– Надо выпить.

У Феликса начались позывы к рвоте, но он сдержался.

– Не ссы. Мы все так лечимся, когда крысы кусают. Хорошее противоядие. Завтра еще налью. Спим по очереди. Дежурный огонь в печурке поддерживает и крыс гоняет. Ты сегодня освобожден.

Он хотел сказать, что не хочет спать, ведь только то и делает, что спит, но язык стал заплетаться. Единственное, на что хватило сил, так это спросить:

– А хозяйка кто?

И уже проваливаясь в сон, услышал:

– Никто ее не видел. Но говорят, очень добрая. Если бы не она, то и нас здесь не было бы.

Былого никогда не искажай и сохранишь, быть может, шанс переосмыслить

– Вставай, крысолов… Как сам-то? – разбудил Феликса голос соседа-фермера.

– Нормально. Только есть хочу. А почему крысолов?

– Ну, значит, пошел на поправку. Крысолов, это лучше, чем черт, на которого ты сейчас похож.

А Феликс действительно был похож на черта.

«Может, это и к лучшему, – подумал он. – На похоронах наверняка будут люди, хорошо знавшие меня. Но если жена меня хоронит, значит, ей так нужно. А если это нужно ей, значит, это нужно и мне. Горжусь своей женой! По всей вероятности и со следствием у нее все хорошо. Значит, скоро домой».

– Выпей лекарство. И если хочешь умыться, умывайся снегом.

– He-а. Я лучше так. Знобит меня еще. Не до снега.

Выпили. Феликс опять водку с крысиной кровью. Закусили и вышли на улицу. Он увидел толпу людей: мужчин, женщин, детей. Было похоже на кадры из фильмов тридцатых годов, где рабочие выходят с фабрик и заводов. Чумазые, рахитичные детишки цеплялись за мамок. Мужики переговаривались, держась обособленно. Обитателей трущоб было несметное множество! Кто-то еще только выползал из своих хибар, а кто-то был уже далеко. Все торопились быть первыми при раздаче пирогов с барского стола.

Феликс с товарищами примкнул к толпе и менее чем через час был у кладбищенской ограды. Внутрь их не пустили. Возле маленькой церкви стояло много машин и катафалк. Значит, отпевают. Некоторые из тех, что с черными повязками на рукавах обходили нищих, показались ему знакомыми. Они выталкивали вперед женщин с детьми, а наиболее грязных ставили назад.

Из церкви вынесли закрытые гробы. Рядом с гробами шли друзья «покойных». Среди них были топ-менеджеры компании Саенко и просто знакомые. Кто с женами, кто с мужьями. И только теперь Феликс понял, что это хоронят его. Это он лежал в гробу! Женщины заголосили так, как могут голосить только на Руси. Люди в скорби склонили головы.

«Надо же! Меня, оказывается, уважали. И многие даже искренне», – удивился Феликс.

Секретарь-референт подняла глаза и стала осматривать собравшихся, будто ища кого-то. Казалось, она знала, что хозяин где-то здесь, среди провожающих. А он и был здесь. Вот только выглядел так, что и сам себя не узнал бы. И слава Богу, ведь открывать свое присутствие он не имел права.

Вынесли ящики с водкой, развесными конфетами, лотки с хлебом, печеньем, пирожками, яблоками, мандаринами и бананами и нарезанное кусочками сало. Охрана следила, чтобы чернь не устроила давки.

«Глыба! – опешил Феликс, увидев среди провожающих еще и Григория с Митяем. – Да что вообще происходит? Как, откуда? Они ведь в тюрьме!»

– Лекарь, а это кто? – спросил, толкнув соседа в бок.

– Эти? Наши менты. Тот, в очках, у них самый главный. Мы его зовем Людоедом. Ты что, их знаешь?

– Да нет. Показалось. Крепкое у тебя лекарство. Вот «крышу» и понесло.

– Держись от них подальше. Много людей пропало после встречи с ними…

Феликс засунул руки в карманы, чтобы не было видно, как они трясутся, приотстал от лекаря и затерялся в толпе. Неожиданно кто-то схватил его за локоть. Обернувшись, увидел ухмыляющегося Митяя и двух громил.

– Здравствуйте, Барин. Нам велено вас доставить. Давай не рыпайся.

Через пару минут Саенко уже стоял перед Григорием.

