Барон де Брюле обратится за помощью к экстравагантной виконтессе де Буа-д'Ардон, которая не раз доказывала им свою дружбу.

По вечерам, когда стемнеет, они будут встречаться в маленьком кафе на Елисейских полях, чтобы обменяться своими впечатлениями и открытиями.

Приняв эти решения, друзья расстались.

"Самое главное — я должен быть абсолютно уверен в успехе, — думал Андре, шагая домой. — Тогда все будет получаться как бы само собой. Точно так же, как больной выздоравливает быстрее, если ему не напоминают о его недуге. Одна только мысль о том, что я теряю Сабину, может свести меня с ума в самый неподходящий момент. Когда умрет последняя надежда, тогда и буду отчаиваться".

Половину ночи он провел в размышлениях.

Основная проблема: где взять время?

Чтобы выяснить, как удалось Генриху заставить графов Мюсиданов обещать ему свою дочь, нужно вести слежку за де Круазеноа с утра до вечера.

И неизвестно, сколько дней.

Зато совершено ясно, что каждый день придется есть, пить, нанимать фиакр, да мало ли что еще…

Занять денег у де Брюле?

Он, конечно, даст.

Но нельзя бросать работу у подрядчика Ганделю: если за Андре уже следят, то противники сразу же поймут, что он начал какую-то игру.

Около часу ночи Андре решил, что утром пойдет к Ганделю и расскажет ему все.

Разумеется, кроме имени своей любимой.

Добряк Ганделю поможет ему выкроить свободное время для слежки за Генрихом.

С этой мыслью молодой человек уснул.

…В девять часов утра он уже подходил к дому господина Ганделю.

Первым, кого он встретил во дворе, был сын подрядчика, каким-то чудом поднявшийся так рано.

Молодой Ганделю подпирал стенку и от нечего делать смотрел, как конюхи чистят лошадей.

Воротник его был помят, галстук плохо завязан, а волосы не расчесаны.

Гастон де Ганделю, как он называл себя в свете, мрачно курил английскую сигару, держа руки в карманах и всем своим видом выражая отвращение ко всему окружающему и полное разочарование в жизни.

Заметив Андре, он гортанно закричал:

— Вот он, наш великий художник! Ставлю десять луидоров, что вы идете к папе по личному делу!

— Да. Он у себя?

— Папа дома. Идите, он скорее будет говорить с вами, чем со мной, своим единственным наследником. Он заперся от меня в кабинете.

— Вы шутите?

— Не имею такой привычки. Спросите у моих друзей — графа Шарля или маркиза Гельдера — часто ли я шучу. Папа мной недоволен. А я нахожу его деспотизм смешным, как говорит Лезнер.

Молодой Ганделю отвел Андре в сторону, чтобы конюхи не услышали продолжения их разговора.

— У меня нет ни гроша! — трагически зашептал Гастон. — Это невыносимо! Человек с дырявым кошельком — уже не человек, как говорит Леонтина. К тому же папа не хочет оплачивать мои долги и даже грозится напечатать об этом объявление в газетах. Неужели он надеется испугать меня…

Молодой человек умолк на полуслове, будто его вдруг осенила удачная мысль.

— Послушайте, не можете ли вы сделать мне пустяковое одолжение? — спросил он.

— Какое?

— Дайте взаймы десять тысяч франков. Я верну вам двадцать тысяч в день моего совершеннолетия.

Скульптор был крайне удивлен подобной просьбой.

— Я должен вам признаться, месье… — начал было Андре, но Гастон прервал его.

— Боже мой, какую же глупость я сморозил! Простите меня и ни в чем не признавайтесь! Если бы у вас было десять тысяч франков, вы не работали бы здесь, как говорит Дюпюи. Но мне позарез нужна эта сумма! Я подписал долговое обязательство на имя Вермине, а он неумолим. Вы, конечно, знаете Вермине?

— Впервые о нем слышу.

— Вы приехали из Китая или свалились с Луны? Он — директор Общества взаимного дисконта, мой милый Андре!

— Простите, но я впервые слышу и о дисконте. Что это?

— Учет векселей с выплатой процентов за неиспользованное время. Понимаете?

— Не совсем. Но это, пожалуй, неважно. Я никогда не подписываю векселей.

Гастон был поражен такой непрактичностью собеседника.

