— Хорошо.

— Ты любишь провожать закат?

— Да.

— А я нет.

— Почему?

— В глаза слепит, целиться неудобно, — открытым текстом заявил Уайт и отключился.

5

Солнце действительно нещадно слепило, расплываясь оранжевым маревом над западными вершинами гор. И всё же Уайт профессионально выбрал обе позиции. Позиция Справедливого была на скалистом уступе полусотней метров ниже. Причем находящегося ещё выше Уайта он мог только чувствовать, если у него было то самое звериное чутьё, о котором упоминал Джордж. Кусок дикого пляжа, куда каждый вечер приходили Павел и Вера, был, как на ладони. К нему, оставляя позиции в стороне, спускались с двух сторон две тропинки. На противоположной стороне тоже был удобный схрон, но он был только один. И был почти напротив верхнего, что могло открыть второго стрелка. Сам пляж целиком просматривался со склона, вдоль которого тянулся Адриатический тракт — «Ядрански пут». Истмен проедет мимо на машине, любуясь достопримечательностями. Потом, когда найдут тела Павла и Веры, он будет уже далеко.

Устроившись удобнее, Уайт наслаждался шепотом природы. Что-что, а красота была здесь необыкновенная. Дотянуть бы ещё до её уровня ненавязчивый черногорский сервис, и можно приехать сюда коротать годы на пенсии. Если, конечно, дядя Сэм не вздумает начать отсюда новую мировую заварушку, как уже было когда-то в Сараево.

Справедливый появился минут за двадцать до времени «Ч». Откопал в камнях завёрнутую в тряпьё винтовку, неторопливо проверил прицел. Кто его знает — про чутьё, но воля и нервы у него были железные. В какой-то момент Уайт испугался. Справедливый лёг на спину и внимательно осмотрелся по сторонам. Так, что британцу показалось, он засёк его позицию. Но тот вернулся в исходное положение.

«Чёрт! Такой день! Такое спокойствие и умиротворение, а тут…», Колина Уайта охватила странная сентиментальность. Вот уже появились Павел и Вера, остановились в метре у кромки моря. Павел, как обычно (так он делал уже несколько дней подряд), обнял Веру со стороны спины. Они стояли, о чём-то шептались, наблюдая за горизонтом, а Справедливый начинал целиться. По договору он должен был поразить обе цели одной пулей. У Джорджа была нездоровая фантазия, в сущности, бзик по этому поводу.

Где-то за спиной, в Будве ударил колокол.

6

— Помнишь, как там? — спросил Павел. И сам продолжил:

 — Солнце гасло, медленно погружаясь в морскую гладь горизонта, и розовые всполохи на небе писали обещание завтрашнего дня. Они стояли на опустевшем берегу в обнимку, провожая солнце. За их спинами тихо шумел листвой искалеченный людьми рай. Они ничего не ждали, потому что у них было всё. В недалёкой церквушке ударил колокол, созывая мирян на вечернюю службу…

— Помню, — подтвердила Вера, — пуля вошла в его сердце со стороны спины, а из её сердца вышла там, где грудь расходится прописной кириллической буквой «л».

Павел нежно нашёл рукой это место.

— Не трогай, собьёшь пластырь, что-нибудь не так пойдёт, и тогда в нас будут стрелять по-настоящему. Па, это больно, когда эти пластыри взорвутся?

— Немного. Чуть меньше, чем умереть.

— Перестань, — Вера едва сдержала смех и страх.

— Падай красиво… Кровь будет видно с обеих сторон.

Благовест ударил в пятый раз….

— Готова?

За спиной прозвучал хлопок выстрела, одновременно с ним ударил колокол, приклеенная на пластырь пиротехника разлетелась на части, заливая кровью тела Павла и Веры. Дальше оставалось только красиво упасть.

7

— Вроде, этого нет в сценарии? — услышал за спиной голос Уайт, вздрогнул и вспотел одновременно.

Он отринул от оптического прицела, в котором ещё секунду назад была голова Справедливого.

— В оптику лучше видно? Это что, они разбрасываются боевым оружием? — за спиной Уайта стоял черногорский милиционер.

