Митяй решился идти прямо сейчас. Как будто что-то зудело внутри: надо!
Кукушка крикнула три раза. В доме — тишина. Митяй оделся, вышел в коридор. Конечно, он сильно рисковал: слабость не давала сосредоточиться, а в голове стоял какой-то шум. И угораздило же заболеть в такой момент!
Оберег слегка светился в темноте. Митяй поднёс его к шкафу. Ничего… Никакого движения… Он распахнул дверцы, ещё раз плотно их прикрыл. Всё бесполезно: произошёл какой-то сбой. А ведь очередной пазл даёт право на вход в мир Этих. И Митяй даже не сомневался, что может попасть туда. И что теперь делать? Ладно, утро вечера мудренее. Спать.
Наутро Митяй встал как обычно. Начал делать зарядку. Тело ломило, перед глазами плыли круги. После ледяного душа стало легче.
Он оделся и вышел в город. Зарком при первой встрече сказал, что у него есть дополнительный шанс: нужно найти витрину с манекеном, подойти и посмотреть ему в глаза. И тогда он может увидеть Заркома. Сейчас сложилась именно такая ситуация: ему нужен совет.
Он шёл по Ковчайску. А навстречу — разные люди: озабоченные, сердитые, отстранённые, погружённые в себя. Почему нет счастливых лиц? Или каждый перед выходом на улицу натягивает маску, а на ней крупными буквами — «Не трогать!». Да ведь и он сам — такой. Кому бы он позволил прочитать на лице то, что так тщательно скрывает и прячет в душе?
Митяй медленно брёл к Центральному универмагу. От него осталось только имя. Когда-то давно, лет двадцать назад, он и был Центральным, а сейчас выросли красавцы в несколько этажей, с эскалаторами и шикарными витринами. Ему уже не тягаться с ними. Единственное, что мог позволить себе старый универмаг — новую огромную витрину. Но в ней стояли всё те же манекены, шагнувшие с ним в изменившийся мир из прошлого века.
Митяй старался не думать о главном. Но с тех пор, как разбил зеркало в кабинете директора Дома ребенка, он избегал любой поверхности, отражавшей лицо. Значение слова «фобия» он знал. Всё он знал. И однажды раз и навсегда признал, что в основе его странности лежит то, чего он пока победить не мог. Страх.
Страх быть уродом — среди толпы нормальных людей.
Мимо витрины, но по противоположной стороне улицы, он прошёл три раза. Сжал кулаки, от злости и бессилия на глаза наворачивались слезы. Но подойти к зеркальной витрине так и не смог. Свернул на знакомую тропинку к парку. За несколько дней здесь всё изменилось: появилась высокая горка, фигуры Мороза и Снегурочки подсвечивались разноцветными огнями, а между ними — ледяной трон. К нему выстроилась очередь. Фотографировались семьями, снимали счастливых розовощеких ребятишек. И всё казалось сказочным и праздничным…
Дома пахло мандаринами. Лина с Иваном уже чувствовали себя лучше. Митяй засел за уроки, надо сдавать кучу зачётов, да ещё наверстать то, что пропустил за время болезни. Поднялся изо стола уже поздним вечером. И опять прокручивал в уме разные варианты. Решил подойти к шкафу ровно в полночь, ведь раньше он делал именно так. Вдруг всё дело во времени?
Но снова — не получилось. По-прежнему, сколько он ни пытался, дверь к Этим не открывалась.
Ночь он всегда любил больше, чем день. Темнота съедала уродство, и он становился — как все.
Заснуть сразу не всегда удавалось. В голове крутилась бесконечная «бетономешалка»: последние события не укладывались в привычную картину мира, и над этим приходилось думать, приводить события в относительный порядок, находя «сцепки» одного с другим.
И сейчас он лежал без сна. И не сразу заметил, как поползло вниз одеяло. Подтянул и подоткнул его со всех сторон. Вспомнил, как в Доме ребенка старая нянечка шла вечером по палате, каждому подтыкала одеяло и пугала Букой, который утащит под кровать, если оно свесится. Митяй представлял тогда этого Буку, мохнатого и страшного…
Он повернулся к стене, но одеяло опять начало медленно двигаться. Митяй ухватился за него, потянул к себе. Костяшки пальцев побелели от напряжения, ногами он упирался в край кровати. В какой-то момент Митяй пересилил, рванул одеяло на себя, и на миг показались мокрые детские руки. От ужаса перехватило дыхание…
Резкий рывок снизу, Митяй упал и провалился во тьму.
