Она лежала неподвижно, ожидая услышать, как он раздевается, и почувствовать тяжесть его тела на кровати. Однако он лишь нежно коснулся пальцами ее виска, погладил волосы. Моргана дышала тихо и ровно, хотя ее сердце бешено колотилось, и ждала, что будет дальше. Пусть он сделает первый шаг, пусть откроется ей, как она открылась ему. Тогда, и только тогда, она отдаст свое сердце свободно и без страха. Ожидание тянулось бесконечно. И вдруг она услышала звук закрывающейся двери. Он ушел.

Сначала она кляла собственную глупость, затем проклинала его, потом разрыдалась — горестно и отчаянно — и рыдала, пока подушка не промокла от слез. И, наконец, заснула. Ей снилось, что она умирает от жажды среди роскоши и изобилия. Ей подносят серебряный кубок, но она с рыданиями отталкивает его, зная, что вино отравлено.

— О, миледи! Я пошла отнести сэру Ранульфу бульон, как вы приказали, но его нет в постели. Его вообще нигде нет! — взволнованно сообщила Элва хозяйке.

— Разве он не с сэром Диллисом?

— Нет, миледи. Сэр Диллис его сегодня не видел.

Моргана раздраженно покачала головой. Ранульф отказывался отдыхать, и только она знала, чего это ему стоит. Он пока воздерживался от поединков, но в остальном вел подвижную жизнь и, казалось, пребывал в прекрасном расположении духа. Изредка, когда боль и напряжение становились невыносимыми, он соглашался принять ее лекарство, но роль главной целительницы отвел природе.

— Сэр Ранульф слишком нетерпелив. Его рана покраснела и воспалилась, я сменила повязку и наложила побольше мази сегодня утром, — озабоченно сказала Элва. — Если бы у нас был толченый лист драцены[8]! Это единственное средство, которого нам не хватает, но уже много лет она не цветет в горах. Может, у деревенской целительницы есть немного в запасе.

— Придется снова послать Бронуин в деревню с охраной, но ума не приложу, где может быть сэр Ранульф: либо он на ристалище, либо на валу, либо в конюшнях. Никогда не встречала такого упрямца!

— Да, но какой красавец!.. И рыцарь! — Сморщенное лицо Элвы порозовело.

— Я вижу, он даже тебя околдовал. Старуха широко улыбнулась, обнажив прекрасные зубы.

— Раньше я умела оценить красивого, отважного парня. Старые привычки нелегко умирают, миледи.

Моргана не испытывала подобного одушевления. Ей казалось, что Ранульф покорил всех обитателей замка. Неужели только она одна видит его упрямство? И то, как он захватывает все больше власти, отнимая у сэра Диллиса права, принадлежавшие ему последние десять лет? Как ловко подчиняет себе слуг?

— Не волнуйся так, Элва. Пойди в комнату отдыха. Я знаю, что ты любишь понежиться там в солнечные дни. Я сама поищу сэра Ранульфа.

Лукавые огоньки зажглись в глазах старой няньки.

— Да, наверное, так будет лучше. Кому, как не новобрачной, загонять мужа в постель.

Уверенные шаги раздались на лестнице за их спинами.

— Минуту назад вы волновались о моем здоровье, Элва, а сейчас хотите, чтобы я напрягался! Хотя должен заметить, что предпочел бы рекомендованное вами средство всем предыдущим.

Ранульф поклонился дамам с верхней площадки лестницы. Он был одет для верховой езды. В прорези рукавов голубой полотняной куртки виднелись темно-синяя подкладка и белая льняная рубашка. Ранульф пошел вниз по ступенькам, и при каждом шаге отвороты высоких кожаных сапог опускались, подчеркивая прекрасные сильные ноги. Моргана не могла не признать, что выглядит он на редкость мужественным и красивым.

Ранульф спустился с лестницы и протянул руки к Моргане, многозначительно глядя на нее.

— Идемте, жена, последуем совету этой доброй женщины. Я и вправду почувствовал сильное желание лечь в постель.

Моргане показалось, что ее язык стал свинцовым, щеки вспыхнули жарким румянцем. Ее рассердило и собственное волнение, и неспособность скрыть его. И он мог бы не улыбаться с таким самодовольством!

Видя смеющиеся глаза хозяина и румянец хозяйки, Элва захихикала.

