Трактир, который должен бы быть закрыт и опечатан давным-давно, приветливо распахивает свои двери. Я сажусь за тот самый стол, касаюсь губами того самого эля. Ну, может, не точно того же, но не менее вкусного. И даже за одно это, за то, что вкусы тоже остались при мне, стоило бы вознести хвалу Всеединому.

— Празднуешь возвращение или оплакиваешь?

Герто по своему обыкновению бесстрастен и бесцеремонен, усаживаясь на лавку напротив.

— А есть чему радоваться или о чем плакать?

— Тебе виднее.

Он получает свою кружку эля и надолго припадает к ней, как будто утоляет жажду, копившуюся не один год.

— Ничего не изменилось.

— А ты сам? Неужели не научился новым фокусам?

Я не могу понять, спрашивает он всерьез или шутит, поэтому небрежно роняю:

— Всеединый вовсе не бог.

— Я знаю, — все так же спокойно сообщает Герто.

— Тогда почему…

Он заглядывает мне в глаза, глубоко-глубоко, намного глубже, чем это делала Имарр, и, похоже, находит то, что искал, потому что облегченно выдыхает и устало опирается локтями о стол.

— И все же я молился ему, чтобы у тебя получилось.

— Что получилось?

Вместо ответов и объяснений Герто отводит мизинец в сторону, словно предлагая моему взгляду последовать туда же, и я вижу крохотный пылевой вихрь, крутящий кольца на полу. В самом тихом уголке трактирного зала, там, где нет и не может быть даже намека на сквозняк. А как только начинаю приглядываться внимательнее, ураганчик рисует в воздухе улыбающуюся рожицу и мгновенно оседает на струганые доски прежним недвижным мусором.

Наверное, надо задать кучу вопросов. Или хотя бы один, для начала. Но я всего лишь подношу кружку к губам. Герто поступает точно так же, и мы оба знаем, что прячем улыбки.

Не друг от друга конечно же. Только и исключительно от врагов.

Я не знаю, сколько их будет, уверен лишь, что они найдутся обязательно. И еще я уверен как никогда в жизни, что скучать мне больше уже не придется.

По крайней мере, в ближайшую вечность!

Здесь…

Когда почти опального чиновника вызывают к высшему лицу Дарствия дважды за один месяц, это должно не просто наводить на размышления, а настораживать. Вот и Керр Крон со-Логарен, подходя к залу, где щели между плитами пола перекладывают шелковыми шнурами, чувствовал себя неуютно. Нет, разумеется, настоящей тревоги не было: с оступившимися слугами Дарохранитель, а вернее, его доверенные стражи сводили счеты быстро и без малейшего шума. Куда больше золотозвенника беспокоило то, что он вынесет, выходя обратно. В прошлый раз вопросов и ответов оказалось примерно поровну, хотя составить из них пары удалось лишь частично. Сегодняшняя же встреча…

Керр невольно вознес мольбу Божу, а заодно и Боженке, так, на всякий случай, и шагнул в услужливо распахнувшиеся двери.

Лишних людей в зале не было. Ни дремлющего кователя Цепей, ни охраны. В присутствии первого, для острастки, явно уже не нуждались, а за сохранность своей жизни Дарохранитель, как видно, не слишком переживал. Скорее всего, сказывался юный возраст, бравший свое, но золотозвеннику хотелось верить, что причина иная. В самом деле, возможно ли стоять во главе огромной страны, если не доверяешь даже самым преданным слугам?

Длинный стол был, что называется, завален бумагами. Смятые и вновь разглаженные листки покрывали лакированное дерево почти беспросветным слоем. Исключение составлял лишь кусок столешницы под локтями серьезного молодого человека: даже громоздкая чернильница была завалена бумагами по самое горлышко. Пол у ножек кресла был усеян отслужившими гусиными перьями, свидетельствовавшими о долгой и напряженной работе, от которой, судя по всему, невозможно было оторваться, поскольку ни стук захлопнувшихся за спиной золотозвенника дверных створок, ни звук шагов не заставили Дарохранителя Логарена поднять взгляд от своих записей.

