Правда, он соглашался на то, чтобы подпись Макэ стояла рядом с его подписью под большинством пьес.

Будучи хорошим рассказчиком, он требовал от слушателей полного внимания. Он делал все, чтобы пленить и очаровать их. Если кто-либо отвлекался, это доставляло ему огромные стра­дания. Он готов был переписать целую главу или акт, лишь бы его произведение слушали увлеченно.

Во время первой репетиции «Трех мушкетеров» Дюма сто­ял за кулисами и наблюдал, какое впечатление производила каждая реплика актеров. Когда репетировали седьмую картину, он заметил, что дежурный пожарный ушел со своего привычно­го места. Дюма подозвал его и спросил:

—    Почему вы куда-то исчезли во время репетиции?

—    Эта сцена понравилась мне меньше других.

Ничего не сказав, Дюма бросился в кабинет директора театра Амбигю, снял сюртук и галстук, расстегнул воротничок­ рубашки и попросил принести ему текст седьмой кар­тины.

—   Пожалуйста, — сказал директор театра, протянув Дюма рукопись, которую тот сразу же бросил в огонь.

—    Что вы делаете?—воскликнул директор.

—   Пожарному эта сцена не понравилась, и теперь я пони­маю, почему! — ответил Дюма. Через час был готов новый вариант седьмой картины.

                                                      * * *

Увы! После 30-легнего успеха в театре фортуна отверну­лась от Дюма. Это было для него настоящим потрясением. Оставшись без средств к существованию (хотя сквозь пальцы у него утекло 20 миллионов), Дюма становится искателем при­ключений: он путешествует по России, Северной Африке, Ита­лии, где вступает в ряды гарибальдийцев. Наконец, с множест­вом новых замыслов он возвращается в Париж.

Но его время, похоже, прошло. Его произведения перестали пользоваться популярностью. Тогда Дюма заточил себя в боль­шой квартире на бульваре Малесерб, правда, окружив себя самым настоящим гаремом. Его одиночество скрашивали лег­комысленные молодые создания, как правило, разгуливавшие по квартире в неглиже, которых он любовно называл «мои забавницы».

Все отвернулись от него. Единственным предметом его гордости остается сын, которого подарила ему белошвейка. После появления романа «Дама с камелиями» он стал кумиром всего Парижа.

Умер Дюма в 1870 году в предместье Дьепа. Из жизни ушел незаурядный человек, о котором Дюма-сын так метко сказал: «Мой отец — это большое дитя, которым я обзавелся, когда был еще совсем маленьким».

КАК МАРКА ТВЕНА СПРАШИВАЛИ, НЕ СЧИТАЕТ ЛИ ОН СЕБЯ СВОИМ БРАТОМ

«Вчера в четыре часа пополудни мы пересекли экватор. Клара сфотографировала его...» Такого рода высказывания мо­лодого американца, с которым читатели познакомились в 1870 году, просто ставили в тупик своей экстравагантностью поклон­ников французского комедиографа Эжена Лабиша. Этот гени­альный сумасброд говорил также: «Не лгите без нужды, в один прекрасный день ложь может вам пригодиться». Его звали Сэмюэл Клеменс. Но он более известен под литературным именем Марк Твен.

Он сменил множество профессий: был лоточником, лоцма­ном на Миссисипи, золотоискателем, издателем, предпринима­телем, лектором. О его жизни, полной разных приключений, рассказывают много забавных историй.

Он родился в 1835 году во Флориде и был пятым ребенком в семье. Это был очень способный мальчик, мечтатель и фан­тазер, неистощимый на выдумки и шалости.

Рождение Сэма, если верить его словам, было отмечено одним драматическим событием:

«Нас было двое близнецов -  Марк и Уильям, и мы походи­ли друг на друга как две капли воды. Когда мы появились на свет, акушерка, купавшая нас, на минуту отвлеклась, и один из нас, воспользовавшись этим, утонул. Родители так и не смогли понять, кто же остался в живых. И я до сих пор не знаю, кто я — Марк или Уильям. Это трагедия всей моей жизни!»

У отца Сэма, бывшего одновременно и судьей, и бакалей­щиком, не хватало времени для занятий с детьми. Определив наказание преступнику и продав кусок колбасы, он запирался у себя в комнате и обдумывал грандиозный проект углубления русла реки Сале, которую он непременно хотел сделать судоходной.

