Вода промыла не только мои волосы и лицо, но и мозги, замутненные алкоголем. Я встряхнулась, как мокрая курица, и бодро направилась к выходу с твердым намерением вернуться на ярмарку и найти Жерара.
Не тут-то было! Две девицы внушительного телосложения преграждали мне дорогу. Умопомрачительный макияж, непомерно высокие каблуки и такой же длины юбчонки не оставляли сомнений в их профессиональной принадлежности. Одна из «громил» зажала меня в углу, а вторая приступила к строгому внушению, основная суть которого сводилась к тому, что ни мой возраст (старая потаскуха!), ни внешность (рыбий остов!) не позволяли составить им конкуренцию в этом районе. Я попробовала объяснить, что вовсе не собираюсь тягаться с двумя столь изысканными особами, но они почему-то не поверили (почему?). Вероятно, считали, что единственная мечта каждой нормальной женщины состоит именно в том, чтобы вступить в их «профсоюз».
Девицы явно исчерпали свой лексический запас и, по идее, должны были прибегнуть к более действенным средствам внушения. Я рванулась и выскочила из сортира, а потом и из бара, на пороге которого какой-то юный нахал поставил мне подножку. Встреча с лионским асфальтом не доставила удовольствия, я с трудом поднялась на ноги и захромала прочь под бодрящий свист молодежи. Слезы текли из моих глаз, кровь — из разбитой коленки. Зайдя за угол, я прислонилась к шершавой стене и увидела в витрине магазина свое отражение. Верхние пуговицы блузки, вероятно, остались на полу туалета, если только служительницы культа любви не оставили их себе в качестве военного трофея.
Я стояла, прижавшись спиной к холодному камню, стягивала блузку на груди дрожащей рукой и проклинала на чем свет стоит всех любителей сухого мартини, хотя лично была знакома только с одним. При этом я не забывала реветь, как первоклассница, получившая первую двойку.
Я на секунду замолкла, чтобы перевести дух и продолжить свое занятие с новыми силами. В этот момент до моего слуха донеслись знакомые переливы и я бросилась в их направлении, словно небезызвестное животное с лысым хвостом на звуки флейты Ганса-крысолова. Свернув за угол, я тут же наткнулась на Жерара. Он брел по улице, наигрывая на кларнете тоскливую мелодию. Я повисла у него на шее, чуть ли не повизгивая от радости, словно потерявшийся щенок, вновь обретший хозяина. Жерар долго не отпускал меня. Он провел рукой по моим еще влажным волосам и осторожно отстранился, оглядывая с головы до ног. Я покраснела и инстинктивно стянула на груди рубашку. Жерар снял куртку и набросил мне на плечи. Я продела руки в рукава и рывком застегнула молнию.
Мне стало очень хорошо и одновременно стыдно. Что он думает теперь обо мне? Ответ напрашивался сам собой — он считает меня обыкновенной алкоголичкой.
— Это я во всем виноват… Извини… — Жерар сам не заметил, как перешел со мною на «ты». — Идиотская выходка — пить мартини в скверике, прямо из бутылки!
Он имел виноватый вид, хотя у меня было значительно больше оснований чувствовать себя неловко. Я решила покончить с общей проблемой, сменив тему разговора, и спросила, зачем он играл на совершенно пустынной улице.
— Для тебя! — ответил Жерар не без некоторого удивления. — Я же обещал играть сегодня для тебя. Разве ты забыла?
Наконец-то до меня дошло, что он просто разыскивал меня таким образом! Слава Богу — его идея сработала!
Я мысленно поздравила себя с тем, что мои мозга, кажется, прояснились. Вместе с четкостью мысли вернулось и беспокойство за детей — собственные приключения не оставляли сомнений по поводу того, что подстерегало их в ночном городе. Я предложила Жерару продолжить экскурсию по местным барам. Он внимательно посмотрел на меня и сообщил, что на сегодняшний день программа уже исчерпана. Я опустила глаза, вероятно, мой вид был достаточно красноречив, хотя я и не стала посвящать своего спутника в подробности моих приключений.
