За то время, что Патрик искал удачи на берегах Буга, пропала вся оставленная им кладь и добыча. В разъезды ходить было не с кем, да и опасно. Всю округу обложили контрибуцией и обеспечили охра­ной.

Рота квартировала в городе, и спесивые бюргеры относились к постояльцам весьма нелюбезно.

В сентябре лейб-роту перевели в Штрасбург и выделили шот­ландцам на пропитание три деревни на другом берегу реки. Получить с полупустых и разграбленных деревень было нечего. Ротмистр вместе с Гордоном поехал в Мариенбург, просил помочь в содержании и во­оружении эскадрона. Получил лишь пустые обещания. Возвращались невесело. Ротмистр угрюмо молчал. Потом его прорвало:

—

Чёрт знает что! Знал я, что после отъезда Дугласа будет худо, но чтоб настолько! От лейб-роты уцелело меньше половины. Вся шваль дезертировала. Остались, правда, надёжные парни. Да ведь коней кормить нечем. Сейчас, осенью, не только овса, сена не купишь. Падут лошади, что будем делать? Ума не приложу.

По дороге шотландцы зашли в трактир. Немолодой офицер с гу­стыми усами внимательно разглядывал Патрика

«Где я его видел?» — подумал Гордон и вдруг вспомнил весёлое Рождество 1655 года у лейтенанта Барнса, почтенного полкового квар­тирмейстера.

—

Офицер в углу за блюдом с жареным гусем — квартирмейстер Фридрих Альтсдорф, — шепнул Гордон ротмистру. — Великий дока в делах денежных. Может, потолковать с ним?

Мелдрам кивнул.

—

Молодой человек! — загудел басом Альтсдорф. — Я вас узнал! Ведь вы — Патрик Гордон, шотландец? Не ошибся? Садитесь, господа, составьте старику компанию.

—             

Счастлив встретить вас в добром здравии, герр Альтсдорф!

—             

Здравие относительное, — засмеялся квартирьер, указав на со­лидный костыль в углу. — Впрочем, сия рана — дар Божий. Польская пуля в бедре не даёт сесть в седло. Законный повод для полной от­ставки. Еду в Мариенбург. Мои друзья замолвят словечко принцу, и, на­деюсь, Адольф Иоганн не откажет. Даст Бог, через пару недель — домой! Ну, а вы, господа?

Слуга поставил миску с бигосом и заказанный ротмистром штоф водки. Подняли чарки за встречу.

—

Мы из Мариенбурга. Роте жрать нечего. Да, окромя добрых слов и обещаний, ничего от Генералиссимуса не добились, — молвил Мелдрам.

—             

Могли бы и не ездить, — усмехнулся Фридрих, — принц рад бы помочь вам, да не из чего.

Доходов Короны Шведской даже на запросы двора не хватает, а ведь надо ещё набирать новых рекрут для войны с Данией. То золото, что Кромвель и Людовик XIV шлют Карлу Густаву, до Пруссии не до­ходит. За два года войны Польша так обнищала, что с неё много не возьмёшь. К тому же пригнанные с юга стада принесли в Пруссию скот­ский мор.

Думаю, вы, ротмистр, слегка преувеличили, говоря, что ваша рота голодает. Зерна запасли вдоволь, и свои два фунта хлеба и кружку пива в день солдаты получать должны. Соль, свечи, топливо и лепёшки — это уже зависит от хозяев квартир. Рейхсталера в месяц пехотинцу маловато. Рейтарам положено больше, да платят далеко не всегда. Надо ж ещё и коней кормить. Мой вам совет: не ждите помощи из Мариенбурга. Нынче среда. В воскресенье в Зольдау ярмарка. И укреплён городок слабо, — Альтсдорф, достал из кармана платок и аккуратно вытер с губы.

В субботу шотландцы выехали, когда стемнело, и шли всю ночь. На рассвете ворвались в город. Рассеяли людей и взяли добрую по­живу.

—             

На пару месяцев хватит, — решил Мелдрам.

На обратном пути Стрейтон молвил:

—             

У меня предчувствие: свернем направо — будет удача.

