Гоги сначала очень обрадовался, так как ему почему–то казалось, что Варвара Вахтанговна никогда не согласится на его брак с Мзией, но вскоре он начал жаловаться Смагину, что ждать целый год не входит в его расчеты. Мзия относилась к этой отсрочке более разумно. По крайней мере по ее поведению не было заметно, чтобы она была очень расстроена.

Так как здоровье Гоги восстановилось полностью, Варвара Вахтанговна начала собираться домой; как ни просила Ольга Соломоновна погостить у них еще некоторое время, Варвара Вахтанговна назначила день отъезда. С нею ехали Гоги и Смагин.

Накануне неожиданно приехал доктор Куридзе и привез радостную новость. В больницу пришла бумага из министерства, что за недостаточностью улик обвинение против Георгия Обиташвили прекращено.

Гоги, против ожидания Смагина, был скорее смущен, чем обрадован. Однако радость всех была так заразительна, что его смущение постепенно растаяло. Он признался Смагину, что эта «милость» правительства, которое он ненавидел, ему противна. Тогда Смагин объяснил ему разницу между помилованием и прекращением судебного следствия за недостаточностью улик.

Так как Теймураз Арчилович получил двухнедельный отпуск, было решено, что семья Куридзе пробудет здесь это время, а потом поедет на зиму в Тифлис. На другой день все было готово к отъезду. Теймураз Арчилович при прощании со Смагиным задержал его руку в своей.

— А помните, как вы пришли впервые в нашу больницу? Сознайтесь, небось вас многое удивило тогда?

— В первую минуту я, конечно, удивился, но вскоре понял, в чем дело… И почему секретарь министра потребовал подписи более благонадежного врача.

— Для меня было бы оскорбительным, если бы я пользовался их доверием! Они меня только терпят, как, впрочем, терплю их и я до поры до времени.

— Мне кажется, что нам не так–то уж долго придется их терпеть.

На веранде появились Гоги и Мзия, одетые по–дорожному. Мзия собралась провожать отъезжающих до Самтреди. Бичико был занят перетаскиванием чемоданов в уже запряженный фаэтон.

— Ну, молодежь, смотрите не увлекайтесь и не мозольте глаза нашему, с позволения сказать, правительству! — с шутливой напыщенностью произнес Куридзе.

Бичико уже усаживался поудобнее на козлах. Варвара Вахтанговна целовалась с Ольгой Соломоновной. Смагин кинул прощальный взгляд на уютный сельский домик, плотно окруженный ветвями деревьев, с которых осыпалась последняя листва, и подумал с умиротворенной грустью, что перевернулась еще одна страница его жизни.

Глава IV

По возвращении в Тифлис Смагин нашел на своем письменном столе два письма. Одно было из Баку, куда его приглашали прочесть несколько лекций об искусстве Советской России, другое — от Везникова, приглашавшего зайти на чашку чая.

Бакинское письмо он отложил в сторону, а везниковское порвал и выбросил в корзину.

Немного отдохнув после поездки, Смагин вышел прогуляться. Пройдя Оперный театр, приостановился. Его поразил неимоверный шум, заглушавший все звуки уличного движения. Это был оглушительный щебет птиц, возвратившихся из своих ежедневных загородных полетов в поисках пищи.

Или это был какой–то особенный день, или прежде Смагин не обращал внимания на эти полчища птиц, но сейчас он почувствовал, что сам как бы растворяется в этом немолчном гомоне. Птицами были усеяны деревья, подоконники, крыши домов и телеграфные провода.

И вдруг рядом с ним, как фальшивая нота в стройном оркестре, прозвучал голос точно выросшего из–под земли Везникова:

— Ба–ба–ба! Где вы пропадали? Получили мое письмо? Ведь сегодня вечером я вас жду, есть верное дело. Когда вы едете в Баку?

— В Баку? — изумленно переспросил Смагин.

— Вы же получили приглашение поделиться вашими воспоминаниями о советском рае?

— Везников, это становится скучно.

— Ей–богу, вы лишены чувства юмора. Ведь я же искренне радуюсь вашим успехам.

— Какой же это успех? И потом я еще не решил, поеду в Баку или нет.

— Нет, поедете, потому что за это вам заплатят.

