Когда мне было пять лет, Я увидел у мамы в альбоме открытку

с репродукцией картины Дали «Предчувствие гражданской

войны». Я чуть не свихнулся. Впервые во мне закружил

поток таких смешанных чувств. Да, возможно, это выглядит

дико, необычно и эпатирующе. Но, мать его, это и есть Искусство,

и тут не может быть сомнений — ты чувствуешь это

своим нутром и холкой.

Порой ко мне заезжал Ринго; он рассматривал созданное

и утверждал, что виден рост. Какой рост, Я не уточнял, но

лучше слушать похвалу, чем критику.

Когда ты еще толком не научился ездить верхом, критика

со стороны может отбить всякое желание скакать галопом.

Так что лесть очень полезна и неплохо стимулирует.

У меня хорошая хватка, Я умею раскладывать рисунок на

составные части и чувствую цвет. У меня почти нет проблем

с симметрией и перспективой. Что касается общей композиции,

то иногда Я нарочно нарушал правила. Мне хотелось самому

прийти к давно заверенным формулам, ведь что такое

Свободный Художник, если рисунок в голове уже раздроблен

на части и требует канонов?

Я пересматривал документальные фильмы об абстракционизме

и переломных моментах старой и новой живописи.

С появлением абстракции живопись навсегда потеряла

свои устои: хаос и разрушение, порнозвезды на коленях

проповедников, все, что могло вызывать интерес у зрителей,

теперь впивалось хваткой бультерьера. Мир подвергся одной

из самых глобальных культурных революций со всеми

вытекающими последствиями. Теперь ветхие искусствоведы

ощущали беспомощность и беззащитность. Библии мировой

живописи было не место рядом с легендарным супом Campbell’s,

так феерично канонизированным Энди Уорхолом.

Пикассо, рисовавшему с пеленок, овладевшему прошлым

и возводившему будущее, было глубоко плевать на «розовые

» и «голубые» периоды, в которых его тасуют наблюдатели.

Мир смог воткнуть лишь наполовину в то, что пытался

донести Мэтр. Поп-арт же призывал к напомаженной оболочке

с неизмененной, но растиражированной сутью. Иными

словами, все повелись на яркую упаковку, что так искусно

приносила доход. Мне жаль Пикассо — он умер, передав

наследство не тем преемникам.

Стать настоящим Художником — это как отправиться на

войну без каски. Не знаю почему, но ассоциативное мышление

подкидывало мне лишь разбитое корыто. Наверное,

Я оказался не в том месте не в то время. А вдруг в прошлом

Я сказал бы то же самое? Разве можно судить о существовании

новой земли, даже не зайдя по пояс в море?

Может, просто заткнуться и просто рисовать дальше?

Так Я и сделал.

Не очень люблю большие и шумные компании. Чувствую

себя глупой зверюшкой, что должна попискивать со всеми

в такт, если не хочет оказаться на отшибе. А Ринго был повернутым

тусовщиком. Он знал про все ближайшие события

в Большом Городе и постоянно зазывал меня. Еще одна причина,

по которой светские мероприятия меня пугают, — это

волнение, порождающее желание напиться, а если Я много

выпью, то перестаю себя контролировать. Я перевоплощаюсь

в какого-то начитанно-самоуверенного придурка, что

в течение трех минут легко найдет проблемы на свою Ж.

Бывает, смеюсь и острю в девчачьей компании, но первые

ассоциации с клубным отдыхом — это всегда разбитая морда.

Я плохой боец и плохой притворщик; если где-то нужно

быть паинькой, чтобы не получить в челюсть, мне проще

получить. Это крайне дебильная черта моего характера, но

Я ничего не могу с ней поделать.

Зато Я не боюсь собак. Серьезно. Я могу дать отпор целой

стае. В детстве Я ужасно боялся псин, они это чувствовали

и каждый раз на меня нападали. Однажды на меня запрыгнуло

около четырех собак по дороге в детский сад. Они порвали

мне куртку и всячески покусали. Но с того дня у меня стало

к ним какое-то наплевательское отношение. Даже обидно.

