— Мне не до смеха. Это просто нервы.

— Простите.

— Ничего, старый Жан. Кто заботится о чести де Шандосов больше, чем ты?

— Когда вернетесь, постучите хлыстом в окно. Я сразу же выйду.

— Хорошо, — сказал герцог и пришпорил Ромула.

Этот конь недаром выиграл на скачках первый приз.

Он скакал стремительным галопом, по-птичьи вытянув шею.

"Что, если это письмо — всего лишь злая шутка бывших собутыльников? — размышлял герцог, подпрыгивая в седле. — Тогда они заставят меня часок-другой помучиться в засаде, а сами придут посмотреть на мой позор. Весь Париж будет хохотать над глупой ревностью де Шандоса… Надо быть поосторожнее".

Он решил не ехать прямо к дому, а сделать большой крюк по набережной.

Только сейчас он сообразил, что есть одно затруднение, которого они с Жаном не предусмотрели. Что делать с лошадью?

Герцог уже подумывал, не привязать ли Ромула к ближайшему дереву, когда заметил у входа в кабачок солдата.

— Эй, любезный!

— Что вам угодно?

— Окажи мне услугу.

— Меня отпустили ненадолго. Я хочу посидеть в кабачке за чаркой. У хозяина недурное вино!

Норберт соскочил с коня.

— Я заплачу двадцать франков.

— Ого! А что надо сделать?

— Постереги мою лошадь и поводи ее, чтобы не замерзла, пока я вернусь.

— Только вы не очень долго. Если я опоздаю в казарму, меня накажут.

— Ладно.

…Герцог притаился на углу улицы Барбе-де-Жуи, прямо напротив входа в собственный парк.

Перед этим он обошел соседние кварталы, а улицу Барбе-де-Жуи осмотрел дважды.

Никого.

Де Шандос понял, что письмо — не розыгрыш бывших друзей. Он участвовал с ними во множестве подобных развлечений и знал, что они бы притаились где-то поблизости, чтобы насладиться глупым видом ревнивого мужа.

Может быть, это просто клевета?

Норберт решил подождать до полуночи. Если за это время никто не придет, то он признает невиновность герцогини и уедет обратно.

Три окна в совершенно темном дворце были слабо освещены.

Это были окна спальни Мари.

Она сейчас, наверно, сидит одна у камина со слезами на глазах.

Так проходят все ее вечера.

— Неужели эта женщина может поджидать любовника? — прошептал герцог. — Это невозможно!

И все-таки он не двинулся с места.

— А если бы она действительно ждала? — продолжал де Шандос. — Я женился на ней против ее воли. Я ненавидел ее и любил другую, почти не скрывая ни того, ни другого. Если она после всего этого и ждет мужчину, то что я могу ей сказать? По закону, конечно, право на моей стороне. А по совести?

Герцог стоял на холодном ветру, прижавшись к каменной стене.

Сколько он уже мерзнет тут?

Он вынул часы из кармана, но едва разглядел собственную руку.

Куранты Дома Инвалидов пробили половину неизвестно какого часа.

Норберт собрался уходить…

И вдруг услышал шаги.

Это не была твердая походка человека, имеющего право идти туда, куда он направляется.

Поступь выдавала неуверенность ночного путника.

"Неужели это он?" — подумал герцог.

Шаги смолкли напротив, у входа в парк де Шандосов.

В ночной тишине резко проскрипели петли ворот.

Норберт не хотел верить своим ушам, тем более, что его глаза ничего не видели.

"Может быть, это вор? Нет. Иначе он не полез бы во дворец, не поставив сообщника покараулить у ворот… Жених какой-нибудь служанки? Но все служанки на свадьбе и их женихи, наверное, там же…''

В парке неизвестный трижды хлопнул в ладоши.

Свет начал перемещаться из спальни герцогини в вестибюль.

Де Шандосследил за тем, как одни окна темнеют, а другие освещаются, выдавая движение его жены ко входной двери.

Сомнений больше не было.

Мари ждала любовника. Он подал условный сигнал и она пошла открыть ему дверь.

Герцог уже не чувствовал холода. Голова его горела, кровь стучала в висках.

Как наказать негодяев, порочащих его честь? Какая кара соответствует тяжести их преступления?