— Кто они? — замер Уайт, ощущая в кармане брюк тяжесть спасительной «беретты».

— Да — вон!

После этих слов на пляже, где лежали тела Павла и Веры началось невообразимое. Один за другим подняли мелкую гальку взрывы, с дороги по склону скользили разношерстно одетые вооруженные люди, за ними — та самая толпа немецких автоматчиков. На самом пляже началась жестокая рукопашная, и число «мёртвых» тел там стремительно росло. Партизаны отчаянно сражались, потому как отступать им было некуда. Сверху на Павла и Веру упал какой-то толстый «немец». С моря всю эту баталию снимал появившийся невесть откуда вертолёт. Справедливого на позиции уже не было…

— Хотите посмотреть поближе? Надо отдать этим разгильдяям винтовку. Вчера выпили весь бар, сегодня оружие бросают.

— Нет, я тороплюсь, — вернул себе маску железного спокойствия Уайт. — Вы им сами отдайте.

— Вот идиоты! — милиционер рассматривал винтовку. — Это же «эсвэдэ», тогда таких ещё не было. Если б увидели в фильме, засмеяли бы. О! — он передёрнул затвор, — и патроны оставили. Хотите пострелять?

— Нет, я не умею, — решительно отказался Уайт.

— Ну, как хотите, — милиционер начал спускаться по тропе в сторону битвы. — Сейчас закончат.

— Ага, — кивнул Уайт, направляясь в другую сторону.

На противоположном склоне Владимир Среда вытер пот со лба, откладывая в сторону карабин. Увидев удаляющегося британца, он мог вздохнуть спокойно. Убивать никого не пришлось. А в ушах ещё стояли последние напутствия Андрея: «Слышь, Среда, ни дай Бог твой выстрел будет посредственным, тогда я точно до четверга не доживу…».

— Снято! — с улыбкой крикнул Кустурица, которого Уайт уже не видел. — Можно подгонять «скорую помощь» за трупами!

На окраине посёлка Уайт снова напоролся на злополучный цыганский оркестр. Завидев щедрого постояльца, музыканты тут же схватили свою медь и начали выдувать знакомую тему из фильма «Миссия невыполнима». При этом фальшивили на свой балканский манер. Уайт брезгливо поморщился, этот фильм ему очень нравился, напоминая о бурной молодости. А вот Лука на своём кабриолете оказался как нельзя кстати.

— В Тиват! — крикнул ему британец.

Уже на тракте в кармане зазвонил мобильный телефон. Голос Истмена поинтересовался:

— Что это было, Колин?

— Кино. Я же говорил.

— Работа сделана?

— Да. Я видел.

— А Справедливый?

— Ушел под эту заварушку.

— Гениально! Я так и знал, что он что-нибудь придумает. Теперь, главное, нам самим не попасть на его мушку. Искать его бесполезно…

— Ты мне это говоришь, Джордж?

8

Вечером в киношном посёлке Хромов и Кустурица закатили большой и шумный праздник, на котором играл знаменитый “No smoking orchestra”, так не понравившийся Колину Уайту… Павел и Вера в это время читали черногорскую желтую газету о смерти двух российских туристов в результате разборок криминальных структур. И о том, что из-за этого были сорваны съемки исторического бестселлера о народно-освободительной армии Югославии. Полиция ведёт расследование. Эту же газету будет чуть позже читать Джордж Истмен. Проскочит ещё какая-то информация во всемирной паутине. Телевидение данное событие вниманием не удостоит, или Истмен просто не углядит её в пёстрых и быстрых блоках подобных новостей.

— Я тут услышал одну удивительно точную пословицу, — сказал Павел, — из одного дерева икона и лопата бывает.

— Интересно, — признала Вера.

— Это не о дереве. О человеке. Это человек может сделать из себя лопату, загребающую, скажем деньги, или — ещё какой-нибудь инструмент, доску разделочную, скажем, а может стать иконой, согласно того, что он есть образ и подобие Божие.

— Действительно, — согласилась Вера.

— Думаю, так и целые народы.

— А почему Кустурица называет себя югославом?

— А почему я считаю себя гражданином Российской Империи?

— А я?