— Неужели вам не надоело повторяться? Лучше скажите, как вы узнали; что я получил приглашение.

— Что за наивные вопросы! Ведь мы живем в демократическом государстве, в котором никто не скрывает своих намерений. Мне сказал об этом Абуладзе, а он прочел в газете… Ведь у нас свободная пресса!

— Что же было там написано?

— Что пишется в таких случаях: «Известный лектор, снискавший печальную известность своей пробольшевистской ориентацией, получил приглашение поделиться воспоминаниями о советском рае… Скатертью дорога!» Видите, я запомнил почти наизусть эту заметку. А слова о советском рае — это плагиат, а не собственное мое остроумие… Но все это чепуха. Плюньте на них с высокого дерева. У меня к вам настоящее дело. Вы будете у меня сегодня?

— Нет.

— В таком случае да благословит нас аллах, поговорим у этого мавританского оазиса. — И Везников показал рукой на Оперный театр, выстроенный в мавританском стиле.

— Простите, Везников, но нам не о чем говорить.

— Вот чудак! Не обольщайтесь, лекция даст вам гроши, а я предлагаю вам заработать по–настоящему на этой поездке.

— Зарабатывайте сами!

— Открыл Америку! Если бы я мог сейчас выехать в Баку, я бы не стал с вами делиться заработком.

— Вам не приходило в голову, что подобные предложения оскорбительны? — сухо произнес Смагин.

— Снимите повязку с глаз, не то расшибете лоб. Я вам протягиваю руку, чтобы помочь, а вы… Что за чудовищная гордыня, что за сектантское упрямство!

— Простите, мне некогда, — резко сказал Смагин и быстро отошел от Везникова.

Тот без всякой церемонии догнал Смагина и ехидно прошипел:

— Вы против нетрудовых доходов? Да? Все вы лицемеры и фарисеи! Ну ладно, желаю вам успеха в вашей бакинской авантюре. Только не забывайте, что фанатиков там куда больше, чем в богоспасаемой Грузии. Когда будете проходить мимо азиатских заборов, смотрите в оба, чтобы какой–нибудь шальной камень не проломил вам голову!..

Глaва V

бакинское утро. временное пристанище. «француз»

Смагин перешел на другую сторону проспекта Руставели и по Крузенштернской поднялся на Судебную.

Варвара Вахтанговна обрадовалась ему, как будто не видела целую вечность. Гоги, словно маленький мальчик, начал прыгать вокруг, вырывая из рук шляпу и неуклюже помогая снять пальто.

На синей керосинке, занявшей свое старое место на полу и ничуть не потускневшей от своего путешествия в Гурию, — ему показалось, что она даже помолодела и похорошела, — кипел знакомый чайник.

Смагин рассказал про свою встречу с Везниковым. Гоги хохотал до упаду, а Варвара Вахтанговна возмущалась наглостью Везникова и все время повторяла: «Какая скотина! Какая скотина!»

— Мама, не обижай скотины! — среди взрывов хохота выкрикивал Гоги.

Когда Гоги наконец затих, Смагин рассказал о приглашении в Баку.

Гоги был в восторге.

— Как я рад за Александра Александровича! Мама, милая, отпусти меня, я тоже поеду.

— Да ты спроси сначала у Александра Александровича, возьмет ли он тебя с собой.

— Но почему же ему не взять? — вскричал Гоги. — Ведь правда? — обратился он к Смагину.

— Мне будет веселее ехать.

— Вот видишь, мама!

— Ну что за непоседа, — с напускной суровостью сказала Варвара Вахтанговна. — Сегодня только сошел с поезда и уже опять хочет трястись в вагоне.

— Мама! Я никогда не видел Баку. Это так интересно!

— В самом деле, почему бы ему не поехать? — сказал Смагин. — Поездка займет самое большее десять дней. Семья Куридзе раньше чем через две недели не вернется в Тифлис, так что Гоги свободен.

— А обо мне вы не подумали? — улыбнулась Варвара Вахтанговна. — Что я буду скучать?

— Ах, мама, ведь мы тоже будем скучать без тебя, но все же как было бы хорошо повидать новые места, послушать, как Александр Александрович будет выступать в новой аудитории…