Анникки вспыхнула. Она не сопротивлялась, но спрятала лицо на плече у Олави.

Он прижимал ее к себе все крепче и, ощутив горячее биение ее крови, совсем потерял над собой власть. Он задыхался, его охватила жгучая мука, потребность сделать какое-то страстное движение, чтобы дыхание снова вернулось к нему. Еще крепче прижимая к себе девушку, он приподнял ее лицо.

— Анникки! — шепнули его приближающиеся губы. — Один-единственный…

Анникки старалась отвести голову, она смотрела на него растерянно.

— Но ведь этого нельзя, это нехорошо! — бормотала она.

— Ты не любишь меня! — вспыхнул Олави.

Анникки расплакалась, ее плечи задрожали, ветка, прикрепленная на груди, упала на землю.

— Мой цветок, — шепнула она сквозь слезы.

Олави ощутил вдруг жгучий стыд. Его руки разомкнулись, точно по ним кто-то ударил, и он опустил девушку рядом с собой.

Она продолжала дрожать. Олави беспомощно оглядывался, точно человек, который невольно совершил преступление.

— Анникки! — стал он молить ее. — Прости меня, Анникки! Я и сам не знаю, что со мной случилось, я так раскаиваюсь!

Девушка подняла голову и улыбнулась сквозь слезы:

— Ты не мог поступить со мной плохо! Я это знала!

— А ты простишь меня и все забудешь? — тревожился Олави.

Взгляд Анникки успокоил его.

— Можно я снова прикреплю это на твоей кофточке? — робко спросил он, поднимая с земли цветущую еловую веточку.

Девушка улыбнулась. Веточка, казалось, тоже улыбнулась.

— Мне пора, мать ждет коров!

— Уже?! — огорчился Олави.

Они поднялись.

— До чего же ты хорошая! — вырвалось у юноши, переполненного радостью и благодарностью.

— И ты тоже… До свиданья, Олави!

— До свиданья, Лесная дева!

Олави стоял посреди полянки и смотрел вслед девушке, пока она не скрылась из виду. Удаляясь, она еще раз оглянулась. Цветущая ветка, точно вечерняя заря, алела на белом облаке ее кофточки.

— Сегодня я не стану больше работать, — сказал Олави, садясь на ствол и опуская голову на руки.

Газель

Милая моя как земляника, земляника!

Ты пойди со мною попляши-ка, попляши-ка!

Песня летела навстречу Олави, поднимавшемуся на холм, где деревенская молодежь устроила площадку для танцев. Олави зашагал в такт песне.

Все плясало на этом холме: развевались летние платья девушек, мелькали их светлые косы, даже деревья, окружавшие площадку, тоже, казалось, ритмично покачивались.

— Сюда, Олави, сюда!

Какая-то девушка разомкнула круг и протянула ему руку.

Милая моя, ты как черника, как черника!

О других и думать погоди-ка, погоди-ка!

Милая моя, ты как пушинка, как пушинка! —

лукаво добавил парень, плясавший с девушкой посереди круга, и неожиданно поднял ее высоко над собой. Девушка взвизгнула, остальные звонко расхохотались.

Весна точно опоила всех. Казалось, радость воскресного дня разлилась в самом воздухе. Речная гладь рядом с площадкой, где шло веселье, поблескивала, солнце излучало весеннее тепло.

Темп пляски нарастал и становился все бешенее. Парни сдвинули на затылок шапки, по их лицам струился пот. Девушки задыхались, глаза у них блестели, на щеках дрожали ямочки.

Милая моя, ты как брусника, как брусника!

Нас с тобой попробуй — разлучи-ка, разлучи-ка!

Милая моя, ты как пушинка, как пушинка! —

пропели парни, повторяя понравившийся им новый припев. Но девушка в центре круга была уже настороже. Когда парень хотел ее поднять, девушка присела, и это получилось так потешно, что вызвало хохот, дружнее прежнего.

Не далась тебе пушиночка, пушинка! —

задорно спели девушки, давясь от смеха.

— Сил больше нет плясать, очень уж жарко, — крикнул кто-то. — Давайте лучше в горелки играть, пока одни бегают, другие отдохнут.

