Я выращиваю деревца авокадо. Это мое единственное хобби, не считая

секса. Когда я была маленькой, моим любимым фруктом или овощем - или что

это вообще такое - был авокадо. Разрезать наполовину и прилично намазать в

прорезе майонезом. А сверху посыпать очень острым порошком красного перца.

После еды я играла с большой косточкой из фрукта. Моя мама тогда всегда

говорила, что детям вовсе не нужны игрушки, они могут играть плесневой

помидориной или косточкой авокадо.

Сначала косточка очень скользкая, так как она покрыта слизью авокадового

масла. Я веду ею от тыльной стороны кисти вверх по руке. Чтобы слизь была

везде. Потом косточка должна высохнуть.

Она сохнет несколько дней. Когда жидкость высохнет, я провожу мягкой

темно-коричневой косточкой по моим губам. Они тоже должны быть сухими,

тогда возникает такое приятное ощущение от ее мягкости, что я делаю это в

течение нескольких минут. С закрытыми глазами. Так же как раньше, я водила

сухими губами вдоль сального мягкого кожаного покрытия козла в спортивном

зале, пока мне никто не мешает. «Хелен, что ты там делаешь? Перестань».

Или пока другие дети не начнут смеяться надо мной из-за этого. Это

ощущение удается сохранить всего на несколько минут, пока ты можешь быть в

спортивном зале одна. Это примерно так же мягко, как и мои ванильные рогалики

(большие половые губы), когда их только что побреешь.

Темно-коричневую кожуру надо убрать. Для этого ногтем большого пальца

я подковыриваю кожуру на косточке, и оболочка постепенно трескается. Но

делать это нужно очень аккуратно, чтобы под ногти не забивались кусочки

кожуры.

Это очень больно, и вытащить их можно только с большим трудом ногтями

и пинцетом. А выковыривать что-то из под ногтей острыми предметами еще

больнее, чем когда туда забивается кожура. И под ногтями остаются

отвратительные кровяные пятна. К сожалению, они даже не красные, они

становятся коричневыми. Нужно набраться терпения и ждать, пока ноготь

отрастет. Ноготь выглядит, как льдинка на замерзшем озере, в которой застряла

веточка красивой формы. Когда косточка остается без кожуры, становится виден

ее естественный красивый цвет - светло-желтый, а иногда даже нежно розовый.

Затем я сильно бью по ней молотком, но так, чтобы косточка не

разлетелась на куски. Потом я кладу ее на несколько часов в морозильник, чтобы

создать ей зимние условия. После этого я вставляю в нее 3 зубочистки. Кладу в

стакан с водой, чтобы зубочистки удерживали ее на идеальном уровне в воде.

Косточка авокадо выглядит как яйцо. С одной стороны она заканчивается

остро, а с другой – широко. Широкая сторона должна находиться над

поверхностью воды. На треть снаружи, а на две трети под водой. Косточка

остается в таком положении несколько месяцев.

В воде она покрывается слизью, которая мне очень нравится. Иногда я

достаю ее на время из стакана с водой и ввожу в себя. Я называю ее моим био-

фаллоимитатором. Разумеется, в качестве материнской косточки я использую

только био-авокадо. Иначе у меня вырастут отравленные деревца.

Но перед тем, как ввести в себя косточку, нужно обязательно вытащить из

нее зубочистки. Благодаря моим хорошо натренированным мышцам влагалища,

после этого я могу ее вытолкнуть из себя. Потом я снова кладу ее в воду, не

забыв воткнуть в нее зубочистки. А теперь нужно ждать.

Через несколько месяцев на широкой стороне косточки можно увидеть

щель. Она становится все шире. Глубокий прорез посередине косточки. Выглядит

так, как будто она скоро развалится на 2 половинки. Внезапно снизу начинает

расти толстый белый корешок. Он утыкается в стакан, потому что ему уже некуда

расти. Когда корешки становятся довольно длинными, можно заглянуть одним

глазом в расщелину сверху и там увидишь очень маленький зеленый отросток,

который растет вверх. Пришло время посадить косточку в горшок с посевной

землей. И вскоре вырастает настоящее деревце с множеством больших зеленых

листочков.

