— это всё что я помню из этой книги.

Павел попытался напрячь память, но безуспешно.

— Вы знаете так много стихов наизусть, — признала Санка.

— Раньше знал много. Профессиональное. А теперь начал забывать. Не время для стихов — что ли?

— Если не будет времени для стихов и песен, значит — народ умер, — веско сказал Станко.

— А если везде, в каждой стране, в каждом городе будет одинаковый вид из окна, значит — умерло человечество, — подумала о чём-то своём Вера.

— Где-то под Белградом на белогвардейском кладбище похоронен мой двоюродный прадед, — вспомнил Павел. — Символично звучит: белогвардеец под Белградом.

— Там есть и красноармейцы, но много позже… — вставила Станка.

— Выпьем за них, — предложил Станко, — у меня давно не было разговора по душам.

Утерев ладонью густые седые гусарские усы, он вдруг затянул:

И уже на повторе второй строки песню подхватил пронзительный детский голос из соседнего сада.

Станка, которая сначала слушала, тоже запела, но не в унисон, а в терцию:

И вот уже, казалось, поёт всё побережье. Павел и Вера слушали, затаив дыхание, как многоголосно, наливаясь единой грустью и волей, звучит славная сербская песня.

«Живела Сербия», — унеслось в бездонное ночное небо, и наступила звонкая, как взмах сабли, тишина. Притихли даже цикады в садах. И Павел вдруг с грустью подумал: а могут ли так ныне запеть в русской деревне?.. Вспомнят ли слова народной песни?

3

«Она что, не могла позволить себе курорт подороже?», изумился Колин Уайт, заселяясь в двухэтажную гостиницу, напоминающую больше постоялый двор с шумным трактиром. Так, прямо напротив рецепции располагался кабак с деревянной резной мебелью, висящими из-под потолка кусками «пшута», и, главное, какими-то цыганскими музыкантами, которые начинали играть то ли славянские, то ли цыганские песни, как только Уайт появлялся. Хуже того, когда он отправился осмотреть местность, они вместе со всей своей духовой медью и барабанами двинулись за ним, играя не что-нибудь, а тему нашествия из седьмой симфонии Шостаковича. Потом играли переделанный на какой-то издевательский манер «Полёт валькирий», и почти постоянно продолжали горланить свои песни.

— Джордж! Я не могу тут работать! Я еду к тебе на Святой Стефан! Что? Меня преследует какой-то цыганский ансамбль. Я не знаю, как от него отделаться? Дать денег?

Сунув телефон в карман, он повернулся к музыкантам, которые неподалёку остановились выпить ракии из огромной стеклянной бутыли. Каждый делал помногу глотков, но бутыль весьма быстро шла по кругу. Стоило Уайту подойти к ним, она механически оказалась в его руках, и он чуть, было, не отхлебнул из неё, но вовремя опомнился.

— Вот! — с просветлённым лицом объявил он. — Деньги! — протягивая купюру в пятьсот евро.

—

Money

! — обрадовался главный музыкант, скрупулёзно осматривая купюру. Потом продемонстрировал её всем и вдохновенно крикнул: —

Money

!

Музыканты тут же схватили инструменты и заиграли что-то ужасно знакомое, но опять же на свой цыганско-славянский манер. Но когда главный хриплым баритоном запел, Уайт с ужасом узнал, что он только что заказал одноимённую песню

“Pink Floyd”.

-

Money, get way… —

пел

главный

. —

Money — it’s gas…

Раздосадованный Уайт с ненавистью взирал на происходящее. Наконец ему пришла другая мысль: первая — достать из кошелька родные фунты, вторая — говорить на русском.

— Вот! Это не мани, это настоящие английские фунты! Разумеете? Вот — это вам! Всем молчать и стоять смирно! Ясно!

— Яволь! — подобострастно рявкнул старший, вытягиваясь по команде смирно, но, получив деньги, стал и эти купюры подробно просматривать на солнечном свету, под одобрительный ропот своих коллег. Уайт криво ухмыльнулся и пошёл своей дорогой. Но стоило ему сделать несколько шагов, как за спиной заунывно зазвучало: “

God

,

save

the

Queen

” в стиле похоронного марша. Колин замер на месте, не решаясь повернуться. Пусть лабают, что хотят, лишь бы не шли по пятам. Сделал снова несколько шагов. Музыка изменилась, плавно перейдя в “

Thank

you

for

the

music

” из репертуара знаменитого шведского квартета.

— Я уеду из этой гостиницы! Это фарс какой-то! — орал в трубку Уайт, жалуясь Истмену.

— Справедливый там живёт?

— Там! Здесь! Но я могу наблюдать за ним из другого места.

— Колин, сезон ещё не начался, и они просто выжимают из немногочисленных туристов всё, что можно. Относись к этому спокойнее.

— Хорошо тебе давать советы из пятикомнатного покоя с видом на море, а у меня какой-то коровник за окном!

— Колин, осталось немного, потерпи. Расслабимся, отдохнём.

Несколько успокоило Уайта событие, свидетелем которого он стал на следующий день. Цыганский джаз-банд окружил в холле справедливого, добиваясь от него — какой инструмент он носит в лаковом кофре. «Ствол!», испугался сначала Уайт. Но Справедливый спокойно расстегнул замки и открыл на общее обозрение… саксофон. «Ах да, албанцы должны привезти нам стволы одновременно», вспомнил Уайт и тут же удивился предусмотрительности Справедливого, которого теперь никто не будет спрашивать, что он таскает в кофре. Надо и для себя придумать что-нибудь подобное. Другое дело, что музыканты тут же предложили сыграть какую-нибудь пьесу, и Уайт даже чуть согнулся, как будто его пнули между ног. Теперь, полагал он, снайпер вынужден будет сочинять неправдоподобные нелепицы для чего ему саксофон. Но Справедливый вдруг сел на табурет в окружении галдящих цыган и начал выдувать знакомую тему. Постепенно она стала обрастать сопровождением, и в итоге хоть и не очень складно, но зазвучала пьеса из известного фильма «

Arizona Dream». «С ума сойти», — подумал Уайт, торопливо удаляясь, пока музыканты не заставили его стучать в какие-нибудь литавры, потому как ничего другого ему нельзя было доверить.

Вечером, когда он вернулся в гостиницу, портье заговорщическим тоном спросил его:

— Мистер Уайт, сэр, сегодня самое время заказать девушку в номер.

— Зачем девушку? Почему самое время?

— Девушку? — искренне изумился портье. — Потому что у нас не принято заказывать мальчиков. Самое время, потому что сегодня это можно сделать в полцены!

— Сегодня?

— Да, сегодня! В полцены! Все иностранцы хотят попробовать горячих сербок. Медь с молоком! Метр восемьдесят! И наши девушки очень цивилизованные! Оч-чень! Англичанки, простите сэр, белые, угловатые и носатые. А эти… О! — портье похотливо облизнулся. — У них каждая складочка загорела!