Впрочем, он все же не настолько был погружен в писанину, потому что махнул свободной от пера рукой, когда Керр остановился на середине пути от дверей к письменному столу:

— Идите, идите сюда!

Он еще несколько минут пачкал чернилами бумагу, этот молодой человек, одетый в костюм, словно снятый с плеча прадеда, потом бросил очередное отслужившее перо себе под ноги и сцепил пальцы в замок над головой, блаженно потягиваясь.

— Вы хотели меня видеть, эрте?

— Ну разумеется. Иначе не позвал бы. Хотя… — Дарохранитель окинул взглядом горки, горушки и горы своих трудов. — Можно было обойтись и без этого. Но я действительно хотел вас увидеть.

Бывалый придворный тут же рассыпался бы в льстивых благодарностях. У Керра богатого опыта общения с вышестоящими чинами не имелось: сам давным-давно поднялся на недосягаемую для многих вершину, поэтому золотозвенник предпочел промолчать, изобразив на лице внимательное ожидание.

— События, в которых вы принимали участие и устроителем которых стали, заставляют задуматься.

— Я действовал во благо…

— Да-да, — оборвал попытку оправдания молодой человек. — Это мы уже выяснили и не будем возвращаться в прошлое. Некогда это делать. Да, некогда.

Он умолк почти на минуту, но наступившая тишина не заставила Керра беспокоиться: по лицу Дарохранителя было понятно, что он думает о чем-то вовсе не связанном со своим собеседником.

— Причины могут быть разные, — наконец продолжил Дарохранитель. — Кто-то где-то недоглядел, поленился, дал слабину, захотел удовлетворить собственные нужды… Мы не сможем найти то звено, которое сгнило первым. И не будем искать. — Он выудил из-под бумаг серебряную загогулину, похожую на пряжку для плаща. — Если металл рано или поздно рассыпается трухой, следует ли ждать непреклонности и твердости от людей, чей век во много раз короче?

— Ну сколько-то ударов человек может выдержать не хуже стали.

— А если ударят еще раз? Сломается?

Керр кивнул:

— Да. Поэтому хороший командир всегда знает, когда вахтенных пора менять.

— И когда ему пора сменяться самому…

Бесстрастное бормотание прозвучало так тихо, что золотозвенник решил: послышалось. По крайней мере, ему очень хотелось в это верить.

— Смена. Да, это именно то, что необходимо! — Молодой человек хлопнул ладонями по подлокотникам. — Но менять нужно не только людей. Правила и законы тоже должны меняться.

Керр собрался было возразить, напомнить, что далеко не все следует выбрасывать прочь за ненадобностью, но вовремя понял: к обсуждению его не приглашали. И как только эта мысль добралась до сознания окончательно, золотозвенник пожалел, что во всем зале имелось только одно место для сидения.

— Не сразу. Разумеется, не сразу, иначе это вызовет ненужные волнения. Постепенно. День за днем, маленькими шажочками. Главное, не отступать назад. Там, позади, есть много хорошего, но есть и много такого, что не должно вернуться. Ни при каких условиях!

Это была напутственная речь. Почему она звучала именно для него, Керр не мог предположить. И даже не пытался. В любом случае, все, что он имел право сказать в ответ, это «как прикажете», а потом отправиться выполнять. Со всем возможным старанием.

И как ни странно, он чувствовал, что поступить так будет единственно правильным. Только так. Время споров прошло, уступив место времени действий.

— Я не старался заглянуть в будущее. Это неблагодарное занятие, пусть уж все идет своим чередом. — Дарохранитель начал складывать разрозненные листки в кипу. — Я изложил свои впечатления о прошлом. О тех изменениях, что происходили когда-то давно и в последние годы. Вряд ли их будет достаточно, чтобы ясно увидеть, куда двигаться дальше, но как отправная точка они, смею надеяться, довольно хороши.

— Вы… вы уходите? — наконец решился спросить Керр.

— Я? — смешливо вскинул брови молодой человек. — Ну не так быстро, как вам, наверное, этого хочется! Просто в ближайшее время… годы, возможно, я буду немного занят не совсем дарственными делами. И мне нужен кто-то, чтобы взять часть работы на себя. Как думаете, я смогу найти такого человека?