—             

Я шотландец, служил рейтаром под началом генерала Дугласа. Под Краковом попал в плен и был вынужден пойти на польскую службу.

Ротмистр посмотрел на Гордона с подозрением:

—             

А не врёшь ли ты, парень? Что-то я тебя не видел. Отведу-ка я тебя к Дугласу сам. Погляжу.

Через пару дней, в Варшаве, ротмистр привёл Патрика к Дугласу. Недавно за битву под Прагой тот был произведён в чин фельдмаршала- лейтенанта.

—

Этот парень — шотландец, уверяет, что служил под вашим на­чалом.

Гордон стоял непринуждённо, страха не показывал.

Дуглас спросил по-английски:

—             

Где и когда ты служил у меня?

Патрик низко поклонился:

—

Прошу извинить меня. Я осмелился прибегнуть к имени Ва­шего Превосходительства единственно для того, чтобы добиться луч­шего обращения. Не имел чести служить под начальством Вашего Превосходительства. Но я служил рейтаром в полку Делагарди. Попал в плен и после долгого и тяжкого заключения был вынужден пойти на службу полякам.

Дуглас внимательно разглядывал юношу:

«Ловкач! Неглуп и весьма учтив. Такой пригодится».

—             

Я знаю этого парня, — сказал фельдмаршал по-немецки. — Буду весьма признателен Вам, герр Михельс, если вы соблаговолите осво­бодить его.

Польщенный ротмистр согласился не только отпустить Гордона, но и вернуть коня и оружие. Дуглас поблагодарил Михельса в самых лестных выражениях.

На другой день Дуглас принял Гордона лишь после обеда, однако был весьма любезен.

—

Я хочу собрать лейб-роту из шотландцев, — сказал фельдмар­шал. — В наше время полезно иметь под рукой сотню преданных людей. Рота станет офицерской школой. Шотландцы получат важные привилегии: свободу от дозорной службы, хорошие, просторные квар­тиры и прочее. А если у кого-либо возникнет неотложная нужда вер­нуться на родину, помогу получить отставку. Ты парень неглупый, и язык хорошо привешен. Поищи в Варшаве и вокруг достойных земля­ков и уговори их поступить в оную роту на сказанных условиях.

«Вот удача! — подумал Патрик. — Не ждал, не думал, что сведу ко­роткое знакомство с прославленным Дугласом! С тем самым, чью ве­ликую судьбу когда-то предсказал маркиз Агостино. Наконец-то, Фортуна улыбнулась мне. Надо постараться. Доброе мнение фельдмар­шала весьма много стоит. И трудно найти дорогу к офицерскому чину короче, чем его лейб-рота».

Патрик немедля отправился на поиски. Скоро он встретил двух шотландцев, коих не раз видел здесь при поляках. Тогда земляки Гор­дона гордо ходили в волонтерах. Нынче парни оскудели, надели поль­ское платье и опасались новых властей.

Патрик пригласил шотдандцев в трактир, угостил добрым вином и предложил вступить в лейб-роту на лестных условиях. Земляки слу­шали с недоверием. Молокосос! Откуда он знает Дугласа? Гордон за­метил их сомнения и не оставлял стараний. Зашли ещё трое шотландцев, подсели к Патрику и собеседникам.

Начал снова. При поляках шотландцы служили в привилегиро­ванных частях, имели весьма хорошее содержание и не верили, что это так просто сойдёт им с рук. Шотландцы недоверчивы и более всего боятся остаться в дураках. Уговоры Патрика они сочли пением сирен и даже принялись убеждать Гордона никому не сообщать о земляках.

—             

Ну, парни, вы чересчур много от меня хотите, — молвил Гордон с едва заметной угрозой. — Вам бояться нечего. Фельдмаршал Дуглас — наша лучшая защита. Ему нужна шотландская лейб-рота, и он готов платить щедро. Чего же лучше? А права и привилегии можно подробно оговорить в контракте. Подумайте до завтра, да и решайте.

—             

Если мы пойдём, найдутся и другие, — заметил капрал Эндрю Стрейтон.

—             

Чем больше нас будет, тем лучше! — обрадовался Гордон.

Дело пошло. Патрик поспешил к Дугласу, но фельдмаршал был

у Его Величества и вернулся поздно, зато утром принял Патрика сразу, одеваясь.

—

Отличное начало! Продолжай, — и приказал выдать юноше денег на расходы.