В отличие от своего мужа, миссис Клеменс была не столь оригинальна. Она была пуританских нравов и верила в то, что бог непременно покарает грешников. Если вдруг ей казалось, что она произнесла двусмысленность или бранное слово, она сразу же на всякий случай ложилась в постель, ожидая, что господь ниспошлет ей болезнь в качестве наказания.

По чистому совпадению случалось и так, что после креп­кого словца кто-то в семье умирал. Дрожа от страха, эта храбрая женщина удваивала свое рвение и строго-настрого запрещала детям даже малейший намек на шутку.

В такой несколько нервозной атмосфере и прошла юность одного из самых великих юмористов мира.

Миссисипи была его самым большим, правда, порой опас­ным товарищем по играм.

Клеменсы жили в небольшом американском городке Ган­нибале, в дне ходьбы от тех мест, где жили еще не покоренные индейцы. Граница между цивилизованным миром и их тер­риторией проходила как раз по реке. Соорудив плот, Сэм с друзьями уплывал на островок, где они жили несколько дней, добывая себе пищу охотой и рыбалкой и укрываясь на ночь в шалашах.

Позднее, вспоминая собственное детство, Марк Твен опи­сал все это в книге «Приключения Тома Сойера», который как две капли воды походил на маленького Сэма.

В 22 года он стал лоцманом на Миссисипи. Это было нелегким ремеслом: надо было провести судно так, чтобы оно миновало все препятствия и не село на мель.

В команде был один чернокожий, обязанностью которого было измерение глубины реки. Убедившись, что глубина дос­таточна для прохождения судна, он вытаскивал из воды лот и кричал: «Марк твен» (мерка—два). Эти слова показались Сэму благозвучными, и он взял их в качестве псевдонима, которым подписывал свои первые юмористические рассказы.

Когда началась война между Севером и Югом, он, непо­нятно из каких соображений, встал на сторону южан. Однако несколько недель спустя он дезертировал из армии и в дальней­шем отзывался о ней весьма нелестно. «Казалось, у всего этого детского сада не хватало ума, чтобы насадить наживку на крючок. Но от отсутствия ума, похоже, никто и не страдал, потому что в такой среде он им был просто не нужен: это сделало бы их существование невыносимым».

Опубликовав в 1867 году свою первую книгу «Прыгающая лягушка», Марк Твен отправился в путешествие. На пароходе он познакомился с девушкой, путешествовавшей вместе с от­цом, который, однажды пригласив его в свою каюту, сказал: «Молодой человек, у меня сложилось такое впечатление, что вскоре вы попросите руки моей дочери. Поэтому мне хотелось бы узнать подробнее о вашей жизни, вашем состоянии и мно­гом другом. Прошу вас назвать мне имена ваших калифорний­ских друзей, чтобы я мог написать им и задать вопросы, которые сочту необходимыми».

Вежливо поклонившись, Марк Твен ответил:

«Вы совершенно правы. Вы не ошиблись в моих чувствах к вашей дочери. Что же касается моих друзей, я назову вам их имена. В их числе генерал Макком, президент Ледек, полковник Барнес. Этого достаточно? Эти господа с превеликим удоволь­ствием наговорят вам обо мне с три короба, как сделал бы и я в подобных обстоятельствах».

Некоторое время спустя Марк Твен женился на его дочери.

Жена оказывала на Марка Твена огромное влияние. Он всегда давал ей первой прочитывать свои рукописи, прилагая к ним письмо, и она сообщала ему свое мнение тоже в письмен­ном виде. К несчастью, ей не всегда нравился юмор мужа. Она вычеркивала, например, такие словосочетания, как «зеленый рубин», о котором Марк Твен упоминал в одном из своих рассказов. Соглашаясь, он говорил: «Я вычеркну из текста упоминание о зеленом рубине, но ведь рассказ сильно проигра­ет от этого. Зеленые рубины ведь это что-то новенькое...»

В нем, как и в отце, всегда была тяга к каким-то немыс­лимым проектам. Однажды, спускаясь вниз по Роне, он заметил вдалеке горную цепь. В ее очертаниях он усмотрел «благород­ный лик, обращенный к небу». Он окрестил его: «Наполеон, мечтающий о мировой империи». Воодушевленный, он поду­мал о том, что из своего открытия он мог бы извлечь выгоду и что это зрелище могло бы привлечь сюда не меньше туристов, чем на Ниагару.