А неприятный запах идет от тебя, Лекс!

Он как-то неестественно лежит поперек кровати лицом вверх. Одна из его кроссовок упала с ноги и валяется на ковре подошвой вверх. Переборов страх, я заставляю себя сделать шаг в комнату. Лекса ударили по голове чем-то тяжелым и тупым. Взгляд у него застывший и ничего не выражающий. Вокруг шеи дважды обмотана белая веревка с обтрепанными краями. Черные кровоподтеки видны почти по всей его шее. Он сопротивлялся до конца.

Я подпрыгиваю от неожиданности, услышав сигнал входящей голосовой почты. Мое дыхание учащается, я в панике, и это подстегивает меня к действию.

Я не вижу телефон и понимаю, что Лекс лежит на нем. Я просовываю руку ему под спину, но при этом смотрю на дверцу шкафа, избегая его глаз. Затем вытягиваю телефон, но клавиатура заблокирована, а значит, я не могу раскрыть его секреты. Я протираю телефон и бросаю тут же.

Я стою в растерянности, не зная, что делать дальше. Лекс, Лекс, дай мне знак, подскажи, что здесь произошло! Я пытаюсь посмотреть на эту сцену глазами следователя. В квартире убрано, кровать застелена, нет ни чашек, ни пепельниц, ни полупустых бутылок, ни вина, ни следов кокаина. Я проверяю посудомоечную машину. Она загружена чашками, тарелками и ножами, стаканов для вина нет. Сушка пуста. Я смотрю, не осталось ли следов каких-нибудь исчезнувших предметов на пыльных поверхностях, но Роза хорошо выполняет свою работу. Ничего нет.

Ты впустил сюда того, кого знал, причем очень хорошо знал, если провел в свою спальню. Я оглядываюсь в поисках чего-нибудь тяжелого, чем могли ударить Лекса по голове, но орудие убийства, по всей видимости, унесли с собой. Интересно, могли ли его бросить в канал? Чем тебя ударили, Лекс? Удар не убил тебя, лишь оглушил. Ты понимал, что вскоре случится.

Лекс, прости мои подозрения и мою самоуверенность! Теперь я смотрю на нашу аварию другими глазами: невиновный испуганный мужчина, сражающийся с тенью. Я стою еще несколько минут в надежде, что что-нибудь прояснится, но увы…

Я закрываю дверь и протираю ручку рукавом. Здесь, в коридоре, я слышу музыку из соседней квартиры и женский смех. Людям нравится жить в таких квартирах в центральной части Лондона. Держу пари, что не нужно много усилий, чтобы завлечь женщин по такому адресу. Но мне нужно уходить. Только отойдя на полмили, я делаю анонимный звонок с таксофона на номер 999. Еще через пять минут я падаю на мокрый тротуар и начинаю реветь — отчасти из-за шока, что мне пришлось все это обнаружить, но также из-за своей неимоверной глупости.

Я оставила бутылку пива рядом с его ноутбуком, и на бутылке моя слюна.

Глава 38

Джесси открывает металлическую калитку своей студии, с трудом справляясь с замком в темноте.

— Знаю, это неприятно, но за углом грабанули один магазин.

— Мне казалось, эти слова не употребляют еще с девяностых.

— Ага, как «кореша» и «братаны».

Я не знаю, позарился ли бы какой-нибудь грабитель на одну из картин Джесси, но мне наплевать на это. Она здесь, и это единственное, что имеет значение. У меня было мало времени на размышление, что же делать дальше. Я не могу идти домой, как бы мне ни хотелось увидеть своих детей; полиция схватит меня как первого подозреваемого в убийстве Лекса.

— Как ты? Вы разобрались с Полом?

Я молча смотрю, как она крутит пальцем у виска, когда мы поднимаемся по лестнице в ее студию.

— Ну же, Кейт! Ты думала, что у него роман.

Такое чувство, что время открутили назад. Роман. Как странно это сейчас звучит и как далеко мы уже ушли от этого.

Джесси так погружена в свой креатив, что не в курсе последних событий, как и уборщица-иммигрантка, недавно приехавшая в страну. Мы входим в мастерскую, и я швыряю свою сумочку, а сама падаю на лакированную скамью рядом с обогревателем.

— Между прочим, у меня деловая встреча через полчаса. Я понимаю, что это поздновато, но она не могла выкроить другое время. Поэтому, если тебя это не пугает, мы можем встретиться позже.

— Лекс убит.

