– А? Да, конечно! Только я пью очень крепкий и очень сладкий чай.

– Чифиришь помаленьку? – спросил я, заговорщицки подмигнув.

– Да нет, какой там чифирь! Пристрастился я, конечно, к чаю не на шутку, но чифирить мне не понравилось.

Я тем временем поставил на плиту свой, как его называет жена, «бронебойный» чайник и распахнул полку, чтобы продемонстрировать коллекцию чая.

Каждый, кто знает толк в чае и держит в доме несколько любимых сортов этого напитка, обязательно хвалится своим богатством перед гостями. Вот и я, открыв обе створки полки, театрально отошёл в сторону и многозначительно повёл бровью.

– Ого! А я, честно говоря, думал, что вы только в этом разбираетесь, – он показал на бутылку вина.

– Эх, Андрюша, сухое красное вино пьют те, у кого нехватка ферментов, необходимых для пищеварения. Можно, конечно, и в аптеке это всё купить, в таблетках. Но ведь это… ерунда какая-то, таблетки все эти! Вино – другое дело! Есть целые народы, которые с детства его употребляют. Что же касается меня, то посмотри – за весь ужин я не выпил и трети бутыли. А вот чаю я выдую столько, что мы потом выстроимся в очередь около туалета.

Он улыбнулся моей шутке и извиняющимся тоном сказал:

– Да я тоже, в общем-то, пошутить хотел.

– Даже если бы ты сказал серьёзно, меня таким не подденешь! Я запросто обхожусь без спиртного, но сухое красное вино – это для меня половина желудочного сока! Про винолечение слышал?

– Нет! – он удивлённо поднял брови, – а что, и такое бывает?

– Ещё как бывает! Давай лучше чай выбирай, а то я тебе сейчас целую лекцию закачу про ферменты.

– Хорошо. А вы ей отвечать будете?

– Кому? – не понял я.

– Жене, она же вам написала. Вы сами сказали – почта пришла.

– А! Вот ты про что! После чая. Мы с тобой сначала почаёвничаем, а потом в комнату переместимся. Вот тогда я ей и отвечу.

– У вас же телефон есть, а вы с женой переписываетесь…

– Телефон? Есть, конечно!.. В комнате он… На столе… Просто он завален всякой фигнёй, вот его и не видно.

– Вы так странно говорите. Переместимся, вместо – пойдём. Фигня, вместо того, чтобы сказать – хлам.

– А что, хлам, по-твоему, не фигня? И если мы куда-то идём, разве мы не перемещаемся?

– Перемещаемся.

– Ну, вот! Ты чай-то выбрал?

– Да, только можно, я себе сам заварю?

– По-другому и быть не может! Валяй!

Я наблюдал за тем, как он заваривает чай. Это был целый ритуал, в принципе, похожий на мой. Видимо, все чаеманы ведут себя одинаково. Сам чай подсказывает нам, как должен выглядеть процесс. У всех, кто подвержен какому-нибудь пристрастию, со временем вырабатывается привычный ритм, нарушать который нельзя. Однажды я своим вторжением нарушил процесс распития дешёвой водки группой студентов, где бы вы думали? В туалете! Когда я выходил, прозвучало слово, которое я запомнил на всю жизнь: «Кайфолом»! Представляете, меня назвали «кайфоломом» всего лишь за то, что я зашёл помочиться в специально отведённое для этого место! Со временем, мне это слово стало нравиться. Несмотря на своё явно сленговое происхождение, оно очень правильно отражало состояние души человека, которому сломали кайф.

Наконец, Андрей заварил себе чай и жестом пригласил меня, чтобы я заварил себе.

Демонстрируя Андрею своё искусство заваривания чая, я краем глаза заметил, что он наблюдает за мной, как наблюдал бы ученик за действиями шамана.

– А всё-таки, почему вы переписываетесь со своей женой, вместо того, чтобы позвонить? Ведь телефон-то у вас есть, – вдруг спросил он.

– В коротком письме можно сказать куда больше, чем во время телефонного разговора типа: «Привет! Как дела?». Мне больше нравится писать письма, чем мычать в трубку.

– Я тоже не люблю говорить по телефону. Письмо – другое дело! Тут я с вами полностью согласен, – сказал Андрей, напомнив мне причину своего появления в моём доме.

