Правда, не слишком ли рано в этом году?

Дарохранитель молчал недолго:

— Подите прочь, дорогая моя. Следуйте судьбе, которую выбрали.

Не знаю, на какое развитие событий рассчитывала Нери, но вряд ли надеялась так легко и просто избежать цепкой хватки Безымянного жениха, потому помедлила уходить. Сдвинулась с места, только когда рука человека в странной шляпе скучным жестом повторила прозвучавшее ранее приказание. А вот следующее короткое движение пальцев, указавшее на место рядом с Дарохранителем, предназначалось уже для меня.

— Отчаянная женщина.

Или отчаявшаяся, что явно вернее. И еще неизвестно, что страшнее, первое или второе.

— Слишком отчаянная для меня. А для вас?

— Она добилась исполнения своего желания, — сказал я, делая последний шаг.

— И весьма успешно, — согласно качнулась кисея на шляпе. — Но платить за него придется кому-то другому.

Я знал. О цене. О том, что ее все равно назначат. Но меня давным-давно приучили делать то, что в моих силах, ни мгновения не сомневаясь в исходе событий. Если можешь, зачем отказываться? Разве не для того боги наделяют человека частичкой своего могущества, чтобы он исправлял огрехи, пропущенные усталым божественным оком?

— Впрочем, подобные шалости все же простительны, особенно молодому человеку. В отличие от того, что трудно счесть шуткой или капризом.

Он переступил с ноги на ногу, чуть сместившись в сторону.

— Мне представляли вас как человека, всегда действующего по правилам. Но либо наблюдатели жестоко ошиблись, либо… вы уже не тот человек, каким были прежде.

Если бы!

«Не тем» я чувствовал себя на юге и поначалу в Руаннасе, пока чрезмерно нежный горошек, порожденный желанием упорного садовника и могуществом незадачливого демона, не выпил из моего тела последние капли чужого присутствия. А потом все вернулось обратно. В прошлое. В те дни, когда я еще не помышлял о новой жизни.

— Ваши деяния на посту Смотрителя Блаженного Дола вполне укладывались в границы дозволенного. Но далее… Ладно, оставим в покое Катралу. В конце концов, этот город и раньше жил по собственным законам, и теперь счастливо исполняет их, разве что с другой стороны. А как насчет всего остального? Что это была за выходка с низвержением исконного хозяина его же слугами, да еще при непосредственном участии чиновников Наблюдательного дома? А выступление против поборников веры? Да, прибоженные пользуются определенной самостоятельностью, но они такая же часть дарственного устройства, как и прочие. Вы же решились поколебать сначала одну опору, потом другую, не думая о том, что вслед за ними непременно пошатнется и все строение целиком!

Занятно. Так я еще не пробовал смотреть на свои поступки. И ведь получается, что его недовольство вполне справедливо. Ну да, где-то фактом больше, где-то меньше, но в целом…

— Вы наделали много странных вещей. Их можно уложить в пределы существующих законов и правил, но… Каждое из ваших деяний, внешне безобидное и вполне законопослушное, почему-то приводило к крушению устоявшихся основ!

Он говорил горячо и вместе с тем не столько злился, сколько удивлялся. Словно я каким-то чудом ухитрился проделать то, о чем подумывал на досуге и сам Дарохранитель, а главное, успел опередить высочайшую волю.

— Я не нарушил закон.

— Да! Именно! Ни на волосок не переступили черту. Если бы дела обстояли иначе, сейчас никакого разговора не было бы. Вообще не было бы никаких разговоров. Думаю, вы это понимаете.

Еще бы. Скорее всего, я уже несколько суток кряду обживал бы маленькую скромную камеру в Паучьем гнезде. Или мой труп гнил бы где-нибудь в сточной канаве.

— Вы изменили будущее, не меняя прошлого. Как?

— Мой отец… Он был чиновником Цепи градоустроения. Так вот, мой отец любил повторять: незачем рушить фундамент, способный вынести на себе еще не одно новое здание. То, что отжило свой срок, все равно рассыплется прахом, как ни старайся его подновить. Можно протянуть лишний десяток лет с прохудившейся крышей, но если стропила начали гнить, новая черепица только успешнее их обрушит. А если остов крепок, на нем можно возвести все что душе угодно. По крайней мере, дом, в котором можно жить, пока поблизости не расчищено место под новое строительство.