Гордон щедро угощал земляков. Вино помогло рассеять сомне­ния, они стали сговорчивее. И всё же Патрику пришлось пустить в ход всё своё красноречие, пока земляки не составили список — девятна­дцать имён — и не выбрали капрала Стрейтона своим представителем.

Фельдмаршал принял Гордона и Стрейтона рано утром. Дуглас был весьма милостив и, добавив к прежним обещаниям множество новых, отпустил шотландцев. В тот день Патрик и Стрейтон нашли и добавили в список ещё шестерых земляков.

Вечером обрадованный Гордон решил зайти к милым дамам. На Малостранской его встретили с изумлением и восторгом. Патрик понял, что паненки его уже оплакали. Нынче все они теснились в двух задних комнатах, ибо лучшие апартаменты занял юный шведский граф.

Девушки не имели никаких вестей из деревни и тут же приня­лись просить Гордона поехать в Малые Лумны, узнать, что там и как. Даже Анеля, в последнее время редко удостаивавшая Патрика внима­ния, улыбнулась с нежностью:

—             

Я Вас прошу, пан-рыцарь, поезжайте! Узнайте, как там мои ро­дители.

В столице и в окрестностях с приходом шведов стало куда спо­койнее, да и репутация «рыцаря» обязывала. Утром Гордон отправился по знакомой дороге.

В усадьбе он нашёл только пару слуг да старую ключницу. Та тот­час послала казачка в лес, за болото, где скрывались хозяева. Скоро приехала пани Матильда и заключила Патрика в свои жаркие объятия:

—             

Вы из Варшавы? Как там Анеля?

Выслушав подробный отчёт, женщина провела его в полупустую гостиную (ковры, шторы и нарядную посуду увезли и спрятали).

—

Мне надо серьёзно поговорить с Вами, пан Гордон! Быть может, сие не совсем прилично, но время нынче худое, медлить нельзя. Позвольте говорить откровенно. Пан Арциховский простыл в лесу и нынче лежит в тяжёлой лихорадке. Бог знает, выживет ли. Приходится решать мне, — сказала пани Матильда.

Патрик давно знал, что при всей внешней почтительности к мужу всё в доме решала хозяйка.

— Оставаться в Варшаве Анеле — чистое безумие. Нынче в столице шведы, завтра снова поляки. У меня в Пруссии, около Эльбинга, живёт сестра. Там спокойно. Я хочу, чтобы Вы отвезли туда дочку. Да и кузин заодно. Вы человек надёжный и храбрый, можете это сделать.

Гордон был поражен. Пани Матильда, обычно такая мягкая, не­много манерная, нынче говорила властно, решительно, настойчиво: — Понимаю, что сие предложение нарушает Ваши планы, Вашу карь­еру. Я видела, пан Гордон, что пани Анеля для Вас небезразлична, но брак — дело серьёзное. Перемена всей жизни. Так вот, мы с мужем ре­шили, что, ежели найдётся надёжный человек, которому не страшно доверить нашу единственную дочь, он получит в приданое село Яблу- новку под Уманью. Какой там чернозём! Знаете, сколько нынче платят в Кёнигсберге за пуд украинской пшеницы? А какие там луга, какие сады! Я там выросла. Мой отец в селе даже церковь построил для хло­пов. Они хоть и схизматики, а всё ж христиане. Правда, усадьбу сожгли казаки, но вы её отстроите.

Патрик молчал, пораженный сим предложением, и размышлял: «Стать владельцем богатого имения? Помещиком?».

—             

Много ли там хлопов? — спросил он.

—             

Раньше было за полторы сотни. Нынче осталась треть. Да ведь я дам в приданое за Анелей пятьсот дукатов. Хлопов можно задёшево прикупить у татар. Соглашайтесь, пан Гордон! Отвезёте девочек в Эль- бинг, да и сыграете свадьбу.

—             

Согласится ли на сие Анеля?

—             

Не сомневайтесь! Я напишу ей письмо.

Получив «доверительное письмо» и пять дукатов на расходы, Гордон выехал в Варшаву, сопровождаемый благословениями и доб­рыми пожеланиями пани Матильды.

Известие, что пани назавтра отправятся в Пруссию, вызвало на Малостранской бурю восторга. Пани Зося просто прыгала от радости, да и пани Барбара была совершенно счастлива. Должно быть, ей чуди­лись сказочные приключения.