В 1924 году Грин переехал в Феодосию. Ему хотелось жить в ти­шине, ближе к любимому морю. В этом поступке Грина отразился верный инстинкт писателя,— приморская жизнь была той реальной питательной средой, которая давала ему возможность выдумывать свои рассказы.

В Феодосии Грин прожил до 1930 года. Там он много писал. Писал он преимущественно зимой, по утрам. Иногда часами он си­дел в кресле, курил и думал, и в это время его нельзя было тро­гать. В такие часы размышлений и свободной игры воображения сосредоточенность была нужна Грину гораздо больше, чем в часы работы. Грин погружался в свои раздумья так глубоко, что почти глох и слеп, и вывести его из этого состояния было трудно.

Летом Грин отдыхал: делал луки, бродил у моря, возился с бес­призорными собаками, приручал раненого ястреба, читал и играл на бильярде с веселыми феодосийскими жителями— потомками генуэзцев и греков. Грин любил Феодосию — знойный город у зеле­ного мутноватого моря, построенный на белой каменистой земле.

Осенью 1930 года Грин переехал из Феодосии в Старый Крым— город цветов, тишины и развалин. Здесь он и умер в одиночестве от мучительной болезни — рака желудка и легких.

Грин умирал так же тяжело, как и жил. Он попросил поставить его кровать к окну. За окном синели далекие крымские горы и небо сверкало, как отблеск любимого и навсегда потерянного моря.

В одном из рассказов Грина («Возвращение») есть строки, как бы написанные им о своей смерти,— так точно они передают обстанов­ку умирания Грина: «Конец наступил в свете раскрытых окон, перед лицом полевых цветов. Уже задыхаясь, он попросил посадить его у окна. Он смотрел на холмы, вбирая кровоточащим обрывком легко­го последние глотки воздуха».

Перед смертью Грин сильно тосковал о людях. Этого раньше с ним никогда не случалось.

За несколько дней перед смертью из Ленинграда прислали авторские экземпляры последней книги Грина — «Автобиографиче­ская повесть».

Грин слабо улыбнулся,пытался прочесть надпись на обложке,но не смог.Книга выпала у него из рук. Глаза у него уже приобре­ли выражение тяжелой глухой пустоты. Глаза Грина, умевшие так необыкновенно видеть мир, умирали.

Последним словом Грина был не то стон, не то шепот: «По­мираю…»

Через два года после смерти Грина мне случилось побывать в Старом Крыму,в доме, где умер Грин, и на его могиле.

Вокруг маленького белого дома в густой и свежей траве цвели полевые цветы.Листья ореха, вялые от зноя, пахли лекарственно и терпко. В комнатах с суровой, простой обстановкой стояла глубокая тишина и лежал на меловой стене резкий луч солнца. Он падал на единственную гравюру на стене— портрет Эдгара По.

Могила Грина на кладбище за старой мечетью заросла колючи­ми травами.

Дул ветер с юга. Очень далеко, за Феодосией, сизой стеной стоя­ло море. И над всем— над домом Грина, над его могилой и над Старым Крымом— стояло безмолвие безоблачного летнего дня.

Грин умер, оставив нам решать вопрос, нужны ли нашему вре­мени такие неистовые мечтатели, каким был он.

Да,нам нужны мечтатели. Пора избавиться от насмешливого отношения к этому слову. Многие еще не умеют мечтать, и, может быть, поэтому они никак не могут стать в уровень со временем.

Если отнять у человека способность мечтать,то отпадет одна из самых мощных побудителей причин, рождающих культуру, искус­ство, науку и желание борьбы во имя прекрасного будущего. Но мечты не должны быть оторваны от действительности. Они должны предугадывать будущее и создавать у нас ощущение, что мы уже живем в этом будущем и сами становимся иными.

Принято думать,что мечты Грина были оторваны от жизни, являлись причудливой и ничего не значащей игрой ума. Принято думать, что Грин был авантюрным писателем— правда, мастером сюжета, но человеком, чьи книги лишены социального значения.