— Мудрые слова.

Мудрые, глупые… Я помню много разных слов, зато совсем не помню произносившего их человека. Но моим личным фундаментом стали именно они. Летучие скопления звуков, способные…

Нет, не изменить мир конечно же. Лишь подтолкнуть к действиям кого-то, кому такие перемены подвластны. А еще вернее, того, кто и понятия не имеет, что возможно, а что нет, и потому беспечно совершает истинные чудеса.

— С законами все точно так же. Пока основание твердо и незыблемо, можно подниматься все выше и выше, строя ступеньки правил. Но если пошли трещины… Стоит подумать о новой лестнице.

— И как, по-вашему, нынешняя лестница уже шатается?

За такой вопрос любого подданного Логаренского Дарствия упекли бы в Паучье гнездо в считаные минуты. За ответ, каким бы он ни был, — тем более.

— Я не знаю, что лежит в ее основе. Отец предписал бы для начала внимательно осмотреть фундамент, а уже потом делать выводы.

— В основе, говорите… Что ж, я покажу. Смотрите внимательно.

Он щелкнул пальцами, и обе цепи охранения развернулись в нашу сторону затылками. А потом Дарохранитель снял шляпу.

Я давно уже устал удивляться, и все же лицо, освобожденное от пелены кружев, заставило меня приподнять бровь. Кажется, левую.

Наверное, самым правильным поступком стало бы свернуть ему шею, этому молодому насмешнику из Аллари, принцу чужого мира. Но законы запрещали поднимать руку на высшую власть Логарена, а я никогда не нарушал правил, придуманных не мной.

— Что скажете теперь?

Ему и правда было интересно мое мнение. Уж не знаю почему, из упрямства, каприза, желания лишний раз поехидничать или в надежде услышать что-то полезное, но Дарохранитель внимательно смотрел на меня красноватыми угольками своих демонических глаз.

— Неожиданно.

— Это понятно, — махнул рукой он. — А остальное? Насчет фундамента?

— Как долго вы…

Я не закончил фразу, потому что вспомнил вдруг Катралу и ее богов-демонов, путешествующих из тела в тело с легкостью мотыльков. Он ведь выглядит старым, даже несмотря на юное обличье, значит…

— Семьсот тридцать пять лет назад. По здешнему летосчислению. Мне тогда особенно опостылели препирания с собственным отцом, рамки, в которые он меня вечно загонял, требуя подчинения и следования древним традициям. Хотелось свободы. Хотелось простора. У меня не было мечты как таковой, зато лежал в тайнике некий цветастый кокон.

Как все просто. Но, наверное, если бы жизнь вершилась по более сложным законам, она давным-давно предпочла бы закончиться навсегда.

— Я знал, что за «вратами» возможно все. Не догадывался только, что это «все» складывается из двух половин. Моей и человека, в теле которого я окажусь. Он был молод, как и я, но не бежал от чьей-то опеки, а сам должен был вот-вот стать опекуном маленького государства. Он боялся, что не справится. Он мучительно перебирал в мыслях сотни различных вариантов, не решаясь остановиться на чем-то одном. Но к моменту моего появления главное решение уже было принято. Лионн Вьере со-Логарен хотел стать достойным правителем. И… стал.

— Сразу? — спросил я, невольно вспомнив собственное соглашение с демоном.

— Я недолго упирался, — признал Дарохранитель. — Это ведь было так заманчиво — получить в свои руки долгожданную власть и не быть скованным никакими ограничениями! Правда, так казалось только поначалу. Пока не выяснилось, что государство — это вовсе не одни только поля, леса и реки, а еще и люди. И чтобы этих людей становилось все больше и больше, недостаточно каждой женщине найти своего мужчину. Нужно много разных вещей, особенно уверенности. Уверенности в том, что через год, дюжину лет, столетие внуки и правнуки нынешних молодых супругов смогут жить и думать о будущем собственных потомков. В итоге я…