Я не думал, что Уго изменился до такой степени. Я не мог считать его способным вытащить пушку и выстрелить в полицейского. Он понимал, что значит жизнь. Именно поэтому он «порвал» и с Марселем, и с Маню. И отрекся от Лолы. Человек, который способен так поступить, я был в этом уверен, никогда не колеблется в выборе между жизнью и смертью. Загнанный в угол, он дал бы себя арестовать. Тюрьма — это всего-навсего лишение свободы. Когда-нибудь из нее выходят. Живым. Если я и мог что-то сделать для Уго, то именно это. Понять, что же произошло.

В ту секунду, когда я почувствовал, что рыба клюнула, мне вспомнился разговор с Джамелем. Я подсек не сразу. Я вытащил удочку, чтобы нацепить новую наживку. Если я хочу понять, мне необходимо прояснить этот след. Выследил ли Ош Уго по показаниям телохранителей Дзукки? Или он установил за ним слежку после его ухода от Лолы? Или Ош позволил Уго убить Дзукку? Это была гипотеза, но я не мог ее допустить. Ош мне не нравился, но я не представлял его себе таким вероломным. Я вернулся к другому вопросу: каким образом Уго так быстро все узнал о Дзукке? И от кого? Еще один след, по которому придется пройти. Я еще не понимал, как я за это возьмусь, но мне придется этим заняться. Не попадая в лапы к Ошу.

Я допил свое пиво и все-таки сумел взять морского сома. Двухкилограммового, ровно два кило. Для неудачного дня это было лучше, чем ничего. Онорина ждала моего возвращения. Сидя на своей террасе, она через окно смотрела телевизор.

— Бедняжка, как рыбак, вы успеха не добились, да! — сказала она, увидев моего сома.

— Я никогда не выхожу на рыбалку ради успеха.

— Только вот такой сом… (Она посмотрела на него с грустным видом.) И как же мы его приготовим? (Я пожал плечами.) Ба! С соусом «бель элен» он, может быть, сойдет.

— Понадобится краб, а его у меня нет.

— О! Да вы выглядите как в плохие дни. Бог мой, не надо так уж себя изводить, как говорится! Знаете, у меня есть тресковые язычки, которые маринуются со вчерашнего дня. Хотите, я завтра вас угощу?

— Никогда не пробовал. Где вы их взяли?

— Да племянница из Сета привезла. Я сама не ела их с того дня, как ушел мой бедный Туану. Ладно, я вам оставила суп с базиликом, он еще теплый. Хорошо, отдыхайте, а то на вас, в самом деле, лица нет.

Бабетта не колебалась ни секунды.

— Батисти, — объявила она.

Батисти. Черт! Почему я не подумал об этом раньше? Настолько очевидно, что мне даже в голову не приходило. Батисти был один из подручных Меме Герини, главаря марсельского преступного мира в сороковые годы. Он отошел от дел лет двадцать назад после бойни в «Танагре», баре в Старом порту, где четверо соперников, близких к Дзампе, были расстреляны. Батисти, друг Дзампы, чувствовал ли он, что ему угрожают? Бабетта этого не знала.

Батисти открыл небольшую импортно-экспортную фирму и беззаботно поживал, уважаемый всеми бандитами. Он никогда не принимал ничью сторону в войне преступных главарей, не проявлял ни малейшего стремления к власти и деньгам. Он давал советы, служил «почтовым ящиком», связывал людей друг с другом. При налете Спаджари в Ницце это Батисти в разгар ночи собрал «команду», способную вскрыть сейфы в «Сосьете Женераль». Людей с газовыми горелками. При дележе добычи он не взял свои комиссионные. Он просто оказал услугу, и все. Его зауважали еще больше. А уважение в преступном мире было лучшим страхованием жизни.

Однажды к нему «причалил» Маню. Обязательный заход, если не хотел оставаться жалким налетчиком. Маню долго колебался. После отъезда Уго он «работал» в одиночку. Не доверял никому. Но мелкие налеты становились опасны. К тому же конкуренция. Для многих молодых арабов налеты стали излюбленным «делом». Несколько удачных ограблений давали возможность подсобрать деньжат, необходимых, чтобы стать наркодилером и контролировать определенный участок, даже целый квартал. Гаэтан Дзампа, который восстановил преступную среду Марселя, повесился у себя в камере. Смуглый и Бельгиец пытались избежать нового распада. Они снова набирали людей.

