Изменить стиль страницы

227. ИДИЛЛИЯ

Мы жили под сенью оливы,
Среди виноградников, хижин
И каменных круглых колодцев.
В том домике под черепицей,
В котором весь день было солнце,
И глупые осы летали
Над медом, над банкой варенья,
Над книгами и над цветами
Повсюду разбросанных платьев.
Мы утром ходили за хлебом,
И в городе смуглые дети,
Романские арки и церкви
Нам напоминали о дальнем
И прочном двенадцатом веке.
Дорога лежала долиной,
Где овцы курчавой отарой,
Позванивая бубенцами,
Щипали траву под надзором
Косматых и рыжих овчарок,
И запах овечьего сыра
Мешался с душистой лавандой.
Налево от нашей дороги
Холмы голубели, а справа
Сияло зеленое море.
И ты говорила: — Смотрите,
Как эти холмы голубые
Похожи совсем на ландшафты,
Огромной музейной картины!
Я тоже смотрел с удивленьем
На эти холмы и на море,
На парусник на горизонте,
На домики горных селений,
Потом на тебя, на худые
Прелестные руки в загаре,
И мне было грустно при мысли,
Что вся эта прелесть истлеет,
Растает, как дым, как виденье,
Что в буре погибнет кораблик
И домики в прах превратятся,
А нам от минутного счастья
Останется только могила…
Но ты беззаботно смеялась:
Зеленый усатый кузнечик,
В плену у тебя на ладони,
Сидел, как складная игрушка.
А вечером под абажуром
Скупой керосиновой лампы,
Где бабочки трепетно бились,
Мы вместе с тобою читали
Печальную книгу о Риме,
И Рим нам казался высоким
Жилищем богинь и героев.
Средь варварских кликов, средь бедствий,
Уже озаренный пожаром,
Прекрасный и мраморный город
Клонился, как солнце, к упадку.
Но все застилалось туманом —
Вселенная, комната, книга,
И тонкие смуглые руки
Весь гибнущий мир обнимали.
Париж. 1932

228. УРНА

С печальной улыбкой
Она говорила:
— Какое нам счастье
Дано: до могилы
Быть в этом блаженном
И горестном мире,
Где лозы в долине
И снег на Памире…
Она утешала:
— И самое горе
Прекрасно! А солнце —
Как праздник! И море…
Но гибельный кашель
Душил напоследок.
Цвел странный румянец
Под вздохи соседок.
Как все: со слезами,
С мечтами о рае,
В отчаяньи руки
Над бездной ломая.
Так роль приближалась
К закату финала,
И лебеди плыли
По глади канала.
И только афиша
И мраморной урны
Прелестная форма
Напомнят средь бурной
И суетной жизни
О пламени тела,
В котором, как ангел,
Душа леденела.
Прохожий, подумай
О небе за тучей,
О женских надеждах
Под ивой плакучей.

229. ЗИМА

На зимнем окошке у Блока
Хрустальная роза цвела,
Орел над аптекой высоко
Расправил два черных крыла.
Прекрасная Дама смотрела
Сквозь слезы на шедший с небес
На снег бертолетово-белый,
На черные ветви древес.
Дымились над каждой квартирой
Дымки благодетельных труб,
В морозном лесу под секирой
Звенел государственный дуб,
Звенел на морозе столетий
И медленно падал в сугроб,
И топал, как в детском балете,
Медведь косолапый: топ-топ.
Но буря дохнула жестоко
На льды фантастических зим —
На зимнем окошке у Блока
Растаяла роза, как дым.
Париж. 1931

230. ДУША НА ВИНОГРАДНИКЕ

1
О муза, ты мнила
Быть ангелом тут
И вдруг полюбила
Терпенье и труд.
Стихи о пшенице,
О тучных волах,
О маленьких жницах
И о пастухах,
Влюбилась в амбары,
Где хлеб, как свинец,
В точила, в отары
Курчавых овец.
Но это обилье,
И житницы, мед,
И мельничьих крыльев
Скрипучий полет,
И сей виноградник —
Нам только даны,
Как сцена, как задник
Богатой страны,
Как мир декораций,
В котором душа,
Рукою горячей
Снопы вороша,
Живет и вздыхает,
Обманутый Крез,
Сквозь сон вспоминает
Сиянье небес…