Изменить стиль страницы

— А кто же собаками занимается? — неожиданно стукнула в голову Арсения новая проблема, — я вообще их что-то не вижу!

— Они целую ночь гуляли… — виновато опустила взгляд одна из воинов, сидевшая у стола, — пришли с набитыми животами… сейчас спят.

— Заримад, — оглянулся на министра охотничьего хозяйства правитель, — так не пойдет. Они нам всю живность в округе распугают. Думай, что делать будем, потом мне доложишь. Кстати, а им еще не жарко?! Может, пора стричь?

— Что… делать? — Глаза у вторы как-то разъехались.

— Ну шерсть с них вы как-то стрижете? Не ходить же им все лето в этой шубе! — вспоминая домашних овец и городских собачек уверенно выдал землянин и едва не оглох от дружного хохота, — нет, а что я такое вам новое сказал?

— Сен… — голос Риды, просто наполненный лаской и смущением, подействовал на Арсения как большой фужер новогоднего шампанского, сразу слегка закружилась голова и стало невероятно тепло, — они же такие огромные и злые… я не понимаю, почему к тебе собаки отнеслись так… необычно, но тех, кто посмеет их стричь, они просто сожрут.

— И все? — с трудом выныривая из омута восхитительных ощущений, легкомысленно хмыкнул правитель, — так дай им своего зелья, которым поливала меня в круге силы, и пока они спят, мы всей кучей их острижем.

— А они проснутся и нас разорвут… — в тон ему продолжила втора, — нет уж, лучше подождем, пока они сам сбросят шубы… тут, в тепле, должны бы пораньше.

— Ладно, — поняв, что провалился такой хороший, на первый взгляд план, согласился Сен, — но пускать их без присмотра больше не стоит. Или сначала кормите, или дрессируйте… я проверю. А теперь пошли смотреть… как там упрямцы себя чувствуют.

Пришедшие рыбаки чувствовали себя паршиво. И настроение у них было под стать погоде. Казалось, что в этом мире все против них. Глубокой ночью, в круге силы, где они так находчиво устроились на ночлег, вдруг возникло жуткое и омерзительное чудовище. Ни в одной легенде или предании не говорилось, что могут существовать такие страшилища. Невообразимо огромная ящерица, с пучком зубастых голов, изрыгающих клубы зловонного дыма и языки пламени, била когтистыми крыльями и ужасающим длинным хвостом, разделенным на конце на три хлыста. Она вмиг повышвыривала из круга все их немудреные пожитки, чудом не покалечив никого из людей. Впрочем, бежали они так быстро, что до сих пор не уверены, что под сенью зловещего купола не осталось ни одного изуродованного тела.

Но не успели удрученные переселенцы кое-как пристроиться под похожими на ели деревьями и густыми кустами, хлынул упорный затяжной дождь, вмиг превративший приветливый лес в тайного врага, только и ждущего удобного момента, чтобы обрушить с колючих лап целый поток холодной воды.

Едва забрезжил хмурый рассвет, самые нестойкие начали торопливо собирать вещи, во все корки кляня себя за то, что не ушли отсюда еще с вечера. Ведь что греха таить, многие из них шли тайком за женщинами, и притаившись за деревьями, рассмотрели хорошие большие дома, над крышами которых струились приветливые дымки. И запах жареного мяса чувствовали, и отзвуки оживленных голосов до них доносились.

Они, конечно, тоже умудрились завалить пару диких коз, но те оказались по-весеннему худыми и иссосанными, видимо где-то в чаще прятали малышей. И хотя всем хватило по кое-как прожаренному кусочку, рассказ парнишки, умудрившегося пробраться мимо воинов, заставил исходить завистью. То, что он говорил, было похоже на сказку, и отец даже пригрозил выдрать чадо, если тот слишком много приврал, но и половины рассказанного хватило бы, чтоб навсегда разувериться в мудрости своего главаря.

Впрочем, Барвил и сам это чувствовал. Помрачнел, замкнулся, молча собирал свои вещи и грузил на пару тощих собак, которые во всем поселке были только у него. Прокормить таких огромных прожорливых зверюг не каждому под силу.

И когда подошли к поселку, стоял позади всех, покорно ожидая, пока придет хозяин этой земли. А тот не торопился и все отлично понимали, почему. Сами виноваты, не пошли, когда приглашали, теперь хлебайте унижение и не вякайте, право на гостеприимство потеряно.