Маню стал вкалывать на Бельгийца. По случаю. Батисти и Маню нравились друг другу. Маню обрел в нем отца, которого у него никогда не было. Идеального отца, который был похож на него, но не читал ему мораль. По-моему, худшего из отцов. Батисти я не выносил. Но я имел отца, и мне, действительно, жаловаться было не на что.

— Батисти, — повторила она. — Хватит думать об этом, миленький.

Очень довольная собой, Бабетта снова налила себе граппы. «Ваше здоровье», — сказала она, поднимая рюмку и улыбаясь одними губами. После кофе Онорина отправилась к себе немного отдохнуть. Мы остались на террасе, лежа в купальных костюмах на шезлонгах под пляжным зонтом. Жара сжимала нас тисками. Бабетте я позвонил вчера вечером, и к счастью, она оказалась дома.

— Значит, роковой красавец, ты, наконец-то, решил на мне жениться?

— Просто пригласить тебя, моя красавица. На обед, ко мне, завтра.

— Ты хочешь попросить меня об услуге? Все такой же подлец! Сколько же мы не виделись? А? Спорю, ты даже этого не помнишь.

— Гм… Ну, месяца три.

— Восемь, идиот ты эдакий! Наверное, ты шлялся повсюду и спал с кем попало.

— Только со шлюхами.

— Фу! Срам какой. В то время, как я умираю от тоски. (Она вздохнула.) Хорошо, а что в меню?

— Тресковые язычки, жареный морской сом, лазанья с укропом.

— Ты полный дурак или нет? Я спрашиваю тебя, о чем ты хочешь со мной поговорить? Чтобы я что-то проверила…

— Ты должна мне объяснить, что сейчас происходит в преступном мире.

— Это из-за твоих дружков? Я читала об Уго. Очень сожалею.

— Может, и так.

— Послушай! О чем ты только что говорил? О тресковых язычках? Это вкусно?

— Ни разу не пробовал, моя красавица. Это будет в первый раз, вместе с тобой.

— Гм. А не устроить ли нам прямо сейчас небольшую закусочку? Я приношу мою ночную рубашечку и поставляю презервативы! У меня есть голубые, под цвет твоих глаз!

— Понимаешь, сейчас уже полночь, простыни грязные, а чистые неглаженные.

— Дерьмо!

Она повесила трубку. Со смехом.

С Бабеттой я был знаком уже двадцать пять лет. Я встретил ее однажды ночью в «Пеано». Ее недавно взяли корректором в газету «Марсейз». У нас была связь, такая, как у каждого в то время. Она могла длиться одну ночь или неделю. Никогда дольше.

Мы вновь встретились на пресс-конференции, на которой был представлен план реорганизации Бригад по наблюдению за секторами. И я в качестве «приглашенной звезды». Она стала журналисткой, специализировалась на хронике происшествий, потом ушла из газеты и стала работать самостоятельно. Она регулярно пописывала в «Канар Аншенэ», а ежедневные газеты и еженедельники довольно часто доверяли ей проведение крупных расследований. Она знала гораздо больше меня о преступности, о политике в сфере безопасности и уголовном мире Марселя. Настоящая ходячая энциклопедия, хорошенькая до невозможности. Чем-то она напоминала мадонну Боттичелли. Но в ее глазах можно было прочесть, что вдохновляет ее не Бог, а жизнь. И все наслаждения, которые ей сопутствуют.

У нас опять была короткая связь. Такая же короткая, как и первая. Но нам очень нравилось встречаться. Пообедать вдвоем, провести ночь. Уик-энд. Она ничего не ждала. Я ничего не просил. До следующего раза каждый возвращался к своим делам. Вплоть до того дня, когда следующего раза уже не будет. А в последний раз мы с ней поняли, что больше встречаться не станем.

Я занялся готовкой рано утром, слушая старые блюзы зажигательного Хопкинса. Почистив морского сома, я набил ему брюхо укропом, потом полил оливковым маслом. Затем я приготовил соус для лазаньи. Остальной укроп отварил на маленьком огне в соленой воде, добавив немного сливочного масла. На раскаленной сковородке я обжарил нарезанный тонкими кружочками репчатый лук, чеснок и мелкорубленый стручковый перец. Влив столовую ложку уксуса, я потом добавил помидоры, ошпаренные кипятком и нарезанные мелкими кубиками. Когда вода испарилась, я выложил на сковороду укроп.