Изменить стиль страницы

Крестоносцы («Мы облаком соленой пыли…») — Современные записки. 1928.№ 36. С. 190–191. Без названия, сзаглавной строкой «Дымом соленой пыли», с датировкой «Париж, 1927» и с многочисленными разночтениями — строки 2–3 («Дыша пред зарей впотьмах / В буре морской мы плыли»), 6–7 («Глядели из-под ладони вдаль / Там, за кромешными морями»), 9-15 («А ветер — растрепанный ворох / Белокурых, как лен, волос, / Шум снастей и знаменитый шорох / Белых и алых роз. / Так от бедной земли за туманом / Скрипучий мачтовый лес / Летел, летел по океанам»), 17 («И вот в эфире вселенной»), 25 («Как взирает бездомный нищий»), 30 («На охапке сарацинских пик»), 34–35 («Черная дорогая мать — / Нас учила любить голубое»).

В рецензии на очередной номер журнала Георгий Адамович противопоставил это стихотворение стихам Г. Кузнецовой, М. Струве и А. Несмелова: «Другое дело — А. Ладинский. Ему все дается как бы шутя, он всегда беспечен и весел. Несомненно, это прирожденный, очень талантливый стихотворец. Но его стихи небогаты внутренним содержанием, и на беду свою он родился в такое время, когда стихи, “пенящиеся, как шампанское”, редко кого удовлетворяют. В этом его беда, но не его вина. Любители поэзии и теперь должны были бы оценить органичность и благодатность происхождения его стихов» (Адамович Г. «Современные записки», книга XXXVI. Часть литературная // Последние новости. 1928.4 октября. № 2752. С. 3).

13. Корабль («О пышный гул сравнений…») — Звено. 1927. № 219. 10 апреля. С. 6. Совершенно иной вариант, опубликованный первоначально в «Звене», ниже приводится целиком:

О пышный гул метафор и сравнений —
Гражданских бурь, классических ветрил,
Где все в обломках кораблекрушений,
А жизнь поэт с пучиной вод сравнил.
И, уподобив бытие земное
Ладье, влекущей к жадной смерти нас,
Мы думаем о счастье, о покое
В который раз уже, в который раз?
Но, видно, с бурями нам не расстаться,
И плотничьей покорной скорлупе
Удел — в морях взволнованных метаться,
Удел душе бездомной — плыть в толпе.
А плещется огромный мир снаружи,
Ползут по швам соленые борты —
Мы видим в щели голубые лужи,
Миролюбивых птиц, а вот и Ты.
Звездою проплываем над морями —
Мы руки простираем, мы зовем —
Но встречным кораблем под парусами
Проходишь Ты, прекрасным кораблем,
Последнею надеждой в океане…
Мы падаем на груды книг, на стол,
Наш утлый дом трепещет от рыданий,
Как палуба, скрипит и ходит пол.

Второй вариант, аналогичный вошедшему в книгу, но без заголовка и датированный 1928 г., был опубликован через два года после первого: Последние новости. 1929. № 2874. 3 февраля. С. 3.

14. Каменщики («С какою осторожностью огромной…») — Последние новости. 1926. 23 сентября. № 2010. С. 3. С разночтениями в строках 10–11 («Как птица приближения зимы: / Все рушится — непрочное созданье —»), 22 («Как держится над зеркалом морей»), 25 («Да, самое прекрасное в твореньи —») и с добавлением двух новых строф, после 6-й:

Мы надышались облачным дыханьем,
Спалили миллионы тонн угля,
Теперь мы знаем цену испытаньям,
С матросами лишенья разделя,
Мы видели чудеснейшие вещи —
Как радостно, когда в руках буссоль
И подлинный соленый ветер хлещет,
А не метафорическая соль!

15. Архангельск («В плену у льдов стеклянных…») — Современные записки. 1930. № 41. С. 165–166.

Рецензируя номер журнала с этими стихами, Георгий Адамович написал: «У Ладинского — все тот же знакомый нам игрушечный мир образов, не без волшебств, не без прелести. Все тот же стих прирожденно-уверенный и упругий. Это очень талантливый поэт — можно ли с первой его строки этого не почувствовать?» (Адамович Г. «Современные записки», кн. 41-я. Часть литературная // Последние новости. 1930. 13 февраля. № 3249. С. 3).

16. «Нам некогда подумать о здоровье…» — Современные записки. 1929. № 38. С. 184.