Пятеро друзей свернули и в миле, на лугу, увидели

табунок

оди­чавших коней. Лошадей загнали в деревню и часть переловили. Пат­рику досталась молодая кобылка замечательной красоты и стати. На въезде в Штрасбург драгуны встретили коменданта. Он так и ахнул:

—             

Чья красавица? Продайте! Никаких денег не пожалею.

Памятуя о превратностях солдатской судьбы, Патрик подарил кобылку коменданту и даже взять взамен что-либо отказался. Тот рас­сыпался в благодарностях и поклялся не забыть услуги.

Благосклонность сего офицера весьма пригодилась Гордону впо­следствии.

Последний бой лейб-роты

Первого октября, утром, труба запела тревогу. Гордон поспешил седлать коня.

—             

Куда спешишь, камрад? — окликнул хозяин. — Жратва на столе, а обед и обедня никому не помешают. На дурное дело успеешь.

Не слушая воркотню старого солдата, Патрик вскочил в седло и подъехал к дому ротмистра. Мелдрам, уже готовый, направил своего светло-серого красавца к выходу. В воротах жеребец заупрямился и никак не хотел выезжать.

«Дурная примета!» — подумал Гордон, но промолчал.

За рекой ротмистр построил эскадрон — двадцать девять рейтар с офицерами — и послал в головной дозор шесть рейтар с капралом Бруном. Проехали лес — никого. Второй лес — тишина. Ротмистр за­беспокоился, прихватил трёх рейтар и поехал вперёд.

Эскадрон шёл неспешной рысью. Капитан Кит вспомнил весё­лую историю, все много смеялись.

—             

Противник сзади! — крикнул замыкающий.

Развернулись. Из леса выезжал большой эскадрон, сотни в три,

и выстраивался широким фронтом. Шведы двинулись навстречу не­другу. Противник сплотил ряды в шахматный, боевой порядок.

«Не поляки! — подумал Патрик. — Регулярная часть».

Как-то не верилось, что это враг.

—             

Наверное, то люди полковника Ноймана, — сказал капрал.

—

Мундиры немецкие, — заметил квартирмейстер Стокер. — Может, бранденбуржцы? Они нынче взбунтовались и перекинулись к полякам.

—             

Это враг! — резко сказал Гордон. — И схватки нам не избежать.

Разница в силах была чересчур велика. И шансов на победу у шот­ландцев не было. Как-то сразу все почувствовали — бой последний. Но никто не струсил, не оглянулся, не заговорил о бегстве.

«Пришла и моя пора, — подумал Патрик. — Всё одно. Кроме жизни, терять нечего».

Он принялся истово молиться, просил Пресвятую Деву не оста­вить его в сей час.

Подъехали на мушкетный выстрел.

—

Правофланговые, вперёд! — скомандовал квартирмейстер. — Спросите, кто они.

Капитан Кит и Гордон стояли на правом фланге. Они и поска­кали вперёд.

—             

Что за люди?

—             

Подданные императора!

—             

А мы — короля Швеции!

—             

Сдавайтесь!

«Что за чёрт? — подумал Патрик. — Император воюет с князем Ракоши, а не со шведами. Что имперцы здесь делают?».

Грянул залп. Джеймс Кит схватился за грудь и рухнул. Пуля уда­рила Гордона под левый сосок, и на мгновение он даже потерял созна­ние. Очнувшись, Патрик увидел, что подъехавший немецкий офицер приставил к его груди карабин и спустил курок.

«Осечка! Жив!» — подумал Патрик, крутанул коня и поскакал к

своим.

—             

Теперь увидели, кто это? — молвил Гордон, становясь на пра­вом фланге.

Рана сильно кровоточила, но, видно, пуля прошла по рёбрам, можно было терпеть.

—

Вперёд! — крикнул Стокер.

И шотландцы ринулись в безнадёжную атаку. Они прорвали пер­вую линию, но дальше их окружили со всех сторон. На Патрика летел смуглый гигант на пегом жеребце. Первый удар кривой сабли был так силён, что острая боль от раны отозвалась во всём теле. Гигант вновь замахнулся.

«Второго удара мне не удержать», — подумал Гордон. Вспомнив уроки Вилли, он стремительно ткнул остриём палаша под челюсть смуглого. Тот выронил саблю и сполз с седла. Выскочив из круговерти схватки, Патрик изо всех сил гнал коня к лесу