- Кем ты, говоришь, работаешь? Юристом? - сощурилась Леся, окинув его искрами синих глаз.

   - Да. А что?

   - Умеешь убеждать, - сухо бросила она. - Завтра в три часа, на Южной есть кафешка, "Три кита", Даша ее не очень жалует, поэтому там нас не увидит. Буду тебя ждать ровно десять минут, не придешь, справляйся со всем самостоятельно, - и вскинула бровки, будто издеваясь от выставленного собою ультиматума.

   - А ты кем собираешься стать? - осведомился Антон. - Не дипломатом ли?

   - Фотографом, - не оценив шутки, серьезно бросила Леся. - До завтра, Антон Олегович.

   - Я буду, - заявил он, следя за тем, как она отходит от него, выпрямив спину и вскинув подбородок.

   - Посмотрим, - усмехнувшись, бросила девушка и прошла к двери. - Подожду Дашу на улице. До завтра.

   И не успел Антон глазом моргнуть, как оказался стоящим посреди комнаты в полном одиночестве.

   Завтра он обо всём узнает. Завтра ему откроется вся правда. Леся, Лесандра Ростовцева, не была склонна лгать или преувеличивать, она говорила ровно так, как всё было на самом деле.

   И именно она на следующий день уверила его в том, каким же идиотом он был все эти четыре года.

   Леся не скупилась на негатив, грубые слова и даже ругательства, никогда, однако, не переходя черту, но убеждая его с каждым новым словом в том, что он - именно он! - виноват в том, что стало с Дашей.

   И к тому времени, как Леся, очевидно, выпустив пар, высказав всё, что хотела, засобиралась домой, Антон подонком себя и чувствовал. Подонком, который даже не удосужился лично проверить, как жила его воспитанница. Просто заехать в квартиру, ведь сколько раз проезжал мимо знакомой сталинской высотки. Просто позвонить, услышать ее голос и по интонации понять, что не так. Встретиться с ней, хотя бы раз за эти годы, чтобы удостовериться, что всё хорошо. Один-единственный раз. И этого было бы достаточно для того, чтобы понять, увидеть правду, раскусить истинную сущность женщины, на которую скинул девочку, вверенную ему собственным отцом.

   Он не справился. Он не оправдал его ожиданий. Он его предал. Он его последнюю волю не исполнил.

   И так больно, так остро защемило сердце, так горько, до дрожи, до тошноты стало давить грудь.

   Мерзавец и предатель. Ненавистный человек. Дарья была права. Никого другого в нем она видеть не могла. Она видела и знала лишь того, кого позволяла ей видеть и знать Маргарита Львовна.

   Леся обвиняла во всём его, но он знал, что не вся вина лежит на нем. Он тоже знал правду. Он заботился о Даше! Да, так, как считал нужным, по-своему. Но он ее не бросил, он присылал деньги, поначалу даже подарки, чтобы заменить ей отца. Но не мог же он, в самом деле, бросить учебу, вернуться в Москву, чтобы о ней заботиться!? Он совершил лишь одну ошибку, но  роковую. Позволил себя обмануть женщине, замаскировавшей под истинным обликом волчицы вид ягненка. Он обманулся.

   И презрение, ненависть и ярость Даши, вполне обоснованные, - лишь наказание ему за то, что он сделал.

   Но, может быть, если он объяснит, если она позволит ему это сделать, если выслушает... то и поймет?

   Они оба оказались обманутыми. Ведь, если бы Антон узнал, как Маргарита обращается с девчонкой, он бы немедленно... он бы... что? Нашел той замену? Но сам никогда не стал бы следить за девочкой?!

   Какая гнусная откровенность, какая горькая несправедливость, какое острое разочарование в себе!

   Но, как и любой человек, он чувствовал необходимость оправдаться в действиях, которые не совершал, поговорить с Дашей лично. Услышать обвинение, увидеть лицо, понять и прочувствовать то, что ощущала она. Просто выяснить всё до конца, разобрать по кусочкам ту стену отчуждения, что возникла между ними.

   И откладывать это дело в долгий ящик он не стал. В тот же день, когда поговорил с Лесей, он позвал Дашу в свой кабинет.

   Она вошла, предварительно тихо постучав, с гордо вскинутым подбородком и блестевшими глазами, будто готовая к новой битве. Антона передернуло. Она на каждую с ним встречу будет идти, как на битву.

