1943. Фрунзе
«В детстве у меня была картинка…»
В детстве у меня была картинка,
Точно пламя спирта, голубая:
Синевой размытая каюта,
И раскрытый в ширь иллюминатор,
И спокойный человек в коротком
Голубом камзоле чуть откинул
Пудреную голову, подставив
Блеску утра вырезные губы…
Я его во сне видал подолгу,
Я — и так бывало — ночью плакал,
Что не быть мне в голубом камзоле,
Что вот так не изогнутся губы.
А теперь, теперь я тихо знаю,
Что и он, плывя от бурь Конвента
К ясным берегам Луизианы,
С болью думал обо мне, грядущем.
1938
ИЗ-ЗА ЗАБОРА
Пустяки… Обычный домик
С галереей светлоглазой,
С улицы одноэтажный,
Двухэтажный со двора;
Там старинные стояли
Сундуки в наклейках пестрых;
Видно, кто-то возвратился
Издалека в отчий дом.
Двор, когда-то садом бывший,
Плел бурьянные тропинки,
Гнулся грушей одичалой
За серебряный забор,
А за ним пустырь полынный,
Завитки речушки мелкой,
И китайский ветхий мостик
Спину горбил над водой.
Там я мальчиком шатался,
Драл камыш, ловил тритонов
И не видел в черных окнах
Никого и никогда.
Но тоскою доживанья
На меня дышали окна, –
Не паденье ль Дома Эшер
Мне угадывалось там?
1938
ПАНОРАМА
Мы в душной уселись комнатке
(По гривеннику за вход)
Перед серым прямоугольником
Размерами в простыню.
На миг мы ослепли: выключен
Был свет. Прошуршал холст,
И в черной глуби наметился
Изрубцованный горный кряж.
И кремом яблочно-розовым
Блеснул на вершинах снег,
И синим яхонтом озеро
Загустело и налилось.
И меж тонкоперых сосенок,
Колоколенку окружив,
Забелели по склонам домики,
Маленькие, как брелок.
И внизу, в нетленной зелени,
Над проволочками рельс
Фарфоровым бисквитиком
Радовался вокзал.
И оттуда тихонько свистнуло,
Затикало, как в часах,
И пяток пигмейных вагончиков
Пробежал и юркнул в туннель.
И снова всё гаснуть начало,
Из-за гор чернота нашла,
И булавочными головками
Рассыпались огоньки.
И вновь пробежал вдоль озера
Карликовый экспресс,
Сверкнув вишневым фонариком
И свистнув, как сурок.
И всё погасло. И сразу же
Загремел жестяной гром,
И лиловая молния дернула
Наискось по облакам.
И бешенством ливня горного
Шумит непроглядный мрак, –
И мальчик понял за гривенник,
Как прекрасен и крупен мир!
1938
СИРОТСТВО
Терпкий ветер, день тревожный,
Весь белесый, налитой
Ледяною последождной
Беспредельной пустотой.
Два часа. И человеку
Места нет и дела нет.
В этот час библиотеку
Запирают на обед.
А на улицах пустынно,
На бульварах мокрота,
Скучной жизни половина
Несомненно прожита.
В лужах рябь под ветром резким
Палым спрыснута листом;
Даже слова молвить не с кем
В этом городе пустом.
И стоит в тоске отдельной
Человечек, сам не свой,
Поникая головой
У окошка москательной.
1938
«Поздно, поздно, Георгий!..»
Поздно, поздно, Георгий!..
Ты пятый десяток ломаешь,
Стала зубы терять
клинописная память твоя,
Стало слово черстветь,
а ты всё о бессмертной мечтаешь
О поэме твоей,
о «венце» твоего «бытия»…
Жизнь ты жадную прожил:
встречался ты с морем и небом;
Ты, прильнув к телескопу,
Сатурны и бриги следил;
Был под пулями ты;
революции благостным хлебом
Ты жену молодую
и звонкую музу кормил.
Ты с Верхарном дружил;
ты с Гюго заседал в трибунале
Всех легенд и веков;
ты легко на эстрады взлетал,
И стихи твои с них
от Москвы до Тбилиси звучали,
И шампанским прибоем
взметался навстречу им зал.
Ты спокойно входил
к знаменитым поэтам эпохи;
Ты с Валерием спорил,
с Максимилианом на «ты»
Пил согдейским вином,
тех пиров оброненные крохи
Подбирали другие
в свои золотые листы…
А теперь — и закат!
Проживешь ты, надеюсь, немало:
Ты двойного заряда,
ничем не болел никогда,
Но мечта о бессмертной поэме
(ты видишь?) увяла;
Мир — тебя обгонял,
а твои уходили года…
Не жалей! Поклонись
всем дарам равнодушной природы,
Что дала тебе радость
по чудному миру пройти
Братом вечной красы
и любовником вечной свободы,
Звезды, бури и песни
встречая везде на пути!