—

Нас предали! Вокруг короля трусы и изменники! Позволили цим гадам свободно уйти из Варшавы со всем добром! Они всю Польшу ограбили, а теперь увезут наши денежки в свою Швецию. На штурм, братья! В Варшаве есть чем поживиться!

—

Панове, как можно! Пан Круль дал слово, — пытался перекри­чать смутьяна почтенный шляхтич на соловом жеребце. — Мы ж не та­тары какие, не разбойники.

—

А что нам король? Он себе сбёг в Силезию, бросил нас, — орал тощий.

Чернь слушала его, а не благоразумные речи.

—

Два часа явно прошли, — заметил Патрик. — Где же парламен­тёры?

И, будто отвечая ему, рявкнула пушка, потом вторая.

—

На приступ! — закричал тощий. — Бей шведов, кто в Бога ве­рует!

Толпа решительно бросилась к стенам.

—              

Лестницы тащи! Лестницы.

До стен добежать не успели. Снова запели трубы, и над башней заполоскал белый флаг. Это были парламентёры. Навстречу послам выехали Чарнецкий и гетман Лянцкоронский. Королевские гвар­дейцы окружили шведов плотным кольцом, защищая их от ревущей толпы.

— 

Тише, детушки, тише! — закричал Чарнецкий, поднимая бу­лаву. — Послы — дело святое!

Отважный старик был любимцем толпы. Он не раз бил шведов, и к его длинной, седой бороде относились с почтением. Ближние смолкли. И, хоть в задних рядах орали «Бей их, кто в Бога верует!», по­слов довезли до усадьбы Лещинских благополучно. Но, как только за ними захлопнулись тяжёлые ворота, толпа вновь заревела:

—             

Нас предали! Обман! Где наша добыча?

Особо бесновался тощий шляхтич в рваном кунтуше:

—             

Лестницы сюда! Во дворец!!! Пусть король заплатит.

Четверо вельмож подошли к открытому окну:

—             

Панове! Король заплатит! Расходитесь по домам.

Толпа только ревела в ответ:

—             

Обманщики! Обещать-то горазды. Деньги сейчас!!!

Простолюдины уже принесли лестницы. Придворные забеспо­коились. Впрямь ведь полезут на стены. Озверевших людей не остано­вишь. И тогда кто-то из вельмож крикнул:

—             

Возьмём Варшаву, армянские купцы заплатят.

По толпе понеслось:

—             

Армяне заплатят! Армяне!

—             

А что ждать-то?! — выкрикнул шляхтич. — Вон на рынке их ла­вочки! Айда грабить!

И толпа ринулась громить и грабить лавки невинных армян.

Домой возвращались в сумерках, шагом. Молчали.

—

Не завидую я участи короля польского, — вполголоса заметил Патрик. — Уж больно нрав у поляков переменчив. Утром они лезут в огонь, штурмуют город с отвагой необыкновенной. А вечером готовы взять приступом своего короля, понуждая его изменить королевской клятве! Понять сего не можно. Надеюсь, я Вас не обидел, пан Боле­слав?

Тот ответил не сразу:

—             

Нет. Не обидел. То есть правда.

Услышав о сдаче Варшавы, пани Матильда страшно разволнова­лась:

—             

Там же Анеля, доченька моя! Какой ужас! Бог знает, что может случиться с юной пани. Пан Гордон, я понимаю, вы устали. Но я Вас умоляю, скачите за нею немедленно! Будьте рыцарем.

Подстароста кивнул головой:

—             

То так. Надо ехать! Привезите Анелю. Единственная дочь, нам никак нельзя рисковать. Возьмите людей и езжайте.

Пришлось снова гнать в Варшаву. Впрочем, Гордон привёз де­вушку к родителям без особых приключений. За эти хлопоты и бессон­ную ночь Патрика удостоили титула «рыцаря и спасителя». К оным похвалам он всерьёз не относился. Хозяйка и ранее выказывала юноше свою благосклонность, а после приезда дочери приязнь почтенной пани Матильды стала куда горячее. Трудно было не заметить матримо­ниальные планы хозяйки. Как-то вечером она подробно поведала Пат­рику

о приданом Анели, весьма значительном, и добавила:

—

Да то не главное, пан Гордон. После нашей смерти к дочке отойдут два села под Уманью. Поверьте, мы не заживёмся в сей греш­ной юдоли. Правда, край ещё не вполне оправился от бесчинств Хмельницкого, но и сейчас жид-арендатор высылает нам каждую осень сумму весьма солидную. Когда на Украине наведут порядок, сему име­нию цены не будет. Польской пшеницей кормится Дания, Померания, Швеция.