— В горелки! В горелки! — раздалось со всех сторон. — Вот моя пара.

Круг рассыпался, молодежь выстроилась парами.

— Я вожу?! Сейчас я от этой канители избавлюсь! Последняя пара — бегом!

Парень и девушка побежали, каждый по своей стороне, водящий — между ними.

Место было очень удобно для игры в горелки: холм полого спускался во все стороны.

Водящему пришлось нелегко: пара хотела соединиться и действовала сообща.

— Эй ты, водящий! Наддай-ка пару! — смеялись зрители.

И водящий наддал. Он помчался изо всех сил к уже почти соединяющейся паре и подоспел вовремя. Девушка повернула назад, подалась влево и хотела убежать от преследователя, но была поймана.

— Вот и встретились!

Игра продолжалась, воодушевление нарастало. Любое неожиданное движение, любой поворот — все вызывало сегодня неудержимый смех.

Теперь водил Олави. Он стоял перед парами, готовый в любое мгновенье броситься за своей добычей, и глядел в оба.

— Последняя пара!

Пара была неравная. Парень — толстый, неуклюжий, неповоротливый, девушка — маленькая, стройная, ей едва исполнилось семнадцать лет.

Парень, точно землепашец, делал основательный круг, девушка, как горностай, мчалась почти по прямой. Коса ее взвилась и летела за ней, словно стрела. Олави устремился за девушкой.

— Давай, давай! — кричали с горки.

Сначала девушка бежала прямо, и Олави не удалось приблизиться к ней ни на шаг. Но когда она стала огибать холм, Олави напряг все силы, помчался еще быстрей и, казалось, настиг беглянку.

— Догонит, догонит! — донеслось с холма.

Девушка мельком оглянулась, увидела преследователя, уже протянувшего к ней руки, и сделала неожиданный поворот. Бум! — Олави растянулся на земле.

Глаза девушки лукаво сверкнули, с пригорка донесся взрыв смеха.

Этот смех раздосадовал бы Олави, если бы его не поразили глаза девушки, когда она оглянулась.

«Господи, какие глаза! Как я раньше не замечал?»

Он не вскочил, а взвился, как взвивается ракета, и снова помчался за девушкой.

Неуклюжий парень, ее партнер, делал какие-то несуразные круги.

— Брось, зря стараешься, он ее все равно догонит! — кричали ему сверху.

Парень остановился, спокойно ожидая.

А под холмом продолжалось состязание. Олави был уже близко от девушки, в мозгу его стучало: «Теперь ты от меня не уйдешь, куда бы ты ни подалась — вверх или вниз».

Девушка заметила опасность и свернула вниз. При повороте с ноги ее слетел ботинок и описал в воздухе большую дугу.

С холма донесся восторженный рев.

Девушка в растерянности остановилась. Олави забыл о преследовании и глядел на ботинок. Потом пробежал несколько шагов и поймал его, точно мяч.

Новый, еще более восторженный рев:

— Вот это да! Это — да!

— Не давайся, не давайся! — кричали девушки. Девушка снова помчалась. Олави, с ботинком в руках, — за ней.

Теперь игра превратилась в состязание не на жизнь, а на смерть, она заразила зрителей и разделила их на две партии.

Девушка летела, как ткацкий челнок. Стройное ее тело слегка изогнулось, голова гордо откинулась. Коса совсем расплелась, и распустившиеся волосы развевались, как светлая грива. Из-под подола мелькали красные чулки.

Для Олави речь шла уже не о том, чтобы добыть себе пару, ему казалось, что он гонится за дикой лошадкой с огненными глазами и светлой гривой.

Они добежали до левой оконечности холма. Между ними оставалось не больше сажени.

«Наконец!» — подумал Олави, зорко следя, когда девушка повернет вверх по склону.

Но девушка и на этот раз свернула вниз. И Олави увидел то, чего никогда раньше не замечал, — мягкую линию ее бедер, тоненькую, как стебель, талию и прекрасный изгиб шеи. Он был так близко от девушки, что ее волосы почти коснулись его лица, пролетев мимо него, он даже не понял — они ли задели его лицо или это было лишь дуновение воздуха. А из глаз девушки, торжествующих и манящих, казалось, сыплются искры.