Дав как следует выреветься и успокоив мерным покачиванием (так в последний раз меня убаюкивала мама лет тридцать назад), он достал из кармана платок, из рюкзака — флягу с водой и попробовал привести меня в человеческий вид. Результаты, очевидно, превзошли все ожидания, потому что он начал неудержимо хохотать. Посмотрев в карманное зеркальце, я немедленно к нему присоединилась — мое сходство с индейцем племени ирокезов было разительным, голубые разводы под глазами и на щеках немало тому способствовали.
Так, безумно хохоча, мы и вывалились из фургона — он сворачивал на боковую дорогу.
Мы умылись у питьевого фонтанчика на придорожной стоянке. Больше не осталось сил маяться на раскаленных сидениях автомобилей; мы прошли немного вперед, свернули на обочину и блаженно растянулись в траве, в тени неизвестного мне дерева с густой листвой. Я лежала и смотрела на облака, проплывавшие над нашими головами, — легко, как все мои тридцать пять, таких коротких, лет…
Не поворачиваясь ко мне, Жерар на ощупь нашел мою ладонь и прикрыл ее своею. Он осторожно сжал мою руку. Наши пальцы переплелись. «Ну вот, — сейчас он меня поцелует» — подумала я, и мне стало немножко скучно, но и приятно от предвкушения скорой победы. Все-таки я еще способна внушать «теплые» чувства представителям противоположного пола, да к тому же далеко не худшим из них! Заподозрить его в корыстных побуждениях было бы весьма сложно — это не Симон! Впрочем, и в бескорыстии этого последнего я была уверена до тех пор, пока собственными глазами не убедилась в обратном…
Я опустила ресницы, но мои ожидания не оправдались. Этот человек навсегда останется для меня загадкой! Он заговорил, и я вздрогнула всем телом, потом приподнялась на локте и посмотрела на него ничего не понимающими, испуганными глазами идиотки, в очередной раз попавшей впросак.
— Послушайте, Жаклин! Возможно, я знаю, где именно мы догоним ребят!
Я молча ждала продолжения. И он заговорил:
— В Милане. — Ведь там живет отец Люси, не правда ли?
— Да. Ну и что? — ответила я с некоторым вызовом. Мне совершенно не понравилась его осведомленность, я не привыкла обсуждать с кем бы то ни было личную жизнь.
— Не сердитесь, я не хотел быть бестактным, просто почувствовал, что не могу и дальше от вас скрывать…
— Скрывать что? — теперь мы оба сидели в траве. У меня потемнело в глазах от необъяснимого страха. Я ровным счетом ничего не понимала.
— Не волнуйтесь так! В сущности, я не собираюсь сообщить ничего из ряда вон выходящего, — Жерар протянул ко мне руку, но я с такой силой отпрянула в сторону, что чуть не повалилась набок.
Он едва заметно пожал плечами и продолжил, не глядя на меня:
— Вам гораздо лучше меня известно, как давно Люси не виделась с отцом. (Еще бы, — подумала я, — последний раз это произошло три года назад, во время бракоразводного процесса!) Не знаю, почему так произошло и что он за человек… Вот уж это действительно не мое дело. Но она, безусловно, заинтригована его личностью, он представляется ей неким идеальным существом, с которым она мечтает заново познакомиться. Очевидно, она догадывается о том, что ее желание не вызовет у вас восторга. Люси решила отправиться к нему сама, на свой страх и риск, и рассказала о своем намерении Люку, а уж он взял грех на душу и поделился этим со мной. Я-то и выдумал путешествие автостопом, правда, предполагая, что дело ограничится поездкой в Милан…
Жерар быстро обрывал лепестки полевой ромашки, не отдавая себе отчета в том, что он делает. Вид он имел виноватый.
— Зачем вы все это затеяли? — я автоматически задала вопрос, хотя ответ вполне можно было предвидеть.
Жерар поднял на меня глаза:
— Скажите, а вы предпочли, чтобы она отправилась к нему одна, не предупредив и перепугав вас до смерти своим исчезновением? Да и кто знает, что ждет ее в Милане…
Я почувствовала, что сейчас расплачусь.
— Почему вы не поговорили со мной, как только Люк обо всем рассказал?
