— Почему же вы возитесь с этим каучуком, если ничего на нем не зарабатываете?
Помолчав, Рейеш отвечает:
— Это, конечно, чепуха. Кое-что я все-таки зарабатываю. А торговать все равно чем-то нужно.
Англичанин, посасывая трубку, качает головой, возражает Рейешу.
— Что вы сказали? — переспрашивает тот. — По-португальски вы еще… Гм, вы ведь недавно в этой стране.
Англичанин объясняет:
— Я сказал — ошибаетесь! Я не торгую. А тоже живу…
— Еще бы! Чиновник лесного управления в Гондурасе, не так ли? У вас постоянное место. А у меня?
С реки слышится звон гитары. К нему примешиваются пьяные крики и женский визг. Рейешу это знакомо: в притоне Хосе Эставана сборщики чайного листа и каучука прощаются с Санта-Кларой.
— Возьмите хоть этого Бенито, — говорит он, снова обращаясь к англичанину, — этого парня, который только что был здесь! Тоже уже пьянствует у Эставана. А мне придется кормить его жену! Теперь она будет жить в моем доме и есть мой хлеб. Ее мужа я снарядил, чтобы он мог отправиться в лес. Так приходится выручать многих, у кого нет своей лодки.
Он пожимает плечами.
— И все они идут пьянствовать к Эставану…
Он умалчивает о том, что сам советует каждому из них навестить этого дьявола-искусителя и что каждый реал, который они там пропивают или отдают больным и изможденным девушкам за их услуги, возвращается в его карман, ибо Хосе Эставан состоит у него на службе и управляет этим притоном.
— А где уверенность, что они вернутся? Многие гибнут в болотах, и приходится терпеть убытки. Теряешь все — лодки, ружья, снаряжение! — добавляет Рейеш.
— И часто так случается?
— Ну, если люди выезжают отсюда уже с лихорадкой, как этот Бенито…
Он быстро поправляется:
— Заранее ведь не узнаешь. Да и почти все они здесь больны.
Англичанин зевает. Потом поднимается, выколачивает трубку о каблук и говорит:
— Well. Пройдусь еще немного. До вечера!
Самон Рейеш провожает его взглядом. Тяжело поднимается. Сухие бамбуковые стволы, заменяющие пол, трещат под его шагами, когда он направляется в заднюю часть дома, к комнате, где он спит. Останавливается у узкого окошка и пристально рассматривает женщину, лежащую в гамаке. Она приподнимает голову, встречается с ним взглядом, отводит глаза.
— Уезжает твой Бенито, — говорит Рейеш.
Подходит ближе.
— Я дал ему денег. Сейчас он пропивает их.
Женщина плотнее закутывается в одеяло, остаются видны только голые распухшие ноги.
Рейеш проводит языком по пересохшим губам.
— Послушай, — хрипит он. — Ты чертовски смазливая бабенка! Таких здесь не часто увидишь!
Хохочет.
— Я подарю тебе платье! С лентами и шарфом!
Он протягивает к ней руку. Женщина в ужасе отшатывается от него. Рейеш снова смеется.
— Вот оно что, так мы испугались…
Он заглядывает ей в глаза.
— Брось! У меня тебе будет неплохо. И не так уж много мне от тебя нужно — не так уж много!
Рубаха распахнута на его широкой волосатой груди. Он сопит.
— Ну, ты! Не вздумай устраивать фокусы…
Его губы кривятся в жестокой усмешке.
— Со мной шутки плохи!
Женщина сидит совершенно неподвижно. Только на ее шее под тонкой нежной кожей бешено бьется маленькая голубая жилка.
3
Когда Бенито возвращается из леса, англичанина Генри Викхэма уже давно нет в колонии, о сваи домов Санта-Клары опять плещется бурный черный поток.
Сидящий в своей «конторе» Самон Рейеш поднимает голову, услышав звук открывающейся двери.
— Господи! — вырывается у него. — Это ты! ты! — Он смотрит на Бенито, словно тот на его глазах встал из гроба.
Бенито подходит к тюку, лежащему у стены, и садится. Голова его падает на грудь. Он тяжело дышит.
— Привез что-нибудь? — спрашивает наконец Рейеш.
— В лодке, сеньор.
Рейеш отодвигает выцветшую засаленную тетрадь, в которой он только что сверял записи.
