Герцог нетерпеливо топнул ногой.

— Вы мне это уже говорили! — прорычал он. — Зачем повторять?

— Я повторяю это потому, что моя безрассудная страсть опорочила в ваших глазах самую чистую и благородную из женщин. Вам нечего ей прощать. Если вы убьете меня, будьте с ней человечны, не превращайте ее жизнь в бесконечные мучения.

— Довольно болтать! — прервал маркиза Норберт. — Или я назову вас трусом!

— Ну, так пусть же нас рассудит Бог! — воскликнул де Круазеноа, хватая шпагу.

Он был известен как хороший фехтовальщик и имел за плечами множество побед.

Де Шандос же мог полагаться на унаследованную от отца физическую силу, которая намного возросла от крестьянской работы. Он фехтовал грубо, неровно, неправильно и этим сбивал с толку своих противников.

Освещенное фонарем пространство было слишком мало для боя. Стоило одному из бойцов отступить на пару шагов и он оказался бы во тьме, едва ли не в полной безопасности, оставив врага в круге света.

Именно так и поступил герцог, как только маркиз бросился в первую атаку.

Она же оказалась и последней.

Норберт отпрыгнул назад, в тень, и стал почти невидимым для хорошо освещенного де Круазеноа.

Де Шандос тут же воспользовался своим преимуществом и всадил маркизу шпагу между ребер.

Жорж выронил оружие и упал.

Трижды он пытался подняться, один раз ему даже удалось сесть, но силы оставили его.

Он растянулся во весь рост у самого края ямы.

Кровь хлынула из его горла.

Начались предсмертные судороги.

Герцог следил за агонией своего врага, опираясь на уже ненужную шпагу.

Вскоре он понял, что перед ним лежит труп.

Норберт весь дрожал.

Его мучил страх при одной мысли о том, что сюда может прийти кто-то из слуг, привлеченный светом фонаря.

Но не меньший ужас вызвала у герцога необходимость прикоснуться к мертвому телу, чтобы сбросить его в могилу.

Де Шандос долго стоял, не шевелясь, и собирался с духом, чтобы выполнить последнее условие дуэли.

Наконец, он решился.

Взявшись непослушными пальцами за одежду маркиза, Норберт приподнял труп и столкнул его вниз.

Тело упало на дно ямы с глухим стуком, от которого волосы герцога встали дыбом.

Им овладело то страшное опьянение, которое порою заставляет убийц издеваться над трупом жертвы.

Схватив лопату, которой несколько минут назад несчастный маркиз копал себе могилу, де Шандос стал лихорадочно забрасывать его землей.

Засыпав яму доверху, герцог старательно утоптал грунт. Потом перенес на это место большую кучу навоза.

Все…

Норберт оглядел площадку.

— Если завтра будет дождь, то не останется никаких следов, — пробормотал он. — Вот как герцог де Шандос мстит за поругание своей чести!…

Тут он осекся.

В нескольких шагах, за кустами, виднелась чья-то голова, блестящими глазами следившая за каждым его движением.

Герцог пошатнулся.

Сколько было сделано предосторожностей — и все насмарку!

Теперь его ожидают бесчестье, суд, каторга…

Де Шандос подобрал окровавленную шпагу и кинулся на свидетеля, чтобы похоронить его вместе с ужасной тайной.

При первом же движении Норберта раздался пронзительный визг. Из кустов выскочила женщина и со всех ног побежала во дворец герцогов де Шандосов.

Норберт догнал ее у самой двери и схватил за платье.

Она бросилась перед ним на колени и закричала:

— Пощадите, не убивайте меня!

Герцог отвел ее на пустырь, к фонарю.

При свете он увидел, что перед ним — некрасивая, плохо одетая девчонка лет восемнадцати. Ее лицо показалось ему смутно знакомым.

— Кто ты? — спросил Норберт.

Она билась в истерике.

Герцог понял, что ничего не сможет добиться, пока не успокоит ее.

— Не плачь, — сказал он как можно мягче. — И не трясись. Я не сделаю тебе ничего плохого.

Рыдания девушки стали немного тише.

— Как тебя зовут? — повторил свой вопрос герцог.

— Каролина…

Это имя было Норберту незнакомо.