— Нет на земле такой казни, — прошептал Норберт. — которой было бы достаточно!

Он бросился к воротам и огромными прыжками помчался во дворец.

Герцогиня де Шандос действительно ждала в этот вечер Жоржа де Круазеноа.

Бедняжка, наконец, попала в западню, ловко подстроенную Дианой де Мюсидан, которую она продолжала считать своей лучшей подругой.

Накануне она встретилась с Жоржем в салоне графини. Им удалось поговорить наедине — и Мари, не устояв перед страстной мольбой любимого, назначила ему свидание.

— Будь что будет, — сказала она. — Завтра в половине одиннадцатого вечера приходите через парк. Ворота будут не заперты. Под моим окном хлопните три раза в ладоши.

— Как я узнаю ваше окно?

— Во всех остальных будет темно.

Мадам де Мюсидан, как всегда, их подслушивала.

Она не пропустила ни единой подробности, касающейся предстоящего свидания.

Диана ликовала: ее час настал!

Теперь надо было сообщить Норберту, когда и где его жена ожидает любовника, и проследить за Мари, чтобы она не смогла отменить встречу.

Два дня мадам де Мюсидан под разными предлогами не отходила от своей подруги, пока не наступило назначенное время.

Несчастная Мари горько раскаивалась в своей минутной слабости. Она готова была отдать что угодно, лишь бы взять обратно свое обещание, но не имела такой возможности.

Наконец, Диана уехала. Мадам де Шандос хотела побежать к воротам и запереть их, пока Жорж еще не пришел.

Она взяла свечу и ключ от ворот, но не успела сделать ни одного шага, как под окном раздались три условных хлопка.

Если бы Жорж знал, что он наносит три удара в истерзанное сердце любимой!

Герцогиня поспешно наклонилась к камину, чтобы зажечь свечу. Руки ее тряслись от волнения, горячий воск обжигал нежную кожу, а фитиль все не загорался…

— Господи, — шептала она, — только бы он не вошел сюда! Нет, он не войдет, он же не знает, что во дворце никого нет! Он подождет меня в парке!

Мари ошиблась.

Диана, как бы между прочим, сказала Жоржу, что вечером герцогиня останется одна.

Иначе он никогда бы не решился войти без приглашения.

Маркиз подошел к двери и потянул за ручку. Дверь была не заперта.

Он вошел во дворец герцогов де Шандосов и стал ощупью подниматься по лестнице.

Когда Мари, наконец, удалось зажечь свечу, она кинулась в парк, чтобы остановить Жоржа и упросить его немедленно уйти. Она готова была даже солгать, что с минуты на минуту должен приехать муж.

Герцогиня распахнула дверь на лестницу…

Перед ней стоял маркиз — бледный, смущенный, дрожащий от возбуждения.

Мари в страхе отпрянула.

— Бегите прочь, иначе мы погибли! — хотела крикнуть она, но не смогла произнести ни звука.

Жорж шагнул вперед.

Она попятилась.

Маркиз двинулся за ней.

Она отступила еще на шаг.

Так они достигли ее спальни.

Войдя туда следом за мадам де Шандос, молодой человек закрыл за собой дверь.

Мари только сейчас смогла заговорить:

— Маркиз, вы должны немедленно уйти. Вчера я поддалась эмоциям, но сегодня опомнилась. Вы слишком великодушны, чтобы воспользоваться моей вчерашней слабостью.

Жорж умоляюще смотрел на нее — и не двигался с места.

— Уходите же!

— Мари!

— Оставьте меня навсегда…

— Но я люблю вас!

— И я вас тоже, — вырвалось у герцогини.

— И вы меня гоните?

— Я бы с радостью отдала жизнь за то, чтобы хоть один год быть вашей женой. Но я — жена герцога де Шандоса, перед Богом и людьми, ныне и вовеки…

Маркиз опустил голову.

— Я люблю вас, Жорж, но не могу нарушить свой долг. Может быть, я умру от горя, но зато с чистой совестью и незапятнанной честью… Прощайте!

— Я не могу вот так расстаться с вами, — прошептал Жорж.

— Если вы меня по-настоящему любите, — продолжала герцогиня, — то моя честь должна быть вам так же дорога, как ваша собственная. Уйдите. И больше не ищите встреч со мной. Я не умею ни обманывать, ни изменять.