Попавшие в ловушку звери ревели и не оставляли попыток выбраться. Вот ноги одного из них напряглись в последней, решающей попытке, но соскользнули с крутых склонов и скрылись, как незадолго до этого и его голова. На поверхности воды всплыли и лопнули пузыри воздуха, поднялись волны… Ничего теперь не напоминало о том, что на дне ямы лежит огромное тело, ещё несколько минут назад одним своим видом вселявшее уныние в сердца защитников цитадели.

Лучники, стиснув зубы, посылали стрелу за стрелой в приблизившихся вслед за хаттамасами пекхотов, настолько часто, насколько это было возможно. Не особо прицеливаясь – промахнуться по сплошной массе ничем не защищённых солдат было непросто.

В воздухе зашелестели мощные крылья, и Майрина запрыгнула в седло своей тиэри. Подняв над головой сплетённую секиру, хранительница очертила над головой круг её массивным лезвием и вытянула руку с оружием вперёд. Клич прокатился над головами атакующих, заставляя замереть от ужаса, казалось бы, даже пекхотов, и тридцать ящеров спикировали вниз.

Киттары выстрелили ещё раз, и море огня отрезало путь к бегству наступающим войскам Нурима. Зарево пожаров осветило окружающие скалы и небо, и защитило стеной дыма и пламени хранительниц от оставшихся у ат Туха лучников.

Тиэри врезались в строй пекхотов и разметали их, обратив свою ярость на пехотинцев – пустынников. Последние не отличались железной выдержкой, как пекхоты, и быстро сообразив, что противостоять разгневанной тиэри и её всаднице могут разве что демоны, начали отход назад. Они тщетно пытались сохранить какое-то подобие строя, а затем, стараясь обогнуть пламя, раздались в стороны.

Отзовите их! – глаза Нурима сверкали гневом.

Тоскливый звук прокатился над полем боя, возвещая отступление, и подействовавший как катализатор для повального, беспорядочного бегства. Это только усилило натиск хранительниц, даже не выбиравших цели для следующего – единственно, удара. И каждый из этих ударов был последним в жизни очередного солдата, попавшего под лезвие мориты. Путь хранительниц устилали трупы павших, и тиэри давили их своей многотонной массой. Перемазанные кровью, с оскаленной пастью, с тремя рядами отточенных до бритвенной остроты зубов, перекусывающих доспехи так же легко, как и человеческую плоть, ящеры не уступали своим хозяйкам в желании и способности убивать.

Наслышанные от дедов и прадедов о страшных битвах с империей, рассказываемых шёпотом, о неудачных компаниях против неё, ставшие катастрофой, и сейчас воочию наблюдавшие воплощение страшных легенд, пехота Нурима бросала оружие и поднимала вверх пустые руки. Но это не спасало их. Хранительницы будто не видели желающих сдаться, сея вокруг только смерть и усиливая и без того ощущение безграничного ужаса перед ними.

– Кеннатр! Дальность шестьдесят девять, угол вправо двадцать два – тридцать шесть. Заряд «пламя»! Расчёты готовы!

– Кеннатр! Дальность шестьдесят семь, угол влево двадцать семь – сорок шесть. Заряд «пламя»! Расчёты готовы!

– Поджигай! – камни вспыхнули, рассыпая вокруг искры.

– Залп! – балки с укреплёнными наверху ковшами натужно скрипнули, выпрямившись.

Взрывы справа и слева отрезали последний путь к отступлению, и некоторые пехотинцы бросились в бушующее пламя, предпочитая сгореть заживо, но не попасть под удары хранительниц или их «демонов».

– Цель накрыта! – с крепостных стен по цепочке передавалось это известие, вызывая на губах инженеров и их командира улыбку.

– Кто бы сомневался?! – шутка кеннатра вызвала бы смех на учебных стрельбах, но не сейчас. – «Пламя» готовь!

Инженеры принялись натягивать тросы, возвращая балки в исходное положение, а после, когда ковши достигли земли и были закреплены, вкатили на них каменные шары.

– Дальность шестьдесят семь, угол вправо двадцать два – тридцать шесть! – кеннатр автоматически отдавал приказы, следуя разработанной накануне алгаром схеме. – Дальность шестьдесят пять, угол влево двадцать два – тридцать шесть. Готовь!