Мы уже приближались к отелю, где оставили вещи. Нужно было на что-то решаться. Присев на скамейку у входа в гостиницу, мы пересчитали наличность, оставшуюся после похода на злополучную ярмарку. Итоги этих математических изысканий оказались не самыми утешительными — мы были поставлены перед выбором: остаться без ужина и снять два отдельных номера на ночь или нормально поесть и опять остановиться в одном. К тому же Жерар собирался продолжить поиски наших отпрысков в ночных заведениях Лиона, на что тоже требовалась некоторая сумма.
Я украдкой взглянула на Жерара, — в его темных глазах читался немой вопрос и (неужели это только показалось?) робкая просьба. В любом случае, у нас уже был опыт совместной ночевки — «выпендриваться» не имело ни малейшего смысла. К тому же я просто умирала от голода!
Мы поднялись в номер и заказали все, что позволял нам убогий бюджет. В ожидании ужина я надолго отправилась в ванную и подвергла себя заслуженной экзекуции — контрастному душу, поочередно обрушивая на себя потоки то горячей, то холодной воды. Это окончательно привело меня в норму.
Выйдя из ванной, я застала в номере уже накрытый стол. После еды я чувствовала себя совершенно готовой к новым подвигам и решила составить компанию Жерару в прогулке по злачным местам. Он был категорически против, мы заспорили и все кончилось тем, что он выскочил из номера, заперев дверь снаружи.
Я опустилась на не слишком широкую кровать в бессильной злобе, к которой примешивалось и беспокойство за детей и (что греха таить?) за Жерара — я знала на собственном опыте, что волноваться было из-за чего…
На светящемся циферблате часов было уже три, а Жерар все не возвращался. Беспокойство усиливалось: я не знала, что и думать. О том, чтобы уснуть, не могло быть и речи.
Кондиционер не работал, в номере было невообразимо душно. Я сняла с себя все и осталась под одной простыней; два раза вставала и отправлялась под прохладный душ, но и это мало помогало.
Наконец в замочной скважине проскрежетал ключ и дверь распахнулась. На пороге стоял Жерар. Он слегка покачивался; на белой рубашке ярко выделялись какие-то темные пятна; одной рукой он придерживался за дверной косяк, другая, со скомканным носовым платком, прижималась ко лбу.
— Что, любовь к мартини — превыше всего? — все мои ночные тревоги выплеснулись в остервенелом выкрике. Я вскочила с постели, ринулась к выключателю, и беспощадный свет залил комнату. Я осеклась — все лицо и рубашка Жерара были в крови, некогда белый платок, прижатый ко лбу, окрасился в алый цвет.
Я подскочила к нему, забыв о том, что на мне ничего нет. Жерар улыбнулся вымученно и нежно и почти рухнул на меня, в последний момент успев ухватиться за спинку кресла. Когда он немного отдышался, я помогла ему добраться до ванной; стянула с него разодранную рубаху, промыла холодной водой рассеченный лоб. Я всегда вожу с собой аптечку, и сейчас она очень пригодилась.
— Что случилось? Ты видел детей? — Жерар все еще стоял над ванной, но глаза его прояснились и я больше не могла удержать рвавшийся наружу вопрос.
— Наших — нет, но зато видел других — их было пятеро…
Жерар плескал себе на грудь ледяную воду. Я обнаружила, что автоматически набираю ее в пригоршни и выливаю на его согнутую спину. Моя ладонь сама потянулась к чуть загорелой упругой коже; я провела рукой по его плечам. Жерар вздрогнул и повернулся ко мне. Я увидела себя его глазами и потянулась к вешалке за большим полотенцем. Жерар мягким движением перехватил мою руку и поцеловал запястье. Расстегнул молнию на брюках и окончательно разделся, проделав это так естественно, что я даже не вспомнила о том, что в подобных случаях принято смущаться.
Жерар положил мне руку на плечо и торжественно изрек:
— Вот так будет гораздо честнее! Это и есть настоящее равноправие!
Нас разобрал безудержный смех. Жерар включил душ, и мы вместе влезли под теплые струи. Постепенно смех начал затухать. Я стояла спиной к Жерару. Его рука, обнимавшая меня за плечи, легко скользнула к груди. Он прижал меня к себе, и я всем телом ощутила его возбуждение. Я прикрыла глаза и повернула к нему лицо. Губы Жерара были нежными и требовательными одновременно.