209. «В пылающих розах…»
В пылающих розах
Цыганская шаль,
В туманных морозах
Прекрасная даль.
Любовь на пороге,
Письмо — на столе —
О дальней дороге
И о короле.
И легкие сани
Приносят гусар.
В ночном ресторане
Под ропот гитар.
Цыганка забьется
В падучей грудной,
Шампанское льется
Прохладной рекой.
И вот — розоватый
Хрустит листопад —
Доходы с богатых
Имений летят.
Так в северной власти
В сугробах сердца
Пылают от страсти
Под звон бубенца.
210. «Мы начинаем день тревожно…»
Мы начинаем день тревожно:
Ну как бы не разбить чего,
В сосуде хрупком осторожно
Храним небесное вино.
Кипит трагический напиток
В голубоватом хрустале,
Но тысячью цепей и ниток
Влечет и клонит нас к земле.
Автомобильным поворотам
Не доверяя, как мечтам,
Мы переходим мир с расчетом,
Как шумный уличный бедлам.
Темнеют заросли природы,
Но под защитой светлых лир
Растерянные пешеходы
Пересекают бренный мир.
Подхватывает нас теченье,
Как палуба, земля скользит,
От грохота и опьяненья
Все кружится, и нас тошнит.
И вдохновенными слезами
Мы плачем горестно потом
Над голубыми черепками,
Над пролитым впотьмах вином.
211. «Падают корабельные стены…»
Падают корабельные стены,
От тропических штормов устав,
Пароходные плачут сирены,
И взывает средь звезд телеграф.
Но никто этих воплей не слышит —
Мир уснул. На далекой земле
Люди спят под надежною крышей,
На удобных постелях, в тепле.
Только шумным беспутным поэтам,
Полуночникам и чудакам,
Слышен голос грудной пред рассветом,
Прилетевший с морей к кабакам.
В этом мире прекрасном им скучно,
Все им чудится и в тишине,
Что не все стало благополучно
В самой благополучной стране.
212. ПОГОНЯ
Люблю пороховую синеву
Над башенками в штормовых ознобах,
Где розовую девичью Москву
Мы берегли и кутали в сугробах.
Она росла снегуркой восковой,
И, опустив огромные ресницы,
Ходила с песней за водой,
На пяльцах вышивала плащаницы.
И вдруг ушла народная душа
За табором в цыганские улусы.
Мы собирали, горячо дыша,
Отечество — рассыпанные бусы,
Нам пели на колодцах журавли,
И рыцарских коней носили тропы.
Так мы в погоне средь степей нашли
Уроненную туфельку Европы.
213. «Бог любит бедных стихоплетов…»
Бог любит бедных стихоплетов —
Бездельников и чудаков,
И книжки их без переплетов
В дыму табачных облаков.
Он любит их удел счастливый
И рифмы для плохих стихов
Подсказывает терпеливо
С блаженных райских берегов.
Они слова на север сеют,
От споров гибнет тишина,
Они от злости зеленеют,
От зависти и от вина.
Но в этих галстуках небрежных,
В дырявых сбитых башмаках,
То в близоруких, то в безбрежных
Туманных голубых глазах, —
В ничтожестве и прозябаньи
Нам слышен отдаленный лет
Небесной музы и дыханье
Прекрасных ледяных высот.
214. «Ты бьешься над зябким созданьем…»
Ты бьешься над зябким созданьем —
Над розой поэм. Снег идет,
И ты согреваешь дыханьем
Холодное сердце, как лед.
Но льдинка растает едва ли,
А розы — мечтательный вздор,
Поэму твою освистали,
И воздух стал воздухом гор.
Разводит сапожник руками
Над бедным твоим башмаком,
И все, как в плохой мелодраме,
Кончается смертью потом.
И кажется жизнь безголосой
Ничтожной подругой мечты,
Когда за ночной папиросой
О смерти подумаешь ты:
Жестокое сердце истлеет,
И листики музы твоей
Забвенье земное развеет,
Как ветер полярных полей.
215. «Чуть воздух замутив хрустальный…»
Чуть воздух замутив хрустальный,
Холодный воздух синевы,
Ледок ломая музыкальный,
Покинем этот мир и мы.
Еще волнуются невежды
И о прекрасном говорят,
Но красота смежает вежды
И сходит робкой тенью в ад.
Там будем плакать мы от скуки
В тени безлиственных древес,
Ломая призрачные руки
Под сводом пепельных небес.
Там в адском мраке зал и лестниц,
В сияньи обреченных глаз
Среди прелестных смутных грешниц
Я встречу, может быть, и Вас.