1934
«Ну что же — нарзаном, гимнастикой, душем…»
Ну что же — нарзаном, гимнастикой, душем,
Стихами, бездельем, шикарным бельем
Заслоним, закроем, зароем, задушим,
Задавим, растопчем, сгноим, заплюем…
Всё к дьяволу! Жизни осталось немного,
И эти ли годы мне к юбке склонить?
Я компас ломаю: мне всюду дорога;
От гроба до грога протянута нить.
Но помнишь, как было? И видишь, как стало?
Но ты не увидишь и ты не поймешь:
Любовь над тобой лишь фокстротом свистала,
И только десертную знала ты дрожь.
Когда запорожцы стояли под Дубном,
Прекрасной полячке всё отдал Андрий.
Но ты не полячка; ты ангелом клубным
Сумела пройти средь военных стихий.
Конечно, мы глупы, мы тянемся к тайне;
Под кожей атласной мы рады найти
Die Kleine, die Meine, die Eine, die Reine,
И вдруг спотыкаемся на полпути.
И вдруг осязаем смятенной рукою
Не нежность, а пудру, не душу, а тюль…
О, мне ли томиться тобою, такою?
Есть ритмы, и зори, и пение пуль.
1934
«Она ушла, Омфала…»
Она ушла, Омфала,
Наиздевавшись всласть.
А Гераклу жаль, что мало
Ему удалось попрясть.
Да, смолкла навеки прялка,
Да, истощилась нить, –
И Гераклу глупому жалко,
Что веревку ему не свить.
Что, сидя на стыдной лавке,
О вечной забыв борьбе,
Он ни бича, ни удавки
Не сплел ни ей, ни себе.
Но в мире не всё иссякло, –
Найдутся львы и быки
Для палицы Геракла,
Для гневной его руки.
Украшенный львиным зубом
И бычью жилу сжав,
Он диким пойдет и грубым
Заснуть средь горьких трав.
И снова, как бывало,
Железо глянет из глаз…
Не подходи, Омфала:
Смех удается раз!
1934
РОБАЙ
Из кованой парчи твои крыла, бабочка,
И у моей свечи ты их сожгла, бабочка,
Но не погибла ты, влетя к поэту:
Все разнесут лучи, что ты жила, бабочка.
1934
КОНЕЦ ИНДИВИДУАЛИСТА
Я знал его. Он был умен, как бес, –
Неотразимый спорщик, скептик, циник,
Любитель женщин, вечный именинник,
Ниспровергатель всех семи небес.
Потом состарился, иссох, как финик,
Но всё язвил и шел всему вразрез,
Гремел, громил и наконец — исчез
И отыскался в тихом мире клиник.
Я посетил его. Был ясный день,
Порхали бабочки из света в тень,
И коридор был весь в гирляндах света.
Вошел я и — зубами стиснул крик:
Веселый голый маленький старик
На четвереньках нюхал у клозета.
1934
ОТРАЖЕННОЕ БЫТИЕ
О тебе. О таком. Который
Кем-то выдуман. Как во сне
Управляет большой конторой
С гиацинтами на окне.
Кто глядит, как несут корзины
С океанского корабля:
Груз мушката, кофе, резины,
Чем богата твоя земля.
Кто лежит, нестерпимо болен,
Равнодушен к земным плодам,
И кому с резных колоколен
Отряхает звон Амстердам.
О тебе. Кто лежит и жалко
На весенний глядит каштан
Из-за факелов катафалка:
Бедный-бедный Каннитферштан!
1934
СОБАКА
Я ухожу, и ты не знаешь,
Куда я ухожу теперь.
Ты терпеливо ожидаешь:
Когда же снова стукнет дверь?
В твоем сознании померкшем,
Тоской покорною полны,
Плывут о давнем и умершем
Собачьи медленные сны.
Судьбы ведь не переупрямить,
Хозяина не воротить,
И всё разматывает память
Ослабевающую нить…
Вот я вернусь, и ты — метаться,
Лизать мне руки, лаять зря:
Готово сердце разорваться,
За скудный дар благодаря.
Но день пройдет, — уйду навеки,
Мой шаг не прозвучит опять,
А ты — года, смежая веки,
Всё будешь слушать, верить, ждать…
1935
МОЛОХ
Ночь, пустырь, осенний дождик.
Над понурыми домами
Мукомольня паровая
Пять возносит этажей;
Желтой угольною лампой
На углу окошко светит;
Подхожу к нему, к решетке
Приникаю и гляжу.
Там в желточном мутном свете
Приводные ремни пляшут,
Там эксцентрики — ладони
Потирают не спеша,
Там, поглубже, в полумраке,
Рукава куда-то всходят,
Как чудовищный кишечник
Раздуваясь и урча.
И выходит в белой блузе
Мелолицый и бесшумный,
В три погибели согбенный,
Куль влачащий человек…
Я в гимназии немало
Видел разных прокламаций,
Но теперь лишь — телом! — понял
Слово жадное: Молох.
1935
ПЛЕН
Ночь, как в шахте. Влажный мрак.
Странный пряный винный запах.
Клином в черной ртути влаг
Фонари торчат на трапах.
Нагибаюсь через борт:
Мрак безглазый правит миром;
Дальний берег распростерт,
Световым отбит пунктиром.
И оттуда в кровь плывет
Всё отравней и капризней
Арф гавайских струнный мед,
Не вмещающийся в жизни.
И дымит в глазах дурман:
Там бы… с кошкой той проклятой!..
А над островом вулкан
Пышет в небо розой мятой.