она и не слышала, что Я сказал.

Я начал грызть губы. Внезапно вспомнил, как делал это

во время знакомства с Девочкой-Радио, и перестал.

Этот человек сидел напротив и смотрел на меня. Ее маска

была хитро сконструирована, Я не видел прорезей для глаз

и поэтому не знал, куда мне смотреть. Когда Я глядел в нарисованные

глаза Вороны, мне становилось жутко, поэтому

Я всячески старался изображать безразличие. Еще никогда

в этом кафе не было так тихо.

— Я сижу тут довольно недавно, но пить не хочу. Ты хочет

пить? — она трясла головой, будто это сказала ворона. Было

похоже.

— Можно тебя спросить? Что ты вообще за существо такое

и чего тебе нужно? — Я хотел содрать с нее эту маску, но

затем подумал, что под ней может быть все что угодно.

— Не время отчаиваться, время гулять, — она быстро

встала и пошла к дверям, Я поспешил за ней. Господи, Я никогда

не видел таких худых девушек. На ней было длинное

серое пальто и обтягивающие темные джинсы. Казалось,

будто этот человек и вправду клюет зерно, как ворона.

Не представляю, сколько она могла бы весить.

И интересно, каково ей в кедах в такой холод.

Мы шли молча. Она выступала впереди, а Я неохотно

плелся сзади. Дул ветер, и Я чувствовал на себе ее запах.

Внезапно она сняла маску, и Я увидел, как рассыпались по

плечам темно-русые волосы, по концам выкрашенные рыжим.

Интересно, кто ее укладывает? Или она, как и Я, всячески

игнорирует расчески? Я хотел было обогнать ее, чтобы

наконец увидеть виновника торжества, но подумал, что

успеется — она ведь не собирается каждый раз говорить от

имени вороны.

Вот она закурила; мы подходили к пешеходному переходу,

и сейчас Я мог бы увидеть лицо. Но она специально смотрела

в другую сторону.

Мне надоели эти игры, и Я заорал ей в ухо:

— Господи, что с моими руками?

И она наконец-то повернулась. Она была красивой. Но в ее

красоте присутствовала какая-то болезненность. Глаза ее

были подведены черным аж в три слоя. Они были карими,

но не такими, как, например, у Мартина. Не могу найти

им определения. Я бы сказал, пугающе-странное озеро.

Поразительно острые брови, будто кидающие вызов. Она

обладала заточенными скулами и миниатюрным вздернутым

носом. Ее маленькие губы, подобно губам фарфоровой

куклы, округлялись в таинственной полуулыбке. Я вглядывался

в нее с нескрываемым интересом. Мне даже не верилось,

что пять минут назад эта девушка ждала меня в кафе.

Она не была дурой или психопаткой, какой притворялась,

более того, она была умна до истощения. Такие люди подобны

дрейфующим айсбергам: плывут по течению, уничтожая

встречные суда. Мне хватило одного взгляда в эти глаза,

чтоб осознать: они видят меня насквозь.

Мы ушли в лесопарк, и Я развел костер. Наша беседа была

очень странной, запутанной, но, мне кажется, мы понимали

друг друга. Она говорила с разнообразными акцентами, то

запиналась, то молчала, порой она использовала слова, которые

Я никогда не слышал, и мне даже казалось, что она их

выдумала. Но в ней был мир, он бил через край, и ее это совсем

не радовало. Она убегала от себя, чтобы потом бросаться

на поиски. Ее звали Джейн Лавия Ротт, и, как она утверждала,

по отцовской линии она графиня.

Я засмеялся, а она покрутила передо мной старинным серебряным

портсигаром.

Джейн утверждала, что у каждого есть немного времени

на создание своего макрокосмоса, в который он уйдет после

смерти. Почти похоже на философию Ринго.

— Хорошо, что ты рисуешь. Искусство не сгниет в земле,

как красивое тело и собаки-эмбрионы в девичьих сумках.

Художники создают планеты, но почти всегда развлекаясь.

Теперь мне пора уезжать.

— Где ты живешь? И смогу ли Я снова лицезреть тебя? —

Зачем Я спрашиваю это?

— Я живу там. Звони, — она показывала за горизонт. Она

из Большого Города.

