Но тут к командиру полка пробился гонец от Эвинны. Приказ был простым и недвусмысленным: вывести части из города и занять оборону в старом лагере. Остальные полки, так и не вступив в бой, были отведены туда же, но, когда стемнело, тайком выступили на запад. Эвинна ушла с ними. А ему, Телграну ван Вастаку, поручила удержать лагерь и - по возможности - помочь тем, кто засел в крепости. Лагерь был важнее - ведь там находился обоз, вдобавок, он не давал гарнизону двинуться вслед за Эвинной.

  Как скрежетал зубами северный воин, не имея возможности прийти своим на помощь! Но брать город с одним полком было и правда безумием. А попытаться повторить ночной успех еще раз не дали бы галеры: раз обжегшись, алки удвоили бдительность. Оставалось... Оставалось послать новому командиру, Морресту, гонца с приказом держаться во что бы то ни стало, честно сказав, что помощи до победы Эвинны ждать неоткуда.

  Моррест... Телгран ван Вастак ни на секунду не поверил в то, что он и правда кетадрин, да еще жреческой касты, да еще древнего рода. Возможно, шельмец и сумел задурить головы безмозглым алкам, но обмануть настоящего кетадрина...

  Это он-то кетадрин, и притом бывший хозяин сколенской рабыни Эвинны? Достаточно вспомнить тех родственников настоящего Морреста, которые жаждали посадить ее на кол в позапрошлом году: не из ненависти к Эвинне как таковой, нет, даже не потому, что она сколенка. Раб, убежавший от хозяина - не просто нарушает закон, он идет против воли Богов, которые определили его судьбу еще до его рождения. И тем самым потрясает основы мироздания. За такое преступление банально рубить голову - слишком много чести. Сам Телгран повидал мир, посмотрел, как торжествуют самые жестокие, алчные и подлые, и как-то не верилось, что это и есть воля Богов. Но чего требовать от сородичей, веками сидевших в своих горах и приученных во всем видеть нити судьбы?

  А Моррест не только не брезгует общаться с проклятой Богами беглянкой, он с ней чуть ли не любовник (может быть, и не "чуть"). И это не все: он ни разу не говорил по-кетадрински, не вспоминал ни одного из "своих" родичей, не пытался, как наследник жрецов, совершать заведенные от века обряды.

  Впрочем, доискиваться правды Телгран не собирался: хорошо воюет, Эвинну спас от Воинов Правды - а воины они и правда знатные, даже по северным меркам - и ладно.

  Моррест не подвел. Пару часов назад от него пришло еще одно письмо, да такое, что Телгран не сразу поверил. Перечитывал раза три, пытаясь понять, не издевается ли этот... непонятно, кто. Но нет, человеку, воюющему в логове врага, точно не до того. Но если он прав, и цитадель действительно взята... со всеми припасами...

  Правда, непонятно, что теперь делать со сколенцами-предателями, предавшими теперь уже алков. С одной стороны, они вроде бы достойно сражались, и без них не было бы победы в городе. Но с другой - они же нарушили присягу именем Богов, то есть, опять-таки, посягнули на самые основы мира. Притом сделали это дважды. В Кетадринской земле он был не колебался: никакие тактические выгоды не перевесят самого факта измены. Но тут...

  В конце-то концов, это сколенская земля. И сколенская же война, причем сплошь и рядом - война сколенцев со сколенцами. Вот пусть Эвинна и решает, что с ними делать. А они пусть отрабатывают будущее прощение - помогут удержать цитадель, можно и пощадить. Потому что цитадель - это и правда ключ к Макебалам. Оставшись без еды и воды, без запасов стрел, без бинтов и целебных мазей, алки не станут долго сидеть в городе: в конце концов, это не алкский город, за который дрались бы до конца. Самое умное для них теперь, после гибели коменданта и захвата цитадели - двинуться навстречу войскам Атраддина. При возможности ударить в тыл Эвинне во время сражения, как рыцари самой Эвинны под Гверифом.

  А чтобы уже за ними не увязалась погоня, уходить надо тайно - ни о чем не предупреждая оставшихся им верных сколенцев. Сколенцы, которым все равно деваться некуда, и чьи руки по локоть в крови соплеменников, должны в последний раз выручить своих хозяев - на этот раз ценой жизни. Алки обрекают своих союзников на забой, как скотину - а вот самим сколенцам имеет смысл подождать. Только раб мстит сразу. Только трус - никогда. Сколенцы - и не рабы, и не трусы.

