Изменить стиль страницы

1. I.1939

1940-е годы

ТАЙНА

1
И опять я странный видел город –
Весь в каскадах улочек и лестниц,
В балюстрадах, в лоджиях, в колоннах,
Розовый и хрупкий, точно вафли.
Он висел на известковых срывах
Над рекою небывало-синей,
И в домах, в их башенках стрельчатых,
Мягким ветром шевелило шторы.
А за шторами приоткрывались
Оперными ложами каморки,
Где среди зеркал и медальонов
Медленные женщины сидели.
Я один бродил вдоль улиц узких,
Розовую трогал штукатурку
И старался никому не выдать,
Что моя фамилия — Гварнери.
2
Огромная черная комната,
Оловянный рассвет в окне,
Круглый стол под суконной скатертью
Стоит, совершенно пустой.
Тишина атмосферною тягостью
Распахнула дверь в коридор,
И неведомой жизни логово
Неизвестно: спит или нет.
Далеко в коридорной темени
Прорвалась золотая щель,
И с поднятой лампой женщина
Выглянула в коридор.
Постояла мгновенье и спряталась,
Вновь защелкнув наглухо мрак…
Я успел заметить, что волосы
Были рыжими у нее.

1940

ЧЕРЕПАХА

Мои стихи есть бронза пепельниц,
Куда бросаю пепел я.
Шершеневич
Testudo elegans! Твой панцирь золотой,
Как бы из облака закатного литой,
Прекрасно выгорблен, — как лоб высокодумный,
Как чаша с нектаром. А с моря ветер шумный
Во влумине твоей играет и гудит…
Ах, только струны бы, да рядом Бакхилид, –
И строй высоких дум, и звуков мед тягучий,
И ветер, пляшущий под заревою тучей,
Всё заструилось бы и в вечность истекло,
Лаская чье-нибудь горячее чело!..
Ах, только струны бы, — и в пене песни ярой
Из пепельницы стать бессмертною кифарой!

1940

АМФИБИАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ

Воздух густ и весь сиренев;
Грунт податлив; легок я:
Чуть припрыгну, дали вспенив,
И лечу, как свист копья.
Я порхаю, извиваюсь,
Кувыркаюсь колесом,
Слиться с воздухом стараюсь,
Равновесен, невесом.
Потолком легли стеклянным,
Как в музее, небеса;
Шевелятся краем рваным
Темно-алые леса.
Незнакомое знакомо;
Сколько дива там и тут:
Вот мясистый, как саркома,
Колыхающийся спрут.
Только странно: небо немо,
Звука в этой нет стране…
Капитан суровый Немо,
Вижу, движется ко мне.
Поднимает ствол ружейный,
На меня наводит ствол,
И внезапно в жиле шейной
Смертный чувствую укол…

1940

«Средь странных снов моих один упорный сон…»

Средь странных снов моих один упорный сон
Всё повторяется: лазуревая пропасть,
Свист воздуха в ушах, крутящаяся лопасть
Пропеллера, и я — в пространство унесен.
С какой надеждою я телом льну к мотору,
Как я стараюсь вниз случайно не взглянуть,
А бешеный полет опустошает грудь,
И жизнь — игрушкою подарена простору.
Но алые шелка, но золотой виссон,
Развернутые там, на дугах небосклона,
Принять готовятся меня в тугое лоно.
И сладким отдыхом мой завершают сон…
Когда же я проснусь, весь полон нежной ложью,
И серый трезвый день вползает в мой приют, –
Я знаю: жизнь моя вниз мчится с тяжкой дрожью,
Как не умеющий раскрыться парашют.

1940

МОРОЗ

Иди и зубами не ляскай,
Иди, а иначе погиб:
Мороз раскаленною маской
К лицу бездыханно прилип.
Какой-то надменною мутью
Заполнен кирпичный тоннель,
И градусник лопнул и ртутью,
Как пулей, ударил в панель.
Дома исключительно немы
И слепы, и только (смотри!)
Под мыльнопузырные шлемы
Ушли не дышать фонари.
Иди же, иди же, иди же!
Квартал за кварталом — иди!
Мороза скрипучие лыжи
Скользят у тебя по груди.
Межзвездный презрительный холод
Во весь распрямляется рост,
И мир на ледяшки расколот
Средь грубо нарубленных звезд.

1940

«Вот этаких — сплотил и изваял…»

Вот этаких — сплотил и изваял.
Была ж резцу работа и ваялу!
По скульптору — материал,
Но ведь и скульптор — по материалу!

1941

ИЮЛЬ 1941

Уходит солнце мертвой розой,
День меркнет, и нельзя помочь,
И склеротической угрозой,
Как жила, набрякает ночь.
Она стоит, она коснеет
Тысячетонной тишиной,
И некий черный тромб густеет
В безмолвной дрожи кровяной.
И, разрывая людям уши
И миру придавая крен,
Вдруг тайным голосом кликуши
Вопит отчаянье сирен.
И в небо, в известковый свиток,
В апоплексический сосуд,
Тугие выдохи зениток
Удушье смертное несут.
И бредом фосфорного пыла
Встают и в небе до утра –
Бедлама синие стропила –
Шатаются прожектора.
А небо, купол, круче-круче
Свой перекладывает руль,
Чтоб рухнуть в бешеной падучей
Зеленых, синих, алых пуль!