Ирен пробормотала что-то насчет того, что человека, заснувшего на пятой «Пиле» не должны пугать подростковые аттракционы… Но я-то уже видела, как при упоминании о магазинах ее глаза загорелись.

И почти видела, как от ее плеча отошла черная тень, в которой смутно угадывался крылатый силуэт…

СИРЕНЬ

   Е. Ф. посвящается. Надеюсь, этой истории ты никогда не прочтешь...

Я горькая и старая. Морщины

   Покрыли сетью желтое лицо.

   Спина согнулась, и трясутся руки.

   А мой палач глядит веселым взором

   И хвалится искусною работой,

   Рассматривая на поблекшей коже

   Следы побоев. Господи, прости!

             Анна Ахматова.

…Она прикусила разбитую губу, чувствуя на языке соленый привкус собственной крови. Главное – не кричать, ни в коем случае, она не должна… Еще один хлесткий удар, обрушился на нее: теперь засаднило левую скулу. Было обидно до слез – ведь она отдала этому человеку все, что имела… и даже то, о чем он и понятия не имел. Но дело даже не в этом, в конце концов, обвинять мужа – не в ее правилах. Он не виноват… Наоборот, это она не смогла, не сумела удержать. Снова. Давно пора сдаться, смириться с собственным бессилием и…

Следующий удар пришелся в висок. Она как молитву твердила себе: «Он не виноват». Это другие заставляют видеть в ней врага, заставляют обрушивать на нее тяжелые кулаки…

Впрочем, боли уже не чувствовалось. На самом деле, ничего уже не имело значение. Кроме одного – ни в коем случае ни расплакаться, ни закричать. Она сдерживала мольбу в груди, зная, что это единственная возможность. Столько раз уже выдерживала, сумеет перетерпеть и еще один. И все же, почему каждый раз такой судорогой сводит ее несчастное сердце? Пора уже привыкнуть – ведь у ее истории никогда не бывает счастливого конца. Но снова и снова глядеть в такие родные и знакомые глаза… в которых горит нечеловеческая ненависть, навеянная чужим злорадным шепотком.

Нет, она ни за что не заплачет… Его сейчас не остановят никакие стоны, ни какие рыдания – зато потом расстроят еще сильнее. Она улыбается. Печальная  и все еще прекрасная, с окровавленным лицом, валяющаяся на полу и даже не делающая попыток отползти в сторону.

Вот так, она ведь всего лишь верный пес… готова стерпеть что угодно ради своего хозяина. Она не считает, что поступает как-то особенно, не строит из себя героиню. И пусть все друзья и недруги кричали, называли ее дурой и мазохистской… Пусть, мало женщин было, способных выдерживать такую пытку… Это ее долг: принимать свою жестокую судьбу с улыбкой. Да и разве не стоят те мгновения счастья, этих  мучительных лет? Другая бы сказала, что не стоят…

У него эта ее наглая ухмылка вызывала безудержную злость. Хотелось навсегда стереть ее с этого лица, выбить слезы и крики…

Она умирала спокойно, как всегда. И продолжала улыбаться собственному палачу, будто получала не удары и пинки, а поцелуи и ласки от любимого…

Дождь бился в окна, словно любопытный зевака, желая поглядеть на жуткую сцену, развернувшуюся в этом доме. Светлую кожу женщины испещрили бурые и  синеватые пятна. В воздухе резко пахло  солью и сиренью.

                                       ***

Я шла, изредка ловя на себе изумленные взгляды суетливых прохожих. Конечно, они бежали, прикрываясь папками и газетами, стремясь скорее скрыться от неожиданного ливня. Я же в руках не держала зонта, не куталась в капюшон ветровки – нет, я подставляла свой лицо потокам воды, позволяя им смывать слезы и кровь из разбитой губы.

Дождь я люблю… и это не пустая фраза. Как только тугие капли начинают барабанить по земле, рассыпаясь мириадами жемчужных брызг – тут меня уже не удержишь дома. Он никогда не мог этого понять. Впрочем, во мне всегда было слишком много загадок, по крайней мере, по его мнению. Например, почему я всегда улыбаюсь? Небольшое уточнение: я просто никогда не плачу при нем. Всю свою боль и досаду я изливаю только в одиночестве. Да и, честно сказать, не приносят мне слезы облегчения. Наверное, я так долго училась себя сдерживать их… что просто не могу рыдать в собственное удовольствие.

