Август 1928. Коктебель
ПРИПАДОК
Броненосцы домов разрезают полуночный воздух,
Непомерной эскадрой над домом моим громоздясь.
Прорезь панцирных башен качается в траурных звездах,
Между бурей и мною рождается темная связь.
Лето. Ливень. Тоска. Я один. Гром скрежещет по жести.
Магний молний и взрывов, рулады и трели сирен.
Выход наглухо заперт: в бою остаются на месте.
В сердце кровь передвинулась влево: я чувствую крен.
В бедной комнате голой, в плутонге, один я, как шпага.
Убежала прислуга и крен — точно заледенел.
И сусальные нити, и звезд золотая бумага,
В картонажной Цусиме мой флигель берут на прицел.
Погибаю! Нет воздуха! Стены смещаются в рубке.
Знаю: стереометрия хочет мне смерть доказать.
Я бегу по наклонному полу, я прядаю к трубке, –
Боевой телефон: хоть бы чей-нибудь голос поймать!
Я ломаю рычаг, — но органною спит тишиною
Гулкий мир телефона: исчезли друзья и жена.
Абордаж атмосферных разрядов стоит за спиною,
И магнитною синею шерстью дичает спина!
1929
1930-е годы
ИТОГ
Я к минувшему стал равнодушен;
О несбывшемся поздно жалеть;
И любимый мой город разрушен,
И в чужом предстоит умереть.
И не будет для мертвого взора,
Что давно уж в тумане одрях,
Ни бессмертной лазури Босфора,
Ни колонны в коринфских кудрях.
1931
ДОК
Безлюдье, вечер. Темный док.
На стапелях суда.
В раздутых кузовах гудит,
Свистит в снастях норд-ост.
И мутной пены пятерни
Царапают песок,
И душу черту отдает
Повешенный фонарь.
А я продрог, но всё стою
Под брюхом корабля,
И пахнет гнилью и смолой
Весь в раковинах киль.
И сладкий хмель морских легенд,
И жуть баллад морских
Ревут мне в уши, бьют в виски
И плечи леденят.
И я не смею ни уйти,
Ни спину повернуть
К утопленничьей пене той,
Что лезет на песок!
1931
«Я не знаю, почему…»
Я не знаю, почему,
Только жить в квартале этом
Не желаю никому,
Кто хотел бы стать поэтом.
Здесь любой живой росток
Отвратительно расслабит
Нескончаемый поток
Тайных ссор и явных ябед.
Здесь растлит безмолвный мозг
Вечный шип змеиных кляуз,
Вечный смрад загнивших Москв,
Разлагающихся Яуз.
Здесь альпийского орла
Завлекут в гнилые гирла
Краснопресные мурла,
Москворецкие чупырла…
Потеряв способность спать,
Пропуская в сердце щелочь,
Будешь сумрак колупать
Слабым стоном: «сволочь, сволочь!»
1931, трамвай у Яузских ворот
«Эрбий, Иттербий, Туллий…»
Эрбий, Иттербий, Туллий, Стронций, Иридий, Ванадий,
Галлий, Германий, Лантан, Цезий, Ниобий, Теллур, –
Что за династия цезарей, вечных реакций основа!
Варвары смоют ее: Резерфорд, хаос, Эйнштейн!
1931
ПАМЯТИ ГРИНА
Но туда выносят волны
Только сильного душой…
Спишь, капитан? Блистающего мира
Вокруг тебя поникла тишина,
И в синеве зенита и надира
Тебя колышет звездная волна.
Из края, где в болотах гибнут бури,
Где в слякоть вырождается туман,
Ты, наконец, отплыл в свой Зурбаган
Взглянуть на голубой каскад Теллури.
Над шлюпкою, бегущей по волнам,
Задумавшись на старом волнорезе,
Ты вымечтал несбывшуюся Фрези,
Как вечную надежду морякам,
Но все мечтанья подлинного мужа
Сбываются. Они сбылись — твои:
И стала солнцем мировая стужа,
Тебя качая в вечном бытии.
О, доброй ночи, доброй ночи, старый!
Я верю: там, где золотой прибой
На скалы Лисса мчит свои удары,
Когда-нибудь мы встретимся с тобой.
12. XI.1932
ПОЭТУ
Дней осталось у тебя немного;
Не растрать хотя бы одного:
Далеко не пройдена дорога,
А с тобою — никого…
Ты, безвестный керченский бродяжка,
Одинок, запуган с первых лет,
С первых лет любовью болен тяжко
К слову легкому: поэт.
Ты, дрожа с Епископом Гатоном,
Рея на воздушном корабле,
С первых лет скитался отрешенным
По родной твоей земле.
Помнишь день, когда тебе впервые
В синем море белые ладьи
Развернули паруса крутые
В запредельном бытии?
Помнишь день, когда амфоры древней
Ты впервые тронул стройный бок,
И гончар, вовек безвестный Эвний,
В пальцы вдунул ветерок?
Помнишь ночь, когда над бухтой южной,
Как падучей ауры душа,
Просиял кометы клин жемчужный,
Не мерцая, не дыша?
Помнишь — в сердце — в эти миги трепет?
Ты не знал, что это стих цветет,
Что в тебе уже поэта лепят
Море, вечность, небосвод;
Что тебе дано пройти по миру
В зной без шляпы, в ливень без плаща,
Беззащитным, маленькую лиру
Верным компасом влача;
Что тебе дано пристрастьем жадным
Ко всему томиться, ко всему:
К людям, к песням, к зорям виноградным,
К звездам, канувшим во тьму,
К бронзе статуй, к шерсти Калибана,
К плоти дуба, к звону топора,
К тайне ядов, к реву урагана,
К мутным бредням баккара,
К четким числам, к томным каплям мирры,
К тлену мумий, к свежести озер,
Ко всему из-за решетки лиры
Простирая пленный взор!..
Что успел ты? Где твой Мир певучий?
Долог путь, а мало впереди
Дней и лет… Так стисни зубы круче
И спеши! Не жди! Иди!