Ближе к акту рождения я не подхожу. Я заботилась об этой косточке в

течение нескольких месяцев. Она была во мне, и я выдавила ее обратно. И я

очень хорошо ухаживаю за всеми появившимися таким образом деревцами

авокадо.

С тех пор как я себя помню, я действительно хочу ребенка. Но в нашей

семье есть своего рода повторяющаяся модель. Моя прабабушка, моя бабушка,

мама и я. Все – перворожденные дети. Все девочки. Все слабонервные,

психически неустойчивые и несчастные. Я прервала этот цикл. В этом году мне

исполнилось 18 лет, и я уже давно копила на это деньги. На следующий день

после дня рождения, как только мне не нужно было разрешение родителей, меня

стерилизовали. С тех пор предложение, которое так часто повторяет мама, звучит

не так угрожающе: «Спорим, что когда ты родишь первого ребенка, это будет

тоже девочка?» Теперь у меня могут появиться только деревца авокадо. Нужно

ждать 25 лет, пока молодое деревце само начнет приносить плоды. Примерно

столько же нужно ждать матери, чтобы стать бабушкой. В наше время.

В то время как я тут лежу и с удовольствием размышляю о своей

авокадовой семье, боль прошла. Ты всегда сразу чувствуешь, когда она приходит;

а когда она уходит, не чувствуешь, это вообще незаметно. Но сейчас я с полной

уверенностью могу сказать, что она ушла полностью. Я люблю анальгетики и

иногда представляю, а как было бы, если бы я родилась в другое время, когда

еще не было таких сильных обезболивающих. Я не думаю о боли, но в голове

роятся мысли обо всем остальном. Я делаю несколько глубоких вдохов и засыпаю

совершенно без сил. Когда я открываю глаза, я вижу маму, которая склонилась

надо мной.

«Что ты делаешь?»

«Я накрываю тебя - ты лежишь тут совсем голая».

«Оставь так, мам, одеяло слишком тяжелое для моей раны на заднице.

Больно же. Все равно, как это смотрится. Подумай только: они здесь уже тысячу

раз видели такое».

«Ну, тогда лежи так, Бог с тобой».

Хорошее ключевое слово.

«Можешь снять вон тот крест над дверью, пожалуйста? Он мне мешает».

«Нет, не могу. Хелен, хватит нести ерунду».

«Хорошо, если ты мне не поможешь, мне придется встать и сделать это

самой».

Я свешиваю ногу с кровати, делая вид, что собираюсь встать, и стону от

боли.

«Хорошо, хорошо, я сниму. Пожалуйста, не вставай».

Сработало.

Она берет единственный в палате стул, чтобы достать с него до креста. В

то время как она на него забирается, она задает мне преувеличенно

дружелюбным и заискивающим тоном вопросы. Мне жаль ее. Но сейчас слишком

поздно. «И когда же у тебя это появилось?»

Что она имеет в виду? А, ну, да. Геморрой.

«Да он всегда был».

«Но его же не было тогда, когда я еще сама тебя купала».

«Он появился у меня тогда, когда я выросла из того возраста, чтобы меня

мыла ты».

Она слезает со стула, держит в руке крест и вопросительно смотрит на

меня.

«Положи его сюда, в ящик», - я показываю ей мой металлический ночной

шкафчик.

«Мам, а ты знаешь, что геморрой передается по наследству. Тогда

спрашивается, от кого он у меня?»

Довольно громко она задвигает ящик обратно.

«От твоего отца. Как прошла операция?»

Как-то на уроке педагогики мы проходили, что родители в разводе

пытаются перетянуть ребенка на свою сторону. Каждый родитель плохо

отзывается о втором родителе при детях.

Но при этом они не задумываются о том, что так они в любом случае

обижают одну половинку собственного ребенка. Если, конечно, можно сказать,

что ребенок – это половина мамы и половина папы. Дети, из отца которых мать