Дождь – другое дело. Под ним мне кажется, что у меня появились крылья: прозрачные, сотканные из воды и ветра… Этого он точно никогда не поймет – ни он и никто из людей.

Я вновь осторожно прикоснулась к припухшей губе. Ничего – знавала я боль и пострашнее… Странно, я ведь думала, что сегодня все закончится – в очередной раз. Но нет, он сумел остановиться на этот раз. А я не плакала. Никогда не плачу при нем.

Значит, у меня еще есть время. Бог милостив… или жесток – я так и не сумела решить это для себя. Впрочем, опять-таки, кроме самой себя, винить некого. Я сама накликала свое счастье, вымолила свою беду. Бойтесь своих желаний… это сущая правда, хоть я бояться и не могу.

… Я замерла перед рельсами. Поезд пронесся прямо передо мной, сверкая огнями, шипя и расплескивая вокруг брызги. Словно огромный змей, гибкий и сильный… Ох, какой бы дракон унес меня отсюда? Глупая мысль, - тут же пожурила я себя. К тому же, пожелай я уйти – давно бы ушла. Я ведь всегда получаю то, что хочу. Собственно, поэтому, после того, как меня связали с ним – я не просила у Бога ни о чем.

Я ведь уже не молода… не старуха, конечно, но… Это значит, что на этот раз мне было отпущено больше счастия с ним – и больше боли соответственно. Перед самой собой я могу быть честной: ради одной только собственной любви я бы не стала терпеть подобное раз за разом. К тому же, за все это время я так и не смогла понять – любит ли он меня? Или просто вспоминает ту, что никогда не плакала?..

Сначала мы с ним встречаемся в детстве – всегда так. Я вижу щекастенького мальчонку, старше меня на несколько лет, с не по-детски серьезным взглядом. Он, слегка нахмурившись, глядит на меня, будто пытаясь припомнить… Это не выходит никогда – он всегда отворачивается и уходит, оставляя на моем новеньком сердце первую глубокую зарубку. В столь раннем возрасте память о прошлом для меня – еще слишком жива и крепка, поэтому все кажется легче… и труднее одновременно.

Впрочем, детство мое пролетает быстро, стараясь убежать от всех воспоминаний, причиняющих боль. Дальше идут бесшабашные отрочество и молодость, в которые я хожу с подругами на танцы, влюбляюсь в знакомых парней и знаменитостей – в общем, тут все мало меняется от эпохи к эпохе.

А потом снова встречаю его. Всегда летом, когда я в легком платье, все равно мучаюсь от жары. Что-то пронзает меня, при виде высокого хрупкого юноши. Но вот он снова проходит мимо – как и в любой другой раз. И вот еще одна кровавая черточка на моем сердечке.

Знакомит нас моя (и его тоже) подруга. Он смущается немного, пытается неловко ухаживать. Мне почему-то всегда кажется, что это я взрослая, умудренная женщина, хотя в каждую жизнь я оказываюсь младше… Пообщались и разошлись. А я снова страдаю и выпрашиваю у Бога любви своего принца. Да, молитвы мои никогда не остаются неуслышанными… Другая бы давно научилась на собственных ошибках, но только не я.

Мы с ним становимся парой. Женимся не всегда… В этот раз обошлись без этого. Хоть он неоднократно делал мне предложение, а я всегда принимала его – дальше дело все равно не заходило.

Друзья все время описывали мне его недостатки – а я  лишь с шутками, да улыбками отнекивалась от правды. Нет, я не тешила себя иллюзиями – к тому времени я уже все вспоминала. Но для других (в том числе и него) я всегда остаюсь девочкой-которая-улыбается.

В этот раз у меня было несколько совершенно безоблачных лет – куда больше, чем обычно бывает отпущено. И мне почти удалось поверить, что на этот раз все будет хорошо…