Он появился в сопровождении трех хорошо вооруженных подручниц, остановился перед ними, внимательно вгляделся в хмурые лица. И веско сказал:

— Мои воины вчера устали, поэтому топить печи и варить для себя завтрак вам придется самим. Это первое. Второе, тут действуют мои законы, и нарушителей я буду наказывать строго. Драться запрещено. Бить и убивать — тоже. Когда возникнут к кому-нибудь претензии — обращайтесь к генералу Парбин. Если она решит, что дело неясное — будем судить. На суде каждый имеет право на защиту. Третье. Работать должны все. Пока не заживем получше, продукты будем сдавать в общую кладовую, и оттуда получать по домам. Этим заведует моя заместительница Харрис. Крыс, пытающихся утащить себе под одеяло самый жирный кусок, буду наказывать особенно строго. Еды тут хватает, нужно только не лениться. После завтрака пойдете работать, нужны люди на заготовку дров, на выделку шкур и на ловлю рыбы. Кто у вас лучший рыбак?

— Барвил… — робко оглянувшись на старшину, пробормотал один из рыбаков.

— Где он? А, главарь. Я так и подумал. Вот Заримад, она заведует охотой и рыбалкой, подчиняешься ей. И собак ей сдай, замученные они какие-то, подкормим. Зари, думаю, можно назначить его старшиной рыбачьей команды, а там посмотришь сама. А теперь все идите за мной, покажу вам дом.

— А если у кого тут уже живут… домочадцы? — осторожно осведомился один из пришедших.

— Пока мойтесь, сушитесь и ешьте, потом пойдешь к Харрис, она разберется. И кстати, Барвил! Ты плохо воспитал своих людей, мы их вчера покормили, а они в благодарность стащили у Харрис посуду. Разумеется, я всё найду, те, кто стащил, очень пожалеют, но и вы постарайтесь не повторять чужих ошибок.

Рыбаки слушали молча, не решаясь вставить ни слова, но сказанное запоминали накрепко, за одну ночь проникнувшись к повелителю если не уважением, то почтением.

Дом, куда привел их повелитель, оказался еще лучше, чем рассказывал сын Жубола, сухой, чистый, даже входить боязно. В кухне посуда новая на стене блестит, в подвале — хоть и невысоком, но удобном, все как нужно устроено, и небольшой запас сухих дров, и бочки с чистой солью, старшина даже попробовал, хороша! И аккуратные печи, хитроумно протянувшие под полом трубы для обогрева спален, сложены из новенького отесанного камня, и холодные каморы для продуктов не забыты.

— Это нам навсегда? — вылезая из погреба, робко спросил сидящего на лавке повелителя один из рыбаков.

— Ну, это как вы сами захотите. С завтрашнего дня начнем заготавливать лес, строить новые дома, вдоль побережья. Думаю, некоторые, у кого свои семьи, захотят жить отдельно, а одиночкам лучше будет тут.

— Что такое семьи?! — теперь на Сена смотрело уже несколько заинтересованных лиц.

— Семья — это когда мужчина и женщина хотят жить вместе, с ними живут их дети и родители, — оценив глубокую задумчивость, в которую впали слушатели, Сен досадливо вздохнул и объяснил поподробнее, — ну примерно, как в домах воинов, только женщина должна быть всего одна. И мужа она не выбирает насильно, а они договариваются по-хорошему. Слово — трутень теперь запрещено, но про это вам и без меня объяснят.

— А кто… в этой… семье… командует? — несмело промямлил один из рыбаков и заранее опасливо втянул голову в плечи, ожидая сердитого окрика.

Арсений оглядел озадаченных мужиков и отчетливо понял, слишком рано он начал грузить их своим пониманием социальной реформы. Пусть сначала хоть несколько дней обживутся.

— Видишь ли, — пояснил уже мягче, — ты прослушал, когда я говорил — договариваются. Как договоритесь — так в твоей семье и будет. Но сразу обещаю, никто никого насильно ни в семьи, ни в отдельные дома не гонит. Зато должен предупредить заранее, когда в этот мир переберутся все гараны, в поселке будет очень тесно. Поэтому летом в домах будут жить дети и старики, а мы все перейдем в палаточные лагеря. Однако к зиме худо-бедно место в новых домах должно быть у каждого… по моим расчетам, должны успеть. Лето тут длинное, а зима мягкая. В крайнем случае, в первую зиму потеснимся, сделаем двухъярусные кровати, у нас ведь теперь впереди куча свободного времени, и никакой войны.