— Так, — говорит он, приходя в себя. — Пока что сбор недурен. Тридцать полных лодок! И хороший, очень хороший каучук! Мало примесей — мало земли и песка. Я тебе говорил, когда ты уезжал: главное для меня качество! Мой каучук считается самым лучшим. Уж от этого я не отступлю!
Наконец они выходят на причал, пристроенный к задней стене дома. Рейеш оглядывает неуклюжее суденышко из древесной коры, болтающееся на веревке и прибиваемое течением к сваям.
— Это не моя лодка!
— Случилось несчастье, — объясняет Бенито. — Попал в быстрину. Лодку разбило о скалы. Клянусь мадонной! Я почти все спас. Только ружье…
На мгновенье он замолкает, потом продолжает:
— Я срубил пальму и выдолбил из ствола челнок. Три месяца он нес меня по воде, сеньор, я перетаскивал его по земле, когда нужно было обойти пороги. Плохое это было время. Приходилось спать прямо на земле и каждый вечер собирать много хворосту. Ведь огонь прогоняет насекомых… Да, сеньор, москитную сетку и гамак я тоже не смог спасти…
Рейеш рассматривает серые куски каучука, которыми почти до половины заполнена лодка. Свою цилиндрическую форму они приобрели от консервных банок, которые Бенито брал с собой, чтобы собирать в них сок каучукового дерева.
— Я не очень сильно коптил каучук, — говорит Бенито. — Не сомневайтесь, сеньор, вы будете довольны.
В наступившую тишину врывается пьяный хохот сборщиков чайного листа и каучука, вернувшихся недавно из лесов; они снова сидят в притоне Хосе Эставана, чтобы в объятиях больных женщин забыть о товарищах, навсегда оставшихся в лесу, и отдохнуть от долгой, изнурительной работы, опрокидывая плохую водку стакан за стаканом и устраивая дикий шум. Заработанные ценой голода и страданий деньги, ради которых они уходили в лес, надеясь разбогатеть и выбраться из этих краев, поселиться где-нибудь подальше на севере, на западе или на юге, засеять небольшой участок кукурузой, купить несколько свиней, овец и кур и никогда больше не возвращаться в душный смертоносный лес, — эти деньги многие пускают на ветер за одну-единственную ночь.
— Пропойцы! — презрительно роняет Рейеш. — Развратники! Свиньи!
Бенито спрашивает:
— Где Сара?
— Ей было хорошо у меня.
Рейеш смеется.
— Понимаю. Тебе не терпится…
В доме они встречают индейского мальчишку, который пытается проскользнуть мимо. Рейеш останавливает его.
— За домом привязана лодка, — говорит он. — Отведешь ее к большому складу и скажешь Диего и Рамону, чтобы они ее разгрузили. Пусть сосчитают, сколько там кусков. И смотри там, поосторожнее! Если перевернешь лодку, никто каучука из воды не вытащит, а отдавать его рыбам у меня нет никакого желания. Ну, быстро!
Сара сидит посреди тесной каморки в задней части дома, перед ней груда рубах, она чинит одну из них. Взгляд Бенито устремлен на ярко-красное платье, в которое она одета. Он впервые видит его.
Рубаха падает у нее из рук. Она вскакивает.
— Сара!
Женщина пятится от него.
— Ты узнаешь меня?
— Да, конечно!
Она бросает взгляд на дверь, потом медленно опускает голову.
— Ты меня испугал, — шепчет она.
Он тяжело дышит.
— Мне повезло. Мы получим деньги — много денег!
Вдруг она вырывает у него свою руку.
— Ты рада?
— Да, конечно!
Бенито видит, что она вымученно улыбается и снова посматривает на дверь. Оттуда доносится строгий голос Рейеша:
— Ну, хватит. Надо заняться подсчетами.
Бенито проходит за ним в «контору». Рейеш садится за грубо сколоченный стол, кладет перед собой одну из тетрадей, долго роется в ней, наконец отбрасывает, достает другую и раскрывает ее.
— Вот! — произносит он наконец. — Ты привез лодку каучука. Получишь за это двести мильрейсов.
— Пресвятая дева! Теперь я богатый человек!
— Вычтем десять мильрейсов аванса и расходы, которые я понес из-за тебя, платье для твоей жены, еда…
— Разве она не работала на вас? — спрашивает удивленный Бенито.