— Я, кажется, здесь лишняя, — сказала она и с поклоном убралась в соседнюю комнатушку.

Моргана отвернулась, тоже собираясь уйти, но Ранульф остановил жену, положив ладонь на ее руку. Моргану как будто ударила молния. Ранульф воспользовался моментом. Он притянул ее к своей груди, и она почувствовала его теплое дыхание на затылке, его руки обвили ее талию.

— Милорд, — слабо запротестовала она, но его губы уже прижимались к ее виску, шее, спускались ниже, к белому плечу, открытому широким вырезом. Ее колени ослабли, мозг отказывался соображать. Все утренние благие намерения улетучились от вспыхнувшего дикого желания. Столько бесконечных ночных часов она провела, сожалея о том, что притворилась; спящей, когда он тихонько проскользнул в ее комнату. И вот, наконец, она в его объятиях.

Ранульф медленно повернул Моргану лицом к себе. Он больше не смеялся. Его губы нежно и властно коснулись ее губ, впитывая их вкус и аромат. Он крепче обнял свою жену, его поцелуй стал жарче, и она вздохнула и открылась ему навстречу. Окружающий мир перестал существовать. Сильные руки Ранульфа гладили ее спину, скрытую тканью платья, — кончики пальцев помнили ощущение ее обнаженной кожи. Теплой. Бархатной. Обольстительной.

Он целовал ее, и колдовские чары опутывали их все сильнее. Он чувствовал, как она трепещет под его прикосновениями, и знал, что их тела разрываются от одних и тех же желаний.

И это воспламеняло его еще больше. Потребность мужчины завоевывать, обладать предметом своих желаний поглотила его.

— Моргана...

Она уперлась руками в его грудь.

— Нет. Нас могут увидеть, — прошептала она, пытаясь собрать остатки своей испаряющейся воли.

— Тише...

Он увлек ее в сумрачный альков, полуприкрытый гобеленом, не прекращая нежной атаки. Его большая ладонь накрыла ее грудь, затрепетавшую от страстных прикосновений. Даже сквозь ткань платья она чувствовала жар его руки, и ее тело инстинктивно выгнулось к нему. Он стягивал вырез платья все ниже и ниже, пока швы не начали лопаться. Его сильные пальцы нашли нижнюю рубашку и потянули ее вниз, обнажая грудь. Он коснулся ее губами. Моргана почувствовала боль внизу живота от вспыхнувшего желания, такую сильную, что чуть не потеряла сознание.

Его губы скользнули к ложбинке между грудями и выше, к шее.

— Я знал, что завоюю тебя, Моргана! — восторженно воскликнул он. — Ты — моя! Моя!

Она изумленно открыла глаза и увидела выражение его лица, хозяйское... и что-то в нем было еще... похожее на триумф завоевателя. Слова Десмонда вспыхнули в памяти и ударили, словно боевой топор, вся ее страсть развеялась как дым, оставив тошноту. Все они одинаковы. Ранульф ничем не отличается от Робина или Брюса Линдси.

Они все притворялись, что хотят ее, однако каждый пытался лишь использовать ее в своих целях. Только средства их различались. У Робина — насмешка и пренебрежение; у Линдси — нагловатый напор. А теперь Ранульф использует ее слабость, чтобы завоевать и подчинить себе. Она почувствовала себя обманутой и опозоренной.

В это мгновение пухлая белая рука отдернула гобелен, и леди Уинифред сконфуженно уставилась на них. Она увидела и раскрасневшееся лицо Ранульфа, и разорванный лиф платья Морганы и сама вспыхнула, как спелый гранат.

— Милорд! Миледи! Тысяча извинений, — задохнулась она. — Я услышала... я и подумать не могла... я хотела сказать... о Господи!

Она опустила гобелен, но Моргана успела заметить шагах в трех за спиной леди Уинифред побелевшего Дэффида, ее менестреля. Гобелен упал на место, оставив Ранульфа и Моргану в полумраке. Слышалось лишь их прерывистое дыхание и поспешное шарканье комнатных туфель леди Уинифред.

Моргана остолбенела от переполнявших ее чувств. Ранульф оправился первым. Он тихо рассмеялся и попытался притянуть ее к себе.

— Запомним на будущее, что обниматься следует в спальне.

Моргана оттолкнула его так неожиданно, что он потерял равновесие и ухватился за стену.