— Это очень просто, выгодно и удобно! Напрасно вы отказываетесь от такого прекрасного способа в один миг избавиться от всех забот! Мне нужны были деньги, я обратился к Вермине — и он тут же отсчитал их. Если бы я попросил вдвое больше, то он и тогда бы не отказал мне. Добрейший человек!

— Вы так думаете?

— Конечно! Только одно меня немного беспокоит: я по его совету, для облегчения дисконта, подписал векселя чужим именем.

Наивное признание великовозрастного балбеса испугало скульптора.

— Что вы наделали? Это же преступление! — воскликнул он.

— Ничего подобного, — спокойно ответил Гастон. — Ведь я же заплачу! К тому же мне нужды были деньги. Я задолжал Ван-Клопену. Вы его знаете? Ну, конечно, знаете! Его знают все! Великолепный модельер! Как он умеет одевать дам!… Я заказал ему три платья для своей Зоры. Поэтому мне и пришлось обратиться к Вермине, ведь папа не дал бы мне столько денег. Так что во всем виноват папа.

— Вы в этом уверены?

— Еще бы! — громко заговорил обозленный Гастон, совершенно забыв о существовании конюхов. — А то, что отец доводит меня до крайности, не преступление с его стороны? Добро бы он сердился только на меня! Но вымещать злость на ни в чем не повинной женщине — это уже совсем непорядочно! Бедная мадам де Шантемиль!

— Кто это? — спросил Андре.

— Вы что, не знаете Зору? Вы же пировали вместе со мной у нее на новоселье!

— Так вы говорите о Розе?

— Да. Только мне не нравится это имя и я его переделал на свой вкус. Так вот, папа недавно обозлился на нее. И как вы думаете, что он сделал? Ставлю двадцать луидоров, что не угадаете!

— И пытаться не буду!

Молодой Ганделю опять заговорил тише.

— Он подал на нее жалобу в полицию.

— За что же? — удивился Андре.

— За развращение несовершеннолетнего, то есть меня. Как будто меня еще можно развратить!

— И что же с ней сделали?

— Арестовали и посадили в Сен-Лазар, — ответил Гастон, вытирая глаза рукавом. — Бедная Зора! Я вообще уже совсем разочаровался в женщинах, но Зора…

Гастон всхлипнул.

— Как она меня любила! — продолжал он. — Какие у нее шикарные волосы! Ее парикмахер двадцать раз говорил мне, что больше ни у кого таких не видел. И ее — в Сен-Лазар?!

Молодой Ганделю со злостью отшвырнул окурок сигары.

— Когда за ней пришли полицейские, она подумала обо мне и сказала: "Мой волчонок, чего доброго, пустит себе пулю в лоб". Мне передала эти слова ее кухарка. А я ничего не могу сделать для своей Зоры! Я ходил в Сен-Лазар, чтобы утешить ее, но меня туда не пустили…

Он заплакал.

— Не отчаивайтесь, месье Гастон, — тихо проговорил Андре. — Наберитесь мужества.

— Его-то у меня хватает! Как только стану совершеннолетним, сразу женюсь на ней! Вот увидите! А еще я отомщу негодяю Катену. Вы его знаете?

— Нет.

— Это поверенный моего отца. Он донес папе, что у меня много долгов, посоветовав не давать мне денег и написать жалобу на Зору. Папа бы никогда не додумался сделать такую подлость! Завтра же вызову адвоката на дуэль. Вы не хотите быть моим секундантом?

— Я почти ничего в этом не смыслю.

— Ну и не надо! Я найду себе таких секундантов, что он испугается одного их вида! У меня есть знакомые офицеры. Дело ясно как день! Он меня оскорбил! Я ставлю условия. Стреляемся на пистолетах с десяти шагов. Или пусть адвокат посоветует папе забрать жалобу!

В другом настроении Андре, вероятно, посмеялся бы над этим ребячеством. Но сейчас он слишком спешил и рад был бы поскорее отделаться от назойливого юнца.

Ему повезло. Из дома вышел лакей и доложил:

— Господин художник, хозяин увидел вас из окна кабинета и желает говорить с вами.

— Сию минуту, — поспешно отозвался Андре и прибавил, обращаясь к Гастону:

— Желаю вам успеха.

Молодой Ганделю остановил скульптора.

— Вы идете к отцу, — прошептал он. — Попросите его за меня. Он уважает вас. Скажите, что я доведен до полного отчаяния и намекните на возможность самоубийства. Это его испугает. Если он выпустит Зору и заплатит мой долг Вермине, то я готов сделать для него все, что угодно…