Патрик задумался всерьёз. Милая, улыбчивая пани Анеля от­нюдь не была ему противна. Но Стеша! Тайная любовь держала силь­нее.

Да и не хотелось ему идти в зятья полунищим солдатом. Вот за­работает чин, положение, тогда дело другое. Кто знает, что станет с тем имением на мятежной Украине?! А главное, кочевая жизнь солдата удачи, полная опасностей и риска, ему ещё не надоела. Осесть своим домом Патрик не спешил.

Зося и Хелена давно поняли, что пан Гордон, при всей его лю­безности, к ним горячих чувств не питает. Посему девушки охотно при­нялись помогать пани Матильде в её хлопотах.

4 июля шведский гарнизон с оружием и знамёнами вышел из Варшавы. Мятежная толпа черни и шляхтичей чуть не растерзала фельдмаршала Вит- тенберга и высших офицеров. Ян Казимир вынужден был взять их под свою защиту. Король успокоил мятежников, пообещав, что посадит Виттенберга и других шведов в крепость под крепкий надзор. Фельдмаршала отправили в Замостье, а больного канцлера Оксенштерна оставили в столице.

На другой день Гордон получил приказ от графа Константина: передать все дела по охране панам и немедленно явиться во дворец Любомирских в Варшаве.

Юноша хотел ехать тотчас, но пани Зося и Хелена задержали его. Им срочно понадобилось в столицу к старшей сестре, Барбаре:

—             

Пан-рыцарь нас проводит?

К ним сразу примкнула и Анеля:

—

Не помирать же мне от скуки в этой глухой деревне! Я тоже

еду!

Пришлось отложить отъезд до утра. В эту горькую ночь Патрик простился со Стешей:

—             

Не грусти, солнышко моё. Я вернусь.

Девушка рыдала. Оба знали, что встретиться снова им наверняка не придётся.

Графа Константина в Варшаве уже не было. Важный дворецкий в расшитой золотом ливрее сказал:

—             

Пан Граф отбыл по делам неотложным. Особых распоряжений пану Гордону не оставил. Комната вам отведена. Ждите.

Во дворце Любомирских ему жилось привольно. Патрик купил нарядное седло и нанял двух слуг. Первый служил ему недолго, а вот со вторым Патрику повезло.

За свои тридцать лет Стас хлебнул лиха вдоволь. Была когда-то у него белая хатка, добрая кобыла и пара круторогих волов под Льво­вом. Жена, чернобривая Оксана, растила трёх сынов. Да только в од­ночасье всё и кончилось. Пришёл Хмельницкий. Татары сожгли деревню и угнали всех в Крым, продавать. Стас ухитрился перетереть сыромятный ремень об острый камень и утёк. А где Оксана и хлопцы, живы ли, один Бог знает.

Долго Стас бедовал без места, голодал, скитался и службу у доб­рого пана счёл великой удачей. Был он неразговорчив, старателен и надёжен. Служил Гордону верой и правдой больше двадцати лет.

Юные пани остановились в доме аптекаря на Малостранской. Там пани Барбара, тридцатилетняя вдова недавно погибшего офицера, занимала просторный второй этаж. Гордона здесь всегда привечали.

Вдалеке от бдительного ока родителей он куда ближе узнал пани Анелю. Девушка легко говорила по-немецки, немного знала латынь, иг­рала на клавикордах, недурно пела. А по части хороших манер не усту­пила бы и любой фрейлине. Сероглазая Анеля обожала дразнить Патрика. С самым серьёзным и искренним видом она рассказывала какую-нибудь невероятную историю, а потом хохотала:

—             

Поверил! Поверил!!!

Девушка была умнее и глубже своих кузин. Такую можно бы не стыдясь привезти в Охлухис, представить родителям и братьям. Дело, правда, осложнилось.