Значение каждого писателя определяется тем,как он действует на нас, какие чувства,мысли и поступки вызывают его книги, обо­гащают ли они нас знаниями, или прочитываются как забавный на­бор слов.

Грин населил свои книги племенем смелых, простодушных, как дети, гордых, самоотверженных и добрых людей.

Эти цельные, привлекательные люди окружены свежим, благо­ухающим воздухом гриновской природы— совершенно реальной, бе­рущей за сердце своим очарованием. Мир, в котором живут герои Грина, может показаться нереальным только человеку, нищему ду­хом. Тот, кто испытал легкое головокружение от первого же глотка соленого и теплого воздуха морских побережий, сразу почувствует подлинность гриновского пейзажа, широкое дыхание гриновских стран.

Рассказы Грина вызывают в людях желание разнообразной жиз­ни,полной риска, смелости и «чувства высокого», свойственного ис­следователям, мореплавателям и путешественникам. После рассказов Грина хочется увидеть весь земной шар — не выдуманные Грином страны, а настоящие, подлинные, полные света, лесов, разноязычно­го шума гаваней, человеческих страстей и любви.

«Меня дразнит земля,— писал Грин.— Океаны ее огромны,остро­ва бесчисленны, и масса таинственных, смертельно любопытных уголков».

Сказка нужна не только детям, но и взрослым. Она вызывает волнение— источник высоких человеческих страстей. Она не дает нам успокоиться и показывает всегда новые, сверкающие дали,иную жизнь, она тревожит и заставляет страстно желать этой жизни.В этом ее ценность, и в этом ценность невыразимого подчас словами, но ясного и могучего обаяния рассказов Грина.

Наше время объявило беспощадную борьбу ханжам, тупицам и лицемерам.Только лицемер может сказать, что надо успокоиться на достигнутом и остановиться. Великое достигнуто,но впереди ждет еще более великое. Новые высокие и трудные задачи встают в близ­кой дали будущего— задачи создания нового человека, воспитание но­вых чувств и новых человеческих отношений, достойных социалисти­ческого века. Но чтобы бороться за это будущее, нужно уметь мечтать страстно, глубоко и действенно, нужно воспитать в себе непре­рывное желание осмысленного и прекрасного.Этим желанием был богат Грин, и он передает его нам в своих книгах.

Говорят об авантюрности сюжетов Грина.Это верно, но аван­тюрный сюжет у него— только скорлупа для более глубокого содер­жания. Нужно быть слепым, чтобы не видеть в книгах Грина любви к человеку.

Грин был не только великолепным пейзажистом и мастером сю­жета, но был еще и очень тонким психологом. Он писал о самопо­жертвовании, мужестве — героических чертах, заложенных в самых обыкновенных людях. Он писал о любви к труду, к своей профессии, о неизученности и могуществе природы. Наконец, очень немногие писатели так чисто, бережно и взволнованно писали о любви к жен­щине, как это делал Грин.

Я мог бы привести здесь сотни отрывков из книг Грина, взволнующих каждого, не потерявшего способности волноваться перед зрелищем прекрасного, но читатель найдет их сам.

Грин говорил, что «вся земля, со всем, что на ней есть, дана нам для жизни, для признания этой жизни всюду, где она есть».

Грин— писатель, нужный нашему времени, ибо он вложил свой вклад в дело воспитания высоких чувств, без чего невозможно осу­ществление социалистического общества.

             К. ПАУСТОВСКИЙ

СОДЕРЖАНИЕ

Алые паруса. Рисунки В. Высоцкого

Бегущая по волнам. Рисунки В. Власова

Золотая цепь. Рисунки В. Власова

К. Паустовский. Александр Грин

                  Для среднего и старшего возраста

  Александр Степанович Грин

АЛЫЕ ПАРУСА. БЕГУЩАЯ ПО ВОЛНАМ. ЗОЛОТАЯ ЦЕПЬ

           Ответственный редактор М. С. Брусиловская

              Художественный редактор С. И. Нижняя

            Технический редактор Р. Б. Сиголаева

        Корректоры В. Е. Калинина и Г. С. Муковозова