   Очень вызывающий вид, отметил про себя Антон. Наверное, раньше, до разговора с Лесей, он бы этому возмутился, а сейчас понимал, что всё это оправдано. И ее взгляды, и укоры, и обвинения, и злость.

   - О чем ты хотел поговорить? - с порога заявила Даша, сжав руки в кулаки.

   Он отчего-то отметил этот факт, указав ей на стул, будто давая понять, что разговор может затянуться.

   - Присаживайся...

   - Нет, - покачала она головой. - Что ты хотел? Мне нужно делать уроки.

   Антон сомневался в том, что она говорит правду, она не желала с ним разговаривать. Но промолчал.

   - Много задали? - участливо спросил он, выходя из-за стола и следя за выражением ее лица.

   - Не особо, - призналась девушка, насупившись. - Бывало, и больше. Так в чем дело?

   А она не любит ходить вокруг да около, подумал Антон.

   - Я знаю правду, - выдержав паузу, проговорил он. И с удивлением заметил, что не смотрит на нее. На уставленные книгами шкафы, на завешанные фотографиями и картинами стены, на дверь за ее спиной, но только не на нее.

   - Правду? - нахмурилась Даша. - О чем ты?

   - Даша, - проговорил Антон, найдя в себе силы и взглянув на ее лицо, - это не смешно. Правду о том, как ты жила эти четыре года. Я всё знаю.

   Она застыла, недвижимая, обескураженная, шокированная и ошарашенная его заявлением. И даже, наверное, не столько самим заявлением, сколько взглядом, полным сожаления, которым он пронзил ее. Видеть таким Антона Вересова было в новинку. И девушка не была уверена, что таким видеть его хочет.

   - Откуда? - лишь проронила она хриплым голосом.

   - Леся мне рассказала, - признался Вересов, - и прежде чем ты начнешь ее ругать, подумай о том, что ты сама должна была мне обо всём рассказать. Неужели ты думаешь, я бы тебя не выслушал?

   - Ты приказал мне все мои просьбы излагать через Маргариту, - сквозь зубы выдавила девушка.

   - Но не думаешь ли ты, что  об этом должна была мне сообщить? - с напором спросил он. - Я твой опекун, я должен заботиться о тебе, а получается, что...

   - Ты не заботишься? - услужливо подсказала Даша, поджав губы.

   - Не забочусь, - Антон не отрывал от нее глаз. - Значит, это правда?

   Даша молчала, словно раздумывая над тем, стоит ли ему признаваться.

   - Смотря, что ты узнал.

   - Что она совсем о тебе не заботилась, что деньги не отдавала, которые я присылал, что не одевала...

   - А ты присылал? - перебила его девушка, сощурившись. - Присыл мне деньги? Что, правда?

   - Присылал! - воскликнул Антон. - Я присылал много денег на твое воспитание. Я думал, этого вполне хватит, что я позабочусь о тебе материально, что Маргарита... проследит за тобой.

   - Я не получала от тебя... много денег, - скривилась Даша. - То, что до меня доходило, были крохи.

   - А пенсия? Что было с ней? Она же шла на твое имя?

   - А я ее видела, эту твою пенсию? - сказала Даша. Маргарита мне ее не показывала, она всегда повторила, что тех денег, которые присылаешь ты, никогда не хватило бы на мое воспитание...

   - Она лгала! - не сдержавшись, выкрикнул Антон. - Черт, я заботился о тебе материально, слышишь? Я никогда, ни за что не смог бы в этом обмануть отца! Он оставил тебя на меня, и я...

   - Я не получала от тебя больших денег, - упрямо повторила Даша, чувствуя, как трясутся руки. - Вот что я знаю о тебе, Вересов: ты скинул меня на эту женщину, сделал вид, что у нас все хорошо, а сам укатил назад в Лондон! Ты не высылал мне денег, а те крохи, что высылал, приходили даже не каждый месяц, а потому каждый раз, когда я садилась за стол, мадам Агеева тыкала меня носом в тот факт, что я живу за ее счет, хотя никем ей не прихожусь! - Антон ощутил дрожь в груди. - Я не видела твоего внимания, не видела заботы, не видела даже денег, о которых ты сейчас говоришь. Я и тебя самого не видела! - выплюнула она ядовито. - Если не считать обложек журналов, в которых говорилось, какой ты замечательный специалист, сколько зарабатываешь, и где купил квартиру! А я тем временем жила ожиданием того, когда же пройдут эти годы, чтобы я смогла избавиться и от Маргариты, и от тебя!