– Изменились вы, Феликс Сергеевич. Провонялись и, небось, завшивели. Вы и к нам уже без лоска попали, а теперь вовсе забомжевали. Не хотите пройти к вашей могилке? Пройдем, не торопясь, чтобы народец не пугать привидением. Там и с Натальей Леонидовной пообщаетесь, вдовой вашей. Она вас ждет.

Его вели по боковой аллее. Митяй шел впереди, показывая дорогу, Григорий рядом, а двое «шестерок» по бокам. Но Феликс и не собирался убегать, ведь сейчас он увидит свою Наташу и, возможно, сегодня вернется вместе с ней в свою прежнюю жизнь.

«Вот тогда-то я все припомню и Григорию-людоеду, и его шакалам. Я загоню этих быков в банки консервные», – мысленно праздновал победу Феликс, но его размышления прервал Григорий:

– Дальше один.

Долги спасают должника, но часто губят ростовщицу

Она стояла к нему лицом, скрытым под вуалью, в окружении своих церберов.

– Добрый день, Хозяйка. Вы видели результат моей работы. Я сделал все, о чем договаривались. Кстати, вот съемка последних дней жизни Феликса. Мне бы хотелось сегодня получить свой гонорар. Вы привезли?

– Петр, не наглей. Да, я обещала привезти тебе деньги, но передумала. Сегодня у меня состоится последняя встреча с мужем. Потом ты за ним проследишь. И следить будешь до тех пор, пока он не сдохнет. А он сдохнет. Жить ему осталось пару дней. Труп закопаешь так, чтобы никто никогда его не нашел. И когда отдашь мне съемки его похорон, получишь деньги.

– А если не помрет? Он же не умер до сих пор. Почему вы решили, что он умрет в течение двух дней? Мне за ним месяц ходить? Два?

– Ты же хочешь получить деньги поскорее? Так не ходи месяц. Я сказала, два дня.

   

Она стояла к нему лицом, скрытым под вуалью, в окружении своих церберов.

– Значит, я должен ему «помочь»?

– Я этого не говорила. Но чтобы через два дня у меня были съемки его смерти и похорон. А пока иди. Я супруга хороню. Тобой убиенного.

Наташа стояла рядом с укрытой венками могилой. В мужчинах, находившихся чуть поодаль, Феликс узнал следователей наркоконтроля.

– Видимо, следят, чтобы она не сбежала, – подумал он.

– Всегда была уверена, что абсолютно все браки, состоявшиеся по любви, заключаются все-таки по расчету, – заговорила Наташа, стоя к мужу спиной. – Ведь мы любим человека за ум, порядочность, интеллигентность, доброту, отношение к себе, – по сути, это и есть расчет. Мы рассчитываем на эти его качества и надеемся, что они не изменятся и принесут свои плоды. Так что брак с тобой, Феликс, для меня изначально был расчетом. Ты был моим счастливым билетом в роскошный и контролируемый мною мир! – она закончила свой монолог на подъеме и сквозь зубы добавила: – А теперь я чувствую рядом вонючего бомжа.

– Здравствуй, Натуся! Мне не нравятся твои шутки. Я сам себя такого презираю. Поедем домой. Пару часов в ванной, я приведу себя в порядок и снова стану твоим любимым Феликсом. А потом мы улетим на море. Мне снилось море и ты…

– Это невозможно. Я нахожусь под следствием, а мой любимый Феликс погиб. Он лежит в только что засыпанной могиле. И на море, где мы с покойным впервые поссорились, полечу без тебя. Ведь я была при тебе – ты король, а я твоя свита. Так вот, король умер. Ты вернешься на помойку, Посейдон!

Ты теперь никто. Жалкий, вонючий бомж. Теперь я Королева. Прощай!

В памяти Феликса, в мелких деталях, всплыл их с Наташей отдых.

«…Июнь, жара, Коктебель – Черное море. Наташа нежится на берегу, а я становлюсь на доску виндсерфинга. Становлюсь и падаю. Выныриваю, перекидываю руки через доску, цепляюсь, взбираюсь, встаю на полусогнутых, и волна снова сбивает меня в воду. Прошло полчаса, результат тот же. Из-за усталости я не могу легко взбираться на доску. Да ну ее! Беру напрокат небольшой однопарусный швертбот и решаю прокатиться с женой. Наташа села возле паруса, я за руль. Где-то в миле от пирса в море врезалась гора Карадаг. Я переложил парус на левый борт, и лодочка, слегка накренившись и подняв за кормой легкое бурление, устремилась к мысу.