— Каролина? — повторил он, пытаясь вспомнить, где ее видел.

— Каролина Шимель, ваша светлость.

— Ты знаешь меня?

— Я служу у вас на кухне уже три месяца, господин герцог.

— Почему ты не на свадьбе у моего второго конюха?

— Я не виновата!

— И все же, почему?

— Я хотела туда пойти, но…

— Что?

— У меня нет хорошего платья.

— Сколько ты получаешь?

— Пятнадцать франков в месяц, ваша светлость.

— Почему же ты не одолжила платье у кого-нибудь?

— Горничные не дают. Они говорят, что я слишком…

— Слишком?…

— Некрасива, господин герцог. А еще — что от меня воняет кухней…

— Как ты попала в парк?

— Мне было очень скучно. Я сидела в своей комнате и плакала от обиды на горничных…

— И что же?

— Я случайно взглянула в окно и увидела свет вашего фонаря.

— И ты пошла посмотреть, кто это?

— Я думала, что еще кто-нибудь из прислуги остался дома и мне не будет с ним так одиноко.

— Что ты увидела в парке? — решился, наконец, Норберт задать самый главный вопрос.

Каролине снова стало страшно.

— Отвечай же, — настаивал герцог.

Она молчала.

"Черт побери! — думал Норберт. — Не убивать же ее… Это было бы позорно. А на дуэль девчонку не вызовешь… Дьявол ее сюда принес! Придется хорошо заплатить ей за молчание. После пятнадцати франков в месяц это произведет достаточно сильное впечатление".

— Не бойся, — продолжал он. — Скажи мне всю правду — и я награжу тебя.

— Вы не обманете бедную девушку?

— Даю честное слово дворянина, — поклялся де Шандос.

— Я видела все, ваша светлость.

У Норберта потемнело в глазах.

— Расскажи по порядку. Когда ты пришла?

— Вы только начинали рыть яму. Я решила, что вы с этим господином…

— Ну?

— Ищете клад, — закончила она. — Господи, как я ошиблась!

Девушка опять заплакала.

— Что же было дальше?

— Этот господин что-то говорил, но я ничего не расслышала.

"Хоть в этом повезло", — мрачно подумал герцог.

— А потом вы взялись за шпаги и начали драться. Это было так красиво…

— Все?

— Нет. Этот чужой господин упал.

— Продолжай.

Каролина дрожала так сильно, что у нее стучали зубы.

— И вы…

— Что я?

— Вы его зарыли в яму.

— Ты хорошо разглядела этого человека?

— Да, господин герцог.

— Знаешь ли ты, как его зовут?

— Нет.

— Видела ли ты его прежде?

— Нет, ваша светлость.

Норберт перевел дух.

— Послушай, девочка, — сказал он. — Ты умеешь держать язык за зубами?

— Да. У меня нет ни подруг, ни поклонников: я слишком некрасива. Мне не с кем даже поговорить…

— Если ты будешь молчать, а еще лучше — забудешь все, что видела сегодня в парке, то я сделаю тебя счастливой.

— Клянусь вам, господин герцог, что никому ничего не скажу!

— Завтра я дам тебе много денег.

— Спасибо, ваша светлость!

— Ты станешь богатой невестой и у тебя сразу появятся поклонники.

— Дай-то Бог!

"Куда бы ее услать подальше?" — соображал де Шандос.

— Есть ли такой молодой человек, за которого ты мечтаешь выйти замуж?

Девушка покраснела.

— Вижу, что есть. А где он живет?

— Он уехал в Америку…

— Прекрасно! — вырвалось у Норберта. — То есть, я хочу сказать, у тебя теперь все будет прекрасно. Ты получишь деньги и поедешь к нему в Америку. Перед богатой невестой он не устоит. А теперь иди в свою комнату и ложись спать, а утром Жан скажет тебе, что делать дальше.

— Слушаюсь, ваша светлость.

— Но помни: я рассчитываю на твое молчание. Не проболтаешься — будешь счастлива. Скажешь хоть одно слово — и ты погибла.

— Клянусь Богоматерью, господин герцог!

— Иди.

Каролина ушла, смеясь и плача одновременно.

Де Шандос снял с дерева фонарь и еще раз осмотрел пустырь.

Все было в порядке.