— Потому что до сегодняшнего дня не знал, что вы собой представляете…
Интересно, это Люси делает из меня мегеру в глазах окружающих или сам Жерар считает всех женщин стервами и безмозглыми курицами? Этот вопрос показался мне чисто риторическим. Я встала, подняла с земли рюкзак и направилась к дороге, молча, чтобы не разреветься…
Мы сидели рядом в кабине грузовика, но были бесконечно далеки друг от друга. Я копалась в памяти, словно старьевщик в ветхом тряпье, стараясь вывернуть наизнанку все воспоминания о браке с Луиджи Беллини, отцом Люси. Это напоминало генеральную уборку, которую нерадивая хозяйка, вроде меня, откладывает, хотя знает, что ее все равно не избежать.
Мне стукнуло восемнадцать, когда мы познакомились. Провинциальная девочка, приехавшая в Париж учиться на художественных курсах, так жаждала поскорее окунуться в «настоящую» жизнь, что просто не могла не увлечься учителем — черноволосым красавцем с бархатными глазами. (Ох уж эти красавцы! — я вздохнула и искоса взглянула на своего соседа). Его привлекательность не исчерпывалась импозантной внешностью: у Луиджи был прекрасно подвешен язык, он был способен часами «держать аудиторию», поражая всех неожиданностью суждений о интересовавших предметах. Надо признать, что он действительно неплохо разбирался в современном искусстве. Его абсолютная раскованность, занимательное артистическое окружение — все это пленило меня. К тому же, Луиджи уже исполнилось тридцать, он был старше меня на двенадцать лет, — в те далекие времена это казалось несомненным достоинством. Я ходила за ним попятам, буквально смотрела ему в рот, ловя каждое слово. Господи, как я была счастлива, когда поняла, что он тоже обратил на меня внимание! Дальнейшие события развивались весьма стремительно — я не заставила долго себя уламывать, прежде чем лечь с ним в постель.
Вряд ли в начале нашей связи он придавал ей слишком большое значение, но всегда умел делать так, что я чувствовала себя единственной женщиной в его жизни. Мы встречались практически ежедневно. Скоро я изучила его привычки до такой степени, что заранее знала, что он скажет по тому или иному поводу. Интеллектуально и эмоционально он уже ничего не мог мне дать, я морально переросла своего учителя, потратив на это полтора года. Его мужские достоинства оценить было сложно — он был моим первым мужчиной, мне просто не с чем было сравнивать. Впоследствии я поняла, что он так и не сумел разбудить во мне женщину, я вполне могла обойтись без его общества в постели.
Почувствовав охлаждение в наших отношениях, Луиджи, до сих пор не слишком дороживший мною, начал метаться и сходить с ума. Он совершенно не терпел посягательств на его собственность, даже если эта собственность посягала сама на себя. Он не сознавал, что на протяжении всего нашего знакомства мое обожание действовало на него, как наркотик. Луиджи уже не мог без него обходиться и обнаружил это, как только появилась угроза его лишиться.
Им полностью овладела идея-фикс: жениться на мне. Я никогда не любила сопротивляться и тем более не стала этого делать, поняв, что скоро буду матерью.
Наша дальнейшая жизнь представляла собой бесконечную борьбу Луиджи за мою любовь. Я могла предложить ему только жалость, но его такой вариант не устраивал. Он пытался вернуть мое обожание, разбудив во мне ревность, и принялся демонстрировать свои интрижки на стороне. Я была даже рада подобному обстоятельству — оно избавляло от необходимости делить с ним постель. В конце концов он начал слишком много пить, слишком часто устраивать скандалы, слишком пугать Люси своими выходками.
Я сумела настоять на разводе. Он уехал в Милан, пообещав в прощальной записке, что на этом наша история не закончится.
С тех пор мы не виделись и не переписывались. Луиджи не проявлял ни малейшего интереса к Люси; он почти не замечал ее, даже когда мы жили вместе. Это был человек одной идеи, в его сердце было место только для единственной привязанности и оно оказалось занято мною.
Было страшновато представить его встречу с совершенно не нужной ему подросшей дочерью. Как Люси сумеет перенести равнодушие отца, из которого, судя по всему, создала кумира?..