Уверен: если захочешь, можно вообще ничего не бояться.

Но страхи порой дарят некое разнообразие. В мои двенадцать

мы с мамой часто ездили в Большой Город на поезде.

Мы ходили в театры, музеи. Но не в этом суть. Однажды,

входя в тамбур поезда, Я замешкался и наступил

в промежуток между платформой и ступенью, ведущей в поезд.

Я успел ухватиться за мамину руку, но испуг мой был

неимоверно сильным. И впоследствии каждый раз перед открытыми

дверьми поезда меня начинало лихорадить от ужаса,

и Я просто не мог спокойно войти. То и дело постоянно

проваливался в это чертово место, между платформой и поездом.

Пребывая с мамой в опере или гостях, Я неустанно

думал, что скоро мы поедем обратно домой и Я опять упаду

при входе в тамбур. Эта мысль сверлила мою голову, а мама

относилась к этому со всем спокойствием. Она утверждала,

что Я просто придуриваюсь. Каждый божий раз, когда Я падал

в ту пропасть, она говорила, чтобы Я прекратил придуриваться.

Свинство, ей-богу. Я падал и падал. И все это

прекратилось только тогда, когда Я понял, что нормально

переступить мне мешает мой собственный страх. Вот такая

притча, ребятки.

Еще Я недолюбливаю Интернет, в частности, социальные

сети. Когда Я пытаюсь удалиться оттуда, то понимаю,

что есть люди, которым Я небезразличен. Конечно, это все

бред собачий. И, само собой, ты им всем безразличен, но

эти поганые сети внушают тебе, что вроде как у тебя немало

друзей, ты очень остроумен и ты всегда в центре внимания.

Я не люблю быть в центре внимания, но, когда, уставший,

вечером заходишь в сеть, а там тебе пишут или песенки ки

дают на стену, вроде как приятно. Хотя это скопище тех еще

лицемеров, и Я непременно оттуда свалю. Но в октябре того

же года меня какой-то черт дернул пару своих картинок

туда выложить. И понеслась. Эти дурацкие «Мне нравится»

и «Рассказать друзьям». Для начинающего Художника Интернет

— наилучшее место разрастись, да и не только для него.

Здесь каждой твари по паре, и не мне вам это рассказывать.

Тебе вроде бы и все равно, что они там у тебя комментируют,

а вроде бы и нет. В любом случае они ссут в наши глаза. Я изо

всех сил думал, стал бы Сандро Боттичелли выкладывать

свои первые картины в Сеть? Конечно, это Я хватил лишнего,

но все-таки? А потом Я нашел Гери Бейзмана и Марка

Райдена на «Фейсбуке» и пришел к выводу, что все нормально.

Главное — не упустить момент, когда пользовательские

«Likes» пробудят во мне гордыню. У меня до сих пор не было

конкретного стиля. Проходили месяцы, но каждый свой рисунок

Я делал абсолютно непохожим на предыдущий. Будто

заметаю следы. Почти под каждой моей работой были чьито

комментарии. Кто-то распылялся в комплиментах, другие

поливали всевозможной критикой, третьи улавливали

какой-то плагиат, а самые странные писали: «Беру!» — и ставили

только что выложенную картину себе на аватар. Но самая

главная моя ошибка была, когда Я создал свое «сообщество

». Какая-то совершенно абсурдная мысль пришла в мою

голову, что раз люди тратят свое время на разглядывание

моего «искусства», то можно выложить в Сеть все, что Я накропал

за это время. Как же Я себя ненавидел спустя неделю,

теперь прекрасно понимая, что никогда не смогу удалиться

из места, где лежит мое детище, которое постоянно требует

надзора. Чтобы мои близкие знакомые не подумали, что

Я «словил звезду», название для всего этого Я выбрал самое

что ни на есть самокритичное — «F#cking ART». Как по мне,

так очень весело и вкусно. Родители же стали убеждены, что

Я с концами двинулся и требую неотложного лечения.

Был вечер, за мной заехал Ринго на своем старом микро«