Он больно ударился о голый деревянный пол. Вскочил. Это по-прежнему его комната, его кровать. На полу валяется одеяло. Митяй потёр ушибленный локоть и снова огляделся. Всё как обычно? Нет! За окном лил дождь, а ведь должна быть зима!
Порывы ветра сотрясали раму, струи били с таким напором, что казалось — стекло не выдержит. Стены оживали, искажаясь в гримасах при всполохах молний. Он взглянул на люстру. Лампочка разбита…
И тут Митяй почувствовал чьё-то присутствие. В дверном проёме стоял мальчик.
Митяй не успел его разглядеть, как тот скрылся во мраке коридора. Он решился пойти за ним. Стал шарить по стене в поисках выключателя, и ощутил на запястье холодную мокрую руку. Митяй замер, но глаза уже привыкли к темноте:
— Тимур! А ведь ты меня напугал…
— Сильно?
— Ну, так…Порядочно. Где мы? Это не наш дом. Хотя — похож.
Тимур задумался:
— Как это объяснить? Представь многоэтажку. Ты живешь, например, на третьем этаже. Тогда мы сейчас — на втором.
— А есть первый?
— Да. И четвертый, и пятый.
— Ты там бывал?
— Нет, но это именно так. Я знаю, тебе сейчас надо помочь. Сам ты не попадёшь туда. Близнецы… Ты их зовёшь «Эти». Я покажу и пойду с тобой.
— Почему?
— Так надо. Мне тоже нужен ответ на вопрос…
— Ну, спроси!
— Если бы я мог… Какой вопрос? Не знаю… и от этого — плохо, невыносимо тяжело…
Тимур подошёл к шкафу, открыл его и пропустил Митяя вперёд.
Из темноты на них пахнуло подвальной влагой. Они шли как будто по подземному переходу. Митяй нечаянно коснулся стены и сразу отдернул руку: сырость и слизь. И запах гнили и затхлости. Жирный воздух густ и недвижим, казалось, он даже слегка колышется, как желе холодца.
— Куда мы идем, Тимур?
— Тс-с-с, здесь лучше не говорить. Сам поймёшь. Веди себя тихо, тогда нас не заметят.
Наконец впереди забрезжил тусклый свет: своды поднимались и постепенно перетекали в огромное помещение. Его границы терялись в сумраке. Митяй остолбенел от увиденного.
По полу передвигались полупрозрачные твари — сгустки слизи, похожие на огромных амёб, постоянно меняющих форму. Они беспорядочно перемещались, нападали друг на друга, пожирая студенистую плоть.
Он присмотрелся: от каждого слизняка тянулись множество нитей-щупалец, в них что-то пульсировало и едва светилось. Митяй поднял глаза и увидел что-то вроде коконов, прикрепленных к потолку. В каждом коконе — живой человек.
От некоторых тварей нити уходили дальше, в потолок. Митяй сосредоточился, как учил его Сфинкс, чтобы через точку Ра увидеть, с чем соединялись щупальца.
От крайней амёбы он словно двинулся наверх по этой дрожащей нити. Сквозь толщу земли она выходила на поверхность. Митяй увидел компанию из трёх подростков. Они сидели в обшарпанном подъезде на заплёванном и покрытом семечной шелухой полу. В руках у одного — шприц. Двое, видимо, уже поймали кайф: глаза полузакрыты, а на губах бессмысленная улыбка.
Митяй присмотрелся и увидел, что у каждого из них, где-то возле сердца есть присоска, а от неё, извиваясь и пульсируя толчками, щупальце уходит вниз и соединяется с одной из тварей.
Только тут он ощутил, что стоит почти по колено в слизи. Ближайшие к нему амёбы вступили в драку, одна пожирала другую, слизь растекалась по полу. Митяй увидел, что амёба получила уже все нити соперницы и стала гораздо больше.
Волна омерзения захлестнула его, и сразу же твари содрогнулись и повернулись в их сторону. Тимур еле слышно прошептал:
— Я же тебя предупреждал… Здесь можно только смотреть, нельзя реагировать. Они нас заметили!!!
— Что делать?
— Не знаю. Мне-то ничего, но ты можешь пропасть.
Твари двинулись к ним, выкидывая на ходу множество щупалец-присосок. Митяю показалось, что они испытывали в этот момент восторг, потому что всё быстрее пульсировали их тела, и ярче засветились нити.