Разбирая этот номер «Современных записок», Георгий Адамович отметил, что стихи «подобраны в этой книжке журнала с большим вкусом <…> Ладинский — остроумен, точен, порывист, находчив. Эти качества в его стихах имеются всегда, но каждый раз им по-новому радуешься» (Адамович Г. «Современные записки», кн. XXXVIII. Часть литературная // Последние новости. 1929.

11 апреля. № 2941. С. 2).

17. Аргонавты («За ледяным окном, в глухие зимы…») — Воля России. 1926. № 10. С. 33–35. Совершенно иной вариант, состоящий из 23 строф вместо 12, ниже приводится полностью:

АРГОНАВТЫ

За ледяным окном в глухие зимы
И на завалинках кончая день,
Мечтали мы о море и о Риме
В лесном житье древлянских деревень.
Мы строили большой корабль.
Смолою Прожгли крутую выпуклость бортов.
Грузили порохом, со всей роднею
Простились под трезвон колоколов.
Ревели девки, бабы голосили.
— Ну, дуры, ничего! — Отдай концы. —
Салют! И в пушечном дыму поплыли
Родные косогоры и овсы.
Сначала шли по рекам, а навстречу
Ползут ладьи и крепкие илоты.
Народ кричит: — Куда? — А мы: — Далече,
Прощайте, милые! — Летят мосты.
И видим, крестится народ со страху,
Скребет затылок пятерней рука,
А ветер кумачовую рубаху
Раздул у рулевого мужика.
И пролетает Каспий с шумным храпом,
И мы несемся на гребне волны —
Далеко в Эфиопии арапы
И белые прекрасные слоны.
Земель не мало в синем Окияне,
В диковинку для деревенских глаз:
Грызут орехи в пальмах обезьяны
И скорлупой бросают ловко в нас.
Манили в заводь нежные сирены —
Не русские, но сладкие слова;
Нырял дельфин; над розоватой пеной
Кружилась непривычно голова.
Дымился город на пути. — Огромный
Мираж из розового кирпича,
Ввалились мы в него ордою темной,
Как дети любопытные крича.
Домины — будто каменные горы,
А в ресторанах люди, суета,
Сосут себе в соломинку ликеры,
Все образованные господа.
И женщина танцует, позолоту
Роняя — с нежных крылышек пыльцу —
Тебя бы на мужицкую работу,
Но огород полоть ей не к лицу.
И вдруг летит к ногам медведей роза,
В смущеньи не поднять и головы,
За то, мол, вам, что в ледяных морозах
Пылаете прекрасной страстью вы…
Но снова море. В сырости колючей
В овчинах зябнут плечи северян,
Корабль шумит, тяжелый лес дремучий —
Искусство корабельное древлян.
Теперь то лают по дворам собаки
И петухи поют, а люди спят,
Лишь мы, Русланы рыщем в синем мраке
И крепкий ветер наш попутный брат.
И вот труба тревогу заиграла,
Залило светом. Братцы, навались!
И, побледнев, мы стали к самопалам —
Ну, начинается, теперь держись!
Как ахнем из двенадцатидюймовых —
В плутонгах на ногах стоять невмочь
Душили газы в башнях прибортовых,
Стальные двери с петель рвали прочь.
Круги пошли по морю на рассвете —
Так, думаем, отбились кое-как,
Свернем — закурим, в голубом кисете
Еще российский правильный табак.
И вот — заря! И остров над пучиной,
На нем дубы корявые растут,
На тех дубах сусальную овчину
Драконы старенькие стерегут.
А наш пиит, ученость, — в разговоры:
Эх вы, «овчина», мужичье, — руно!
Не корабли вам строить, а заборы.
Сивуху вам тянуть, а не вино.
Ведь мы, как навигаторы Язона
Плывем тысячелетья напролет,
Эллада — наше дорогое лоно,
Россия — наш «Арго», а груз — народ… —
Ну, мы не поняли. Весьма спешили,
До слов ли непонятных в этот спех.
В два счета мы драконов порешили,
Лебедкой поднимали нежный мех.
И радио — возвышенной волною —
Гудит, как на полях тяжелый шмель,
Мы слышим, кто-то плачет над Москвою,
Антенною поскрипывает ель:
Куда б не занесла вас непогода,
Я всюду с вами на пути морском… —
А мы, какие мы уж мореходы,
Мы слезы вытираем рукавом.