Я купил ей билет и посадил в поезд. Мне было видно

с платформы, как она заходит в вагон, надевая воронью маску.

Я помахал ей на прощанье, и она мне кивнула. Кивнула.

Вера дала мне больше надежды; быть может, их третья

подруга тоже обратит на меня внимание. Красота. Еще немного,

и Я начну считать пряничных пони в бензиновых лужах.

Влюбленный человек — потерянный. Я спокоен, сдержан

и свободолюбив.

Флойд Джеллис — это Я, и я тоже. Это так — проверка

микрофона. Несанкционированное семяизвержение. Божественная

комедия, Алигьери, мать его!

В таких, как она, нельзя влюбляться. Она персонаж не моего

романа. Там запрещенные препараты, содомия и членовредительство.

Бог его знает, что у нее в голове, Я вечно ведусь

на этикетки. Просто давно не был с дамочкой тет-а-тет.

К чему оправдания, Я держу себя в руках и равномерно

мыслю — как Шерлок Холмс. Сейчас скооперируюсь с Ринглером,

и пусть сделает милость, объяснит, что происходит.

Главное — не смотреть ему в глаза. Он, как Горгона, чувствует

слабые места, и тогда уже не отвертеться.

Чрезвычайно белая кухня для моего эстетически-маргинального

друга. Весьма компактный стол, боком привинченный

к стене, карликовая посуда с псевдобуддийскими

рисунками и холодильник, заляпанный яркими магнитами,

привезенными из всевозможных путешествий. Я пью кофе

из чашки размером с кошачье блюдце. Ринго аккуратно проделывает

дырки в фольге, и его сопение монотонными наплывами

калечит мои уши. Внезапно он поднимает голову

и, хитро улыбаясь, простреливает меня взглядом. Я знаю,

что это значит. Интрижка сплетена за моей спиной, и правды

Я здесь не услышу. Ему нравится играть в Господа Бога.

Разводить безумно влюбленных и сводить буйно-несовместимых.

Психология — страшное оружие в руках таких сценаристов.

Он дурачит головы малолеткам и осаждает вполне

сформировавшихся людей. Таких, как Ринго, называют дурной

компанией, но дураком он не является. Он парень, приковывающий

вас к вашим же воздушным замкам. Сдвинутая

Фейка-Крестная против начинающего социофоба — Питера ’ Пэна. Это опасная дружба. Но если знаешь, откуда

ждать удар, почаще улыбайся в эту сторону. Я знаю, что

Мартин бы не подпустил к себе такого, как Ринго. Но его

скрещивание идей и манера держаться костью в горле просто

ошеломляет меня. Может быть, овладев нужными навыками,

Я накину нашей дружбе на шею петлю. Но сейчас мы

все еще с одной орбиты.

— Ты так смотришь, будто я опять вторгся в твою жизнь

и ты хочешь поплевать на гробик нашей дружбы. — Он мастерил

из бутылки символ подростковой независимости —

тот, что вы так часто находите в своих парадных.

— Да, Я как раз мысленно рассказывал читателям, какой

ты паразит и как Я мечтаю свалить куда подальше.

— О-о, ты пишешь книжку. Хоть в уме, уже хорошо. Не делай

из меня монстра, Флойд. Дверь всегда открыта, но ты не

бежишь, а ссыкливо рассуждаешь о свободе. Я считаю тебя

интересным человеком, наверное, как и твои выдуманные

читатели. Я поддерживаю твои занятия творчеством, чем

еще… мастурбацией, пам-пам-пам, всем чем угодно. А эта девочка,

та, что ты видел… это редкий цветок! И ты, мать твою,

еще не представляешь, к чему тебя приведет это знакомство.

— Будто ты представляешь! — На долю секунды Я представил,

как швыряю пепельницу в его нижнюю челюсть,

усеянную бородой. Наверное, Я бы даже не вздрогнул, глядя

на кровь из волчьей пасти. Кофеин на меня плохо действует.

Клянусь, Я слышал свой внутренний голос, он кричал:

«ШАЙБУ!»

— Ты не знаешь, что в ее голове, Фло-фло. Вчера я читал

ее дневник в Сети — один он как сраная «Герника». Она умрет,