Джесси замирает с холстом в руке.

— Я только что нашла его тело. Полиция подумает, что это я его убила, они уже думают, что это я убила Мелоди.

У нее такой же вид, как и тогда на рассвете: на лице непонимание, рот раскрыт.

— Почерк одинаковый в обоих случаях…

Я умолкаю, понимая, что рассказывать придется с самого начала. Джесси часто моргает, ее брови приподнимаются и опускаются, пока она пытается переварить услышанное.

— За что? — спрашивает она наконец. — За что убили Лекса?

— Понятия не имею. Он, должно быть, что-то узнал.

— Что он узнал, Кейт? Думай!

— Я не знаю.

Я смотрю на хрупкие ногти Джесси, когда она прикрепляет холст, вижу заусеницы и сухую кожу рук, обветренных в холодной мастерской. Руки могут многое рассказать о человеке. Ногти Мелоди были голубоватыми и не гармонировали с ее платьем. Руки Пола — теплые и нежные; все, что они делали, — это переключали кнопки презентаций.

— Что-то по-настоящему важное, за что его сочли нужным убить.

Джесси прислоняет холст к стене, вытирает руки о свои перепачканные краской брюки и кладет их на колени, крепко сжимая, словно хочет защититься от услышанного.

— Ты действительно думаешь, что это сделал Пол?

От отчаяния я начинаю кричать:

— Я не знаю! Но что мне еще остается думать! Порша подтвердила его алиби…

— Порша Ветерол?

— Она самая.

— Именно с ней у меня деловая встреча. Мы пытаемся решить проблему с заказом Раифа. Он ему не нравится.

— А-а…

— Он настоял на том, чтобы увидеть его, когда я только начала работу. Он захотел увидеть мою работу в процессе, чего я никогда не позволяю, но Порша уговорила меня, и вот теперь он хочет, чтобы я внесла изменения, хотя картина еще даже не закончена. Они считают себя кровавыми Медичи, отдающими приказы всем вокруг!

— О боже! Я замолвлю за тебя слово перед Поршей. А я-то думала, что для тебя это отличный заказ.

— Ну, в свете стремительного взлета моей карьеры, как говорят американцы, это уже выглядит как инвестиция для Раифа, а он все равно не рад.

— Где она?

Джесси подходит к дальней стене мастерской и снимает ткань, закрывающую холст. Картина в обычном ее стиле, основные цвета переходят один в другой, глаза в форме блюдца на бледно-розовом лице. Наброски серого костюма Раифа, гигантские искривленные плечи. Это искусство, требующее внимания, оно отличается от акварели на стене ресторана.

— Почему у него была такая реакция? Он ведь знал твой стиль.

— Ему не понравилось то, что я написала.

«Подпись» Джесси — это слово или фраза, парящие в пространстве рядом с головой того, кого она рисует. На этой картине изумрудная надпись танцует рядом с лицом Раифа: «Зеленая-зеленая трава».

Звонит телефон Джесси.

— Я быстро, — говорит она, замечая мой тревожный взгляд. — Это Порша.

— Мне нельзя ни с кем встречаться…

— Ты уверена? Не хочешь расспросить ее относительно алиби для Пола?

Мы обмениваемся понимающими взглядами.

— Не говори ей о Лексе, — прошу я. — Я не уверена, что об этом уже все знают.

— Я приведу ее сюда.

Она берет ключи и исчезает за дверью. Спустя несколько минут они заходят в комнату.

Увидев меня, Порша громко восклицает, наигранно заключает меня в объятия и целует в обе щеки, как будто бросает вызов мнению толпы.

— Боже мой, через что они заставили пройти тебя и твою семью! — Я стою молча, и она продолжает: — Я знаю, это тяжело, но ты не должна все это читать. Помни, что это всего лишь развлечение за твой счет. Тем не менее мне кажется, что Пол долго тянул резину. Вам нужен кто-то, кто мог бы представлять вашу семью и выступать в ваших интересах. Сейчас вам нужен профессионал. — Она садится, открывает сумочку и достает телефон. — Вы крутитесь так и этак перед журналистами, но пора взять все в свои руки. Я знаю отличную фирму с превосходной репутацией, чей босс — мой старый друг. Ты должна ему позвонить. Сошлись на меня, пожалуйста. — Она достает из сумочки кожаный блокнот, вырывает лист и пишет какие-то цифры. — Это твоя сумка? — Она подсовывает под нее листок. — Пришли его счет в мой офис.