Судно доброе, — коротко заключил он. — А вот как

окрестить его — пока не ведаю. Тебя как звать, отец? —

блеснул глазами Петр. ,

Мепя-то? Никола. А тебе чего?

Ну вот, так и назовем галеру — «Святой Николай», по

елику ты ее срубил. Согласен, чай?

Ишь ты] так тебе и дозволят! Да ты кто таковский?

44

Лучше бы дырку на шляпе-то зашил, — обиделся мужик, полагая, что его опять задирают в шутку.

Никола озорно глянул на плотников и по их лицам понял, что происходит что-то страшное. Еще не понимая, в чем дело, споткнулся на полуслове и стал внимательно разглядывать круглое с торчкастыми усиками строгое лицо. Неожиданно ахнув, он закрестился дрожащими руками и бухнулся в ноги царю.

— Ох, государь, не погуби! По скудоумию не признал!

Петр, думая, как поступить, немного помедлил, глядя на

сведенные судорогой лопатки плотника, па пшлые лапти, рваную, латаную-перелатаную сермягу. Вздохнув, легко поднял Николу за шиворот, встряхнул и поставил на ноги.

— Ин, да ладно! Коль день- сегодня красный, то и быть по-

твоему. Но впредь! — царь метнул обжигающий взгляд, —

угодишь в Тайный приказ пе за. скудоумие, а за словоблу

дие.

Мужик стоял ни жив на мертв: и пасть на колени страшился, коль сам государь поднял, и глаза мозолить дураком боялся — не приходилось вот так запросто перед его величеством стоять.

Но Петр уже не смотрел на Николу.

В воротах верфи в сопровождении корабельных мастеров, музыкантов и гребцов появился генерал-адмирал Апраксин — степенный, важный, с брюшком и серебряной бородой. Все на нем сияло: парадная форма, ордена, белейшие кружева, длинный ряд пуговиц адмиральского мундира.

Приблизясь к Апраксину, Петр, улыбаясь одними глазами, снял перед ним треугольную шляпу.

— Прошу дозволения, господин генерал-адмирал, поднять

на форстеньге готовой галеры, названной мною «Святой Ни

колай», вымпел российского флота!

— «Святой Николай»? Ну что ж... Сейчас осмотрим.

Апраксин, выдерживая серьезную мину, — в полнокровных

губах таяло веселье — прошествовал к галере мимо молодцевато отступившего в сторопу Петра. Обошел судно. Холеными пальцами любовно тронул борт, погладил. Остался доволен. Ловко сощелкнул щепочку с кружевного рукава. Повернулся к царю и просиял.

— Ну, коли готова, то можно поднять со господом!

Генерал-адмирал не по-стариковски молодо шагнул к ца- .

рю, желая сказать что-то радостное и подобающее случаю, но словно споткнулся о тяжелый взгляд Петра.

— Поставщиков повесил? — проговорил Петр, немигающе

уставясь выпуклым взглядом: — Нет? Почему?.. Доски сырые,

ворвань — гниль одна! Уголь плох! Смотри, Матвеич, самого

повешу на рее!

Что-то бормоча, Апраксин открыл было рот, каменея и обмякая телом. Но Петр, зло улыбнувшись, уже взмахнул рукой. На форстеньге повой галеры плеснулся флаг с белым полем и голубым Андреевским крестом.

— Вашими руками сегодня срублена галера! — звонким

45

ясным голосом обратился Петр к мастеровым и плотникам. — Пусть же и это судно послужит во благо отечества!

Громкое «ура» перекатами загуляло над Невой.

Из-за штабеля досок выскочил Розенкранц, приказал плотникам стать к канатам. Сам подбежал к толстой, почти полуметровой толщины балке. Покосился на близко стоявшего царя.

Петр заблестел белозубой улыбкой, приблизился к галере

и снова стремительно махнул рукой. Плотники, отталкивая

бревна, рванули канаты. Датчанин, сверкнув глазами, толк

нул балку на царя. Петр, радостно увлеченный, опасности не

заметил. Оторопелый Никола, бросив канат, с шальной лег

костью подлетел к царю, сгреб его, потянул в сторону.

Огромное бревно с гулом легло на то место, где только что

стоял царь.

И тут же судно тронулось с места, медленно, а потом все

быстрее и быстрее заскользило по натертым ворванью стапе

лям. Задымило сало. Раскидывая две высокие волны, галера

шумно вошла в воду и, тотчас выровнявшись, плавно закача

лась,

Музыканты протяжно заиграли на рожках. Прыгнула носовая пушечка, пыхнув дымом. Еще одна галера вступила в строй русского гребного флота.

Петр, чуть побледневший, насупленный, поднял руку и вытер мокрый лоб. Шагнул к Николе, похлопал плотника по плечу.

— Молодец! Сегодня, похоже, мы спасли друг друга...

К царю робко приблизился Розенкранц — беспокойно замигал.

— Ваше величество, — голосом, сползающим на сладкий ше

пот, обратился датчанин. — Вопрос... Навигацкий...

Петр безразлично кивнул.

— Бондари затребовали весь дуб на квасные бочки, а я не

отпустил. Надо ли столько бочек? Если выход флота в море

близок, тогда другое дело... А то ведь дуба не хватает на ре

монт трюмов и шпангоутов...

Петр взглянул недоверчиво. Ответил гудящим густым басом:

-Вопрос пе навигацкий. Когда и куда идти флоту — не дело иноземных корабелов. Что до трюмных бочек — следует справиться у генерал-адмирала Апраксина...

Розенкранц низко поклонился и засеменил к выходу.

Неожиданно Петр тепло улыбнулся: увидел Змаевича я Бакаева. Поняв, что оба здесь по тому же делу, что и он, царь повернулся и шагнул к секретарю. Молча взял из его деревянных рук бумагу и, справляясь о фамилиях офицеров, пробежал глазами длинный список повышения в чинах. Подошел поздравить — молча протянул узкую мозолистую ладонь. Сообщая новый должности, пожал руки — крепко, быстро. Улыбнулся, над губой поползли в стороны щеточки усов.

— Устроим шведам на море Полтаву — видать вам и адмиральские чины.,.

46

5

Увидев множество парусов на Неве, Петр распахнул окно дворца. Пахнуло сыростью, терпким духом весенней земли и немолчным шумом игристых волн.

К пристани, видневшейся невдалеке, подходил нарядный галиот — резной, с круглой кормой в цветных стеклах, с легко и изящно вынесенным вперед форштевнем.

— Кто это там маячит? — пристально вгляделся Петр.

Генерал-адъютант схватил подзорную трубу, разглядел на

палубе галиота сэра Роя Дженкинса, напыщенного и разря

женного.

— Английский посланник, ваше величество, — ответил Ягу-

жинский. — Каждый день променад совершает до Котлина

острова и обратно — с подзорной трубой, записывает что-то.

Повадился, видимо, не только от телесной слабости да празд

ности. Запретить бы, ваше величество. Соглядатайство явное.

.— А пускай тешится. Все будут решать пушки да храбрость мэих моряков и гренадеров, — задумчиво улыбнулся Петр. Постоял, пощипывая ус, и вернулся к столу, продолжил диктовать Ягужинскому. — «В конце недели всех людей посадить на галеры и скампавеи, ночевать там, быть в полной Готовности. Ждать указу в марш...»