Изменить стиль страницы

  - Ты сколенка, - наконец сказал он.

  - Картирка, - тряхнула пышной прической Ирмина. - И что?

  - А продал тебя в... заведение... алк. Если поможешь Эвинне, будешь принадлежать только себе. У нас есть средства, чтобы выкупить тебя у Оле.

  Высокая, для ее-то невеликих лет, грудь несколько раз ощутимо поднялась. В стране, где прошлое определяет настоящее, а все, вплоть до мелочей, делается "как заповедали Боги и предки", такое сродни чуду. Даже в Империи, стране куда более свободной, вольные подписывали одному из ста невольников, может, и из тысячи. А уж теперь-то... Но Ирмина сразу не повелась. Слишком часто жизнь, поманив счастьем, макала носом в дерьмо.

  - Ага-ага, благородная наместница освобождает оптом всех молоденьких рабынь. Только, если она и правда наместница, как это согласуется с законами Империи? А ведь то же самое мне обещали и алки, ну, и в чем между вами разница?

  - В том, что я - в отличие от алков - никогда прежде тебя не обманывал.

  Ирмина закусила хорошенькую губку. Лишь теперь стало ясно, что она не просто упивающаяся свалившимся на голову успехом девчонка, что два года сильно ее изменили. Не юная вертихвостка, а умудренная жизнью зрелая женщина скрывалась за смазливеньким лицом. И такой она Морресту определенно нравилась - не так, конечно, как Эвинна, чисто по-дружески. Но друг в мире, уважающем лишь силу - это немало.

  - Расскажи, как вы ушли, - негромко попросила она. - Я сожалела, что так поступила, и тревожилась за вас...

  - Теперь это неважно. Мы выбрались из города по реке, добрались до отшельниа Велиана, а там... Мне говорили, если нечего тебе подарить, можно подарить песню. Вот и слушай.

  Песня - не песня, стихи - не стихи, странный, но мелодичный речитатив - именно так старинные героические баллады или эпос предпочитали исполнять деревенские сказители. Стихи были его собственные: в прошлой жизни, в другом мире он и не задумывался, что может писать. А вот поди ж ты - получается!

  Я был счастлив с тех пор, как от мира ушел,
  Затворившись в обители дальней.
  Там научные я изыскания вел,
  И не ведал тоски и страданий.
  И оставил я юность вдали, за спиной,
  Распростился с наивной мечтою,
  Что манила, светила, звала за собой,
  Сделать мир чуть счастливей, спокойней.
  Безмятежны, чисты и пусты за днем день,
  Каждый не отличить от другого,
  Сделал все я, чтоб не докучали теперь
  Мне мечты глупой юности снова...
  Но однажды другие пришли времена,
  Искусила судьба другой долей.
  Вдруг явилась ко мне, и сказала она:
  "Встань за Родину! Сколен в неволе!"
  Что сказать я ей мог? Я прошел все, я знал,
  Что должно с ней попозже случиться:
  Она станет такой же, как я уже стал -
  Ведь и меч в сече злой затупится...
  Но пока что не знала все это она -
  Она шла лишь к боям и победам.
  И жестокая зависть мне сердце ожгла,
  А за ней всегда - ненависть следом.
  "Погоди же, - подумал я. - Глупый ваш бунт
  Захлебнется в крови очень скоро,
  Не на трон - на костер вас враги возведут,
  И народ твой хлебнет горя море".
  Сбылось слово мое, до конца - только вот
  Почему на душе так постыло?
  Потому ли, что вновь будет поднят клинок?
  Значит, юность опять победила...

  - Так ты думаешь, что она... Проиграет войну? - тихо произнесла Ирмина. - И погибнет в бою за Сколен?

  - Я сделаю все, чтобы этого не случилось. А случится - разделю ее судьбу. Тебе-то какое дело?

  - Знаешь, там говорится о мужчине, но мне кажется, что песня - обо мне.

  - Вообще-то там шла речь о Велиане...

  - Неважно. Значит, ты явился сказать мне: "Встань за родину"? - хитро прищурилась она. - Но я не Велиан, мудрости во мне поменьше, годами не вышла, да и грехи не пущают. Поэтому я могу тебе помочь. Значит, идем мы не навстречу Эвинне, и всем по барабану?

  - Выходит, что так.

  - То есть если всем сказать, что впереди нас вторгшиеся в Империю мятежники и напасть на Амори...

  - Я уже сказал людям, сидящим у костра, что Эвинна велела все команды отдавать по-алкски, чтобы мы решили, что перед нами войско Амори.

  Танцовщица хихикнула. Звякнули колокольчики на ногах.

  - Ловко. Но ты, по-моему, перестарался, Моррест. От необходимости таскать каштаны из огня для алков тут все плюются, а воевать с верхними сколенцами не желают совершенно. Если сказать им правду...

  - ...то все, кто захочет пересчитать косточки алкам, окажутся государственными преступниками, и ты с Оле в первую очередь. А так вы сможете все валить на меня, мол, пришел какой-то клоун и внес сумятицу. Нас обманули, и все такое.

  - Ясно. Но я не воин, в отличие от Амори.

  - А это и не проблема, Ир. Я уже встречался с алками - под Гверифом, в Макебалах, в Лакхни... Ведь это мы заняли Лакхни, отбивались там два дня и две ночи, положили почти тысячу алков и спалили несколько галер. Если ты просто будешь делать то, что я стану советовать... А сам я притворюсь-ка военным советником, якобы от Амори. Не все же ему всех обманывать, должен кто-то провести и его... Когда Император окажется в состоянии войны с Амори, он будет вынужден призвать Эвинну.

  - Получается, мы втравливаем Империю в войну, - задумчиво произнесла Ирмина. - Это и называется государственной изменой.

  - Нет. Империя итак уже воюет. С того момента, как проникшие в Лакхни алки попытались вырезать гарнизон. Мы лишь выступаем в защиту Сколена, и отныне все враги алков наши союзники. Меня одно беспокоит: что, если принц Оле узнает о твоих... ммм... распоряжениях?

  - Пошли со мной, - произнесла Ирмина, увлекая Морреста за руку.

  Они вышли из шатра, Моррест шагал сзади-сбоку, прикрывая собой Ирмину от нескромных взглядов. Но бестолковый лагерь жил своей суетной жизнью, ему не было дела до двоих, замысливших втравить Империю в войну. Она подошла ко второму, голубому шатру (узоры тоже оказались на месте, запьянцовские солдаты Империи не соврали) и откинула полог. Шибануло мощной волной перегара, рвоты, мочи, давно не мытого тела...

  Упавший в зловонную тьму солнечный луч выхватил безобразно пьяного седого толстяка, под столом, бесстыдно раскинувшего ноги. Штаны в самом интимном месте были мокры, под ними натекла изрядная лужа, но рука все еще сжимала полупустую кружку с каким-то пойлом. На ударивший в лицо свет Оле никак не отреагировал - так и лежал в своей луже, словно труп. Да уж, меткое прозвище: Оле Мертвец.

  - И этого человека Император поставил во главе войска, - брезгливо поджав губы, произнесла Ирмина. - А как проспится, потребует очередной "быстрый перепихончик". Ничего. Таков удел рабыни.

  Какое-то время оба молчали. Потом Ирмина мягко коснулась руки Морреста - и негромко произнесла.

  - А помнишь, как ты мне рассказывал о будущих подвигах Эвинны - еще до встречи с ней... Отчего-то мне казалось, что ты не придумываешь, а действительно провидишь грядущее.