Вскочил Митяй резко, от стука в дверь. Спросонья не попал ногами в тапки, пошлёпал открывать босиком. За дверью стоял попугай Иосиф. Вот ведь вежливый какой: клювом в дверь постучал. Митяй растянулся на кровати, а Ёська устроился на спинке. Смотрел внимательно, склонив голову набок. У Митяя всплыли слова из сна. Сказал их вслух:
Белопутьем по теми, через голову — тени,
По лесам, велесам, по тропам, перелесам,
Ист фин, кос ол, днесь рад, свет дан.
Иосиф поднял крыло и сказал:
— Ну, наконец-то, до тебя дошло. И сколько можно — вокруг да около? Говори уже.
Митяй зажмурился, почему-то потёр уши и снова открыл глаза. А попугай продолжал:
- Ну, что ты на меня уставился, как баран на новые ворота? Мало тебе всего сказано-показано? Или до сих пор не врубился? Хочешь, ущипну?
Спрыгнул на кровать и довольно ощутимо крутанул клювом кожу возле коленки. Щипаться он был мастак.
— Ёська, ну ты даешь! Хватит уже, больно.
— Да тебя, дурака, не щипать, а долбить надо. По темечку.
— За что это?
— Смотришь вокруг, но не видишь ни фига. Скоро всё полетит в тартарары, а ты сопли жуёшь.
— А что я делать должен?
— Да… Как всё запущено… Выпей йаду!
— Да ладно тебе. Знаю я всё. Сегодня пойду.
Иосиф начал проделывать странные манипуляции: выгнулся, выдернул несколько перьев из хвоста и кинул их Митяю.
— Думаешь, я зря те колосья поклевал? И тоже кое-что могу. Как говорила Маша в своих сказках: «и я тебе пригожусь, добрый молодец». Перья с собой возьми, как прищучит, то зажмёшь их в кулаке, скажешь последние строчки:
Ист фин, кос ол, днесь рад, свет дан.
Понял?
— Да, понял, спасибо.
— Спасибо не поклюёшь. Ну, бывай. Удачи!
Иосиф вспорхнул с кровати на пол и протиснулся в приоткрытую дверь.
Лину знобило. Похоже, начинался грипп.
Она выпила чаю с лимоном и мёдом, забралась в постель. С одной стороны, хорошо бы поболеть. Почитать, посмотреть бездумно в окно. Уже начались снегопады. Белая пелена становилась то совсем редкой: снежинки падали, сцепляясь в хлопья, то вставала плотной стеной, загораживая всё вокруг. Но — конец четверти, контрольные. Да и, честно говоря, в последнее время ей становилось страшно оставаться в доме одной.
Вот и Маша ушла. И никто её не помнит. Кроме своих. Своих? Но ведь Машу забыли и Георгий, и Ирина. А кто помнит Бориса? Она сама, Митяй, Иван. Вот и всё…Круг очерчен. Близнецы? Вполне возможно. Но они тоже молчат, ни разу себя не выдали. Будто и не было Бориса и Маши. А если ей тоже суждено исчезнуть?
Лина резко села, подтянула подушку под спину. Вот почему зовёт Голос! Как же она раньше не догадалась! И эти сны, такие необычные, почти реальные…
Голова разболелась. То ли от мыслей, то ли температура поднимается? Она не заметила, как задремала. Проснулась от звонка: динь-динь- трень… Так явственно он слышится в коридоре. Она скользнула с кровати в кресло, открыла дверь. Прямо на неё ехал велосипедист. Затормозил и остановился.
— Тимур?
Тёмные, чуть раскосые глаза, смуглая кожа, будто растрёпанные ветром, волосы.
Мальчик внимательно смотрел на неё:
— Да, это я, Лина.
— Это ты меня всё время звал?
— Нет.
— А кто же тогда? Я думала…
— Я ждал. Когда ты увидишь меня. Но это зря. Ты всё равно не знаешь ответа.
— О чём ты, Тимур?
— Теперь это неважно. Ты же меня не боишься?
— Тебя — нет. А вот Голоса… Как я теперь узнаю, кто это? Кто меня мучает? Зовёт все время?
— Я покажу тебе. Смотри.
Тимур повернулся к зеркалу. Лина подъехала поближе, остановилась напротив и стала вглядываться. Сначала она увидела темноту, потом фон стал светлее, как будто забрезжил рассвет. И в серой мути проступили очертания камня. На нём — крошечная фигурка. Изображение приблизилось. Лина могла уже рассмотреть картину во всех подробностях…
Существо напоминало обычного чёртика. Но что-то сильно его отличало. А, вот оно! Фигура зашевелилась, и Лина увидела за спиной снежно-белые крылышки.