  Итак, что же предпримут алки, выйдя за ворота? Разумнее всего идти на соединение с Халгским полком, в Вестэлл. К месту битвы лучше прийти с запасом: нужно же осмотреться, связаться с главными силами, наметить место атаки и пути отхода при неудаче... Значит, прорыва следует ожидать, самое позднее, следующей ночью - через Вестэллские ворота. Поскольку на посту у ворот все спокойно, значит, пойдут завтра.

  Кетадрин огладил бороду, черные заросли рассекла белозубая ухмылка. Зря изнеженные южане, предпочитающие честной схватке бесконечные маневры, полагают, что северный воин неспособен их перехитрить. Сколенцев-изменников вообще можно не брать в расчет: следующую неделю они будут решать, кто виноват и что делать, самое большее - попробуют отбить цитадель. А вот пять сотен наемников, в том числе и сколько-то изгоев-кетадринов - это серьезно. И все-таки можно, оставив лагерь на кого-то из сотников, взять с собой девятьсот человек, также по-тихому двинуться наперерез - и где-нибудь на полпути устроить алкам кровавую баню. А потом, все так же скрытно, выйти в тылы к Атраддину, и... Помнится, в Северных походах участвовали и алки, так? Завтра им придется вспомнить, как это было.

  К вечеру едва держались на ногах и самые крепкие. Над дорогой висело удушливое марево испарений, в котором, как в дыму, плыла бесконечная вереница людей, лошадей, повозок. Сама дорога превратилась в реку липкой, как каша, грязи, пудовыми комьями налипающей на сапоги солдат, колеса повозок и копыта лошадей. Грязь жадно чавкала, неохотно отпуская все, что в нее погружалось, войско двигалось вдвое, а то и втрое медленнее, чем до дождя. За весь день прошли десять миль - иное дело, вымотались, как будто отмахали тридцать.

  Атраддин чувствовал, как мысли путаются, рвутся, наслаиваются одна на другую. Тот путь, который прошли пехотинцы на своих двоих, да еще толкая застревающие в грязи повозки, он проехал верхом - и все равно чувствовал, что еще немного - и свалится с седла. Одно не давало людям упасть прямо в грязь и мгновенно погрузиться в глубокий сон - знание, что совсем уже недалеко, в Макебалах, держат оборону против орд мятежников братья-алки. То есть, конечно, на самом деле никакие не братья, но в проклятом Сколене каждый алк другому - брат. Потому, собственно, сколенцы так и не смогли одолеть малочисленный, в общем-то, народ.

  - Будем надеяться, и теперь не смогут, - буркнул алк, отирая со лба пот.

  Солнце садилось в туманную дымку, колыхавшуюся над узорчатой кромкой леса. Впереди виднелись несколько пологих холмов, между которыми журчал, петляя среди камней, широкий ручей: здесь река Балли еще не стала помойной канавой. На самом высоком холме, огороженный невысоким частоколом, стоял городок. Только на самой вершине холма высился новодельный - тоже деревянный - замок местного землевладельца. Вестэлл, узнал городишко Атраддин: месяц назад он тут даже не остановился, спеша в Алкриф на доклад к королю.

  Но в столицу ехать не пришлось. Король встретил уже в Вассете, где, оказывается, инспектировал Халгский полк и новые части. Вообще-то готовили их для похода на хеодритов, но теперь было не до северного королевства.

  Вздрогнув, Атраддин вспомнил разговор с королем. Хоть он и дядя короля-батюшки, но для Амори никакой разницы. Наоборот, с какого-нибудь худородного, в первом-втором поколении, дворянина он спросит меньше, чем с чистопородного Харванида. Для Амори родственные узы - лишь повод попилить и попрекнуть нынешними и прошлыми ошибками. И ведь заслуженно, что обидно. Так что разговор вышел неприятный донельзя.

  - Вы полагаете, мы довольны вашими так называемыми "сведениями"? - спокойно, и оттого зловеще спросил Амори. - Да, вы привезли любопытные... предметы. Но где доказательства, что повстанцы имеют к ним отношение?