– Андрюш, а куда ты хотел позвонить? – спросил я тоном человека, которого это вроде и не очень-то интересует. – Может, в «Комитет солдатских матерей»? Или в Министерство обороны? Ведь ситуация у тебя, как я понимаю, непростая, да?

Закончив заваривать чай, я повернулся к нему и, поигрывая чайной ложечкой, спросил его уже серьёзно:

– Может, ты хотел позвонить в милицию? Или на телевидение, чтобы что-то рассказать? Что-то такое, что могло бы предотвратить твой арест? Или, может, ты хотел объяснить что-то?..

Парень сидел, сцепив пальцы, нервно сжимая и разжимая их. Было слышно как хрустят суставы. Он кусал губы, и по нему было видно, что мой вопрос застал его врасплох.

Наконец, совладав с собой, он сказал:

– Я шёл, чтобы позвонить своей…

– Матери?

– Нет, что вы?! – он так удивился моему предположению насчёт звонка маме, как будто я сказал какую-то неприличность.

– Значит, девушке?

– Да! То есть, нет! Не совсем, то есть… Своей…

С ним происходило что-то, что можно охарактеризовать как внутреннюю борьбу. Он явно метался между желанием сказать что-то важное и желанием послать всех к чёртовой матери. Всех, кто бесцеремонно лезет во что-то очень личное.

Он с трудом расцепил терзавшие друг друга руки, дыхание его стало прерывистым, и вдруг он заговорил.

– Я искал телефон, чтобы позвонить своей сестре. Я хотел заступиться! Она… У нас… Мы с ней…

Он вдруг вцепился пальцами в свитер у себя на груди и, не замечая с какой силой растягивает трикотаж, попытался продолжить:

– Однажды у нас так получилось… Мы тогда ещё совсем дети были…

Страшная догадка пронзила мой мозг! «Но ведь этого не может быть!» – подумал я.

– О господи! Только не это! – вырвалось у меня.

Андрей с ужасом смотрел мне в глаза. Видно было, как он сделал над собой усилие, чтобы совсем уже тихо произнести:

– У нас с ней… А они узнали…

– Вы с ней в близких отношениях? Ты это хотел сказать?

– Да… – выдавил он и медленно опустился на стул, даже не посмотрев, куда садится.

Не представляю, что происходило в душе человека, решившегося на такое откровение, но мне надо было срочно что-то предпринять, чтобы парень не натворил сгоряча чего-нибудь. Хотя, он уже, похоже, всё натворил.

Тем временем, на улице, преследователи моего непрошеного гостя вернулись к оставленной машине. Они довольно весело переговаривались по рации, из чего я сделал заключение, что усталость взяла над ними верх. Так ведут себя люди, которым надоела игра в «казаки-разбойники». Страх перед вооружённым беглым солдатом прошёл, когда они убедились, что посёлок живёт своей повседневной жизнью, и никто не подстерегает их с автоматом за каждым углом. А может, они решили, что Андрей подался в лес? Или это такой специальный трюк. Мол, ни черта мы здесь не нашли и потому уезжаем, а сами будут из засады следить, не потеряет ли солдатик бдительность, убедившись, что никто его не пасёт.

Машина полоснула фарами по дому и на довольно высокой скорости рванула прочь.

– Андрей, ты не думай только, что я осуждаю тебя, или как к извращенцу теперь стану относиться. Вовсе нет!

Парень или не слушал меня, утонув в своих мыслях, или впал в шоковый ступор. Он даже на шум на улице не обратил ни малейшего внимания.

– Послушай меня! История человечества сплошь кишит подобными случаями. И мне с этим сталкиваться – не привыкать. Ты разве забыл, кто я по профессии?

Не заметив никакой реакции на свои слова, я продолжал, боясь оставить его наедине с его собственными мыслями:

– Да что там моя профессия! Я тебе могу кое-что рассказать… И вообще, с возрастом я ко многим вещам стал относиться не так, как принято. В смысле – не так, как в обществе принято. И потом… Андрей… я не забываю, что добровольная сексуальная связь между совершеннолетними родственниками по российскому законодательству преступлением не является!.. Между людьми всякое бывает…

Оказалось, что он меня слушает. По крайней мере, когда он посмотрел на меня, взгляд его был вполне осмысленным.