Расчёты, замершие в ожидании этих слов, бросились к киттарам, выполняя тяжёлую физическую работу с точностью отлаженного организма. Любая ошибка могла стоить жизни хранительницам, поэтому кеннатр не подгонял инженеров. Лучше потерять минуту, чем одну из немногих опор империи.

Что-то резко ослепило его, и кеннатр машинально отвернулся, а солнечный зайчик пробежал дальше и остановился в нескольких шагах от него. Отвыкший за долгую ночь от солнечного света, кеннатр не сразу сообразил, что это. Осознание пришло неожиданно. Ещё не уверившись в своей догадке, он мучительно, боясь, что все это лишь бессмысленные мечты, взглянул вверх. И в этот момент облака над его головой разошлись; они, словно ожидали этого взгляда. Солнце ударило в глаза, на них выступили слезы, и кеннатр отвернулся.

Пелена Тьмы рассеялась – не рассчитывавшие на воздействие солнечного света на заклинание, хранительницы сберегли нити и связи, не выдержав, распались. Рассвет застал людей врасплох, его действие стало ошеломляющим. Люди застыли только на секунду, продолжив свой кропотливый труд. Стоило только посмотреть на их лица, чтобы понять – сегодня лучший день в их жизни.

На горизонте медленно приобретали очертания гигантские весы.

Ахерон. Северные земли. Город Анбарг.

То же время

– Мы больше не можем ждать, Ангебарг. Проклятые исчадия уничтожают жителей одной стоянки за другой, – статный, под два метра ростом, человек в расстёгнутой безразмерной шубе, стоял перед лордом Северных Земель как равный.

Люди, не знающие его, предположили бы, что это его родственник, люди знающие лорда, сказали бы, что любой, кроме Таррагада, уже был бы мёртв, позволь он поставить себя на одну ступеньку с Ангебаргом. Потомок легендарного Свеаборга, теперешний самый главный человек в Северных Землях, отличался редкостной жестокостью. Редкостной даже для такого жестокого народа, как его. Но! Надо отдать должное – эта жестокость никогда не была беспричинной, проявляясь только тогда, когда человек действительно провинился. А вот, если, например, у лорда был выбор – казнить или покалечить провинившегося подданного, он всегда выбирал второе. Жизнь калеки очень и очень несладка в Северных Землях. Как правило, они жили недолго после этого, да и можно ли было назвать жизнью это существование?

И что ты предлагаешь?

Я могу предложить только одно. Двинуть все свои силы в их сторону.

– То есть ты предлагаешь оголить границы с империей? – брови лорда удивлённо поползли вверх.

– И что? За тысячу лет они ни разу не перешли границу с нами. Все наши многочисленные войны проходили по одному сценарию. Мы соберёмся, выпьем. Похвастаемся друг перед другом своими подвигами. Утром, с похмелья, нацепим на себя доспехи, и вперёд к цитадели, – Таррагад ухмыльнулся. – Ты тоже на них ходил. Помогло?

– Нет, – уставился он в пол.

– Правильно! Вы пришли, удивились высоте стен, пару раз попытались на них залезть. Конечно, неудачно. И, наскоро перевязав раненых, вернулись домой. Разве не так? – Таррагад явно издевался над ним.

– Но я не могу так поступить! Торговля – это единственное, что позволяет нам существовать. Если мы снимем гарнизоны с южной границы наших земель, торговле придёт конец. Свободные поселения…

– Свободные поселения! – не дал закончить Таррагад. – Ты, что, не понимаешь, что с исчадиями надо бороться только всеми силами! И свободные тоже должны идти с нами.

– Ну, конечно. Уж не ты ли их заставишь? – Ангебарг явно насмехался.

– Дай мне тысячу воинов и один месяц срока. Я сделаю это или умру.

– То, что ты самый бесстрашный в наших землях, бесспорно. Но ты же знаешь, что свободные скорее умрут, чем подчинятся лорду.

– У них не будет выбора. Дашь мне коготь, брат?

– Опять ввязываешься в очередную авантюру?

– На этот раз выбора нет. Дашь мне коготь?

Ангебаргу потребовалось долгое время, чтобы решить. Когда славившийся железной выдержкой Таррагад уже, было, хотел переспросить его, лорд произнёс только одно слово, которое по замыслу его брата должно было изменить ход истории всех северных земель.