Он сидел, как кузнечик, подобрав под себя тонкие ножки, которые оканчивались копытцами. На мордочке — круглые чёрные глаза и розовый, будто свиной, пятачок. Уши как у козлёнка, над ними — маленькие рожки. И свешивался с камня длинный тонкий хвостик с чуть облезлой кисточкой. На камне перед чёртиком лежала старая раскрытая книга.
И в тот момент, когда Лина его рассмотрела, заметив даже неровную и спутанную чёрную шёрстку, он протянул лапки, и сказал жалобно и тонко:
— Эллина, иди… Иди…
Она узнала этот Голос. Точно, он! Но сейчас ей вовсе не страшно. В глазах этого непонятного существа она видела такую мольбу…
И вдруг всё пропало. Лина обернулась, но коридор был пуст.
Митяй готовился к худшему. Его потряхивало. Думал, что от волнения. Но все-таки сходил за градусником. Тридцать девять! Он снова рухнул в кровать. Его знобило, но одновременно тело плавилось от жара. Казалось, он бредёт по пустыне, и ноги по щиколотку проваливаются в песок. Солнце в зените. Два солнца сразу, поэтому так невыносимо жарко. Он увидел прямо перед собой Сфинкса и провалился в тяжёлое забытье.
Но вдруг голова стала ясной, а изображение чётким. И он оказался в комнате, заполненной народом. Он здесь, и в то же время его нет. Но он мог видеть и слышать каждое слово. В центре, на полу, сидел парень. И Митяй почему-то знал, что это — Константин Урсулов. И что он студент четвёртого курса филологического факультета университета. И все, кто находится в комнате, тоже студенты.
Плыл слегка ощутимый запах «травки», похоже, курили один «косяк» на всех, разговор шёл сумбурный и непонятный.
Костя показывал на телевизор.
— Смотрите, как народу мозги парят. А вы говорите: где деньги взять? Вот же они, под ногами. Заделываетесь великим знахарем, в телеке руками пассы выделываете, а бобла — немерено.
— Попробуй туда пробейся.
— Все ниши давно заняты, поля размежёваны.
— Думаешь, ты один такой умный?
— Велика Расея…
— Что, в нашем Мухосранске есть свой мессия? Нету!
— Вот тебе и поле. Только в путь.
— И что? Двинешься? Подашься в пророки?
— Да запросто.
— Ай, креведко! Флаг тебе в руки, барабан на шею.
Кирилл вскочил, рубанул рукой воздух:
— А спорим?
— На что?
— На бутылку «Хенесси»!
— Какой срок, лапшеметатель?
— Три месяца. И у меня будет пятьдесят адептов. Это минимум.
— Замётано.
А дальше пошли кадры — один за другим.
Вот Константин за странными книгами: большого формата, очень истрёпанными, у некоторых — страницы обожжены и закапаны воском.
Костя рисует на листах ватмана странные символы и знаки, потом переносит эти знаки на пол и ложится в центр изображённого символа, бормоча непонятные слова.
Одет он теперь только в чёрное. Иногда чернит себе губы и веки.
На груди и руках — загадочные татуировки.
И любимое место его прогулок — Куликино болото за городом. Туда никто не ходит, потому что окраины болота превратили в свалку, и теперь отбросы гниют, издавая зловонный запах. Случалось, что проводил на болоте всю ночь.
Из отрывочных разговоров Кости с друзьями, Митяю стало понятно, что в таком режиме парень прожил первый месяц, причём совершенно забросил учебу. Один раз Митяй стал свидетелем встречи с девушкой. Она срывала со стен начертанные на листах пентаграммы. Костя скрутил её и ударил по щеке. Девушка опустилась на пол посреди комнаты и плакала, сжавшись в комочек.
Константин снял однокомнатную квартиру. Первое время здесь изредка появлялись друзья, несколько раз колотила в дверь та девушка, но он не открыл. Ночи напролёт он сидел за компьютером, что-то скачивал и опять без устали рисовал. Иногда бормотал нараспев заклинания. Всё чаще уходил на болото, хотя присмотрел ещё одно место: заброшенную шахту за окраиной, которая растянулась на километры и состояла из старых бараков и щитовых домов. «Новые русские» там не строились, они выбрали для себя другой конец города: берег реки. И день ото дня там росли основательные коттеджи, с башенками, мезонинами, и даже колоннами.