Постепенно крики утихли, сменившись громкими всхлипываниями, и наконец Марк заснул беспокойным сном.

– Теперь с ним все будет в порядке, – сказал Джейк, поправляя покрывало.

– Точно? А п-почему он так сильно кричал?

– Пациента будят сразу после операции, чтобы убедиться, что с ним все норамльно. Мы прошли через такую же точно историю с Дарклис и Изой. Когда они проснулись на следующий день, они прекрасно себя чувствовали. Дарклис к вечеру была уже веселехонька, ела мороженное и малиновое желе. А когда проснулась, то спросила: «Когда мне будут удалять миндалины?»

Элен уставилась на него в изумлении, словно ео сих пор не прислушивалась к его словам.

– Ч-что… Джейк? Джейк Лоуэлл? – медленно произнесла она. – Я тебя не узнала.

– Ты вряд ли была способна кого-либо узнать.

Внезапно Элен подпрыгнула, когда из коридора донеслись такие же ужасные вопли.

– Не переживай, – успокаивающе сказал Джейк. – Это просто еще одного ребенка привезли с операции. Они все так кричат.

Разбуженный Марк снова стал плакать. Элен бросилась к нему.

– Не плачь, ангел мой! Ну прошу тебя!

Через пару минут Марк опять заснул. Они подождали четверть часа. Каждый шум казался в тысячу раз громче обычного – автомобильные гудки, доносящиеся с улицы, смех нянечки в коридоре, даже шум снега, падающего на подоконник за окном. Но Марк не просыпался. Джейк посмотрел на часы.

– Пойдем. Тебе надо выпить.

– Я не могу его оставить.

– Можешь. Я попрошу свою знакомую, няню Джоан. Если Марк вдруг проснется, она позвонит нам в кафе, и ты сможешь тотчас вернуться к нему.

Снаружи до сих пор падал снег – тяжелые снежинки, похожие на гусиный пух, согнули своей тяжестью бирючины в больничном саду, садились на воротник шубы Элен, налипали на носки ее кожаных сапожек, липли к ее ресницам. Джейк шел медленно. Под ногами было скользко. Он не может позволить себе упасть; нет, только не сегодня! Они дошли только до автостоянки, и тут Элен снова впала в истерику.

– Нет, я не могу уйти. О, прошу прощения!

Джейк довел ее до своего лендровера и усадил на журнал «Верховая езда». Снег завалил все стекла. Джейк ничего не мог придумать, чтобы помочь Элен, он только похлопывал ее по плечу и приговаривал «Ну, не надо. Уже все прошло».

Постепенно ее истерические рыдания утихли и перешли в отчаянные всхлипывания, от которых она содрогалась всем телом.

– Прошу прощения, – повторяла она все время. – Я такая идиотка. Пожалуйста, пожалуйста, извини меня.

– Если мы не хотим оба умереть от гипотермии, – сказал Джейк, – нам придется найти это кафе.

Элен вдруг заметила, что Джейк легко одет, его туфли промокли, и он стучит зубами от холода.

– Я прошу прощения, – снова сказала она дрожащим голосом. – Я не могу идти в кафе в таком виде.

Джейк протянул Элен ее сумочку.

– Ну так припудри нос, и пойдем.

В кафе Джейк нашел Элен место у камина и отправился за тройными бренди. В зеркале над баром он видел Элен, которая пустым взглядом уставилась перед собой, ломая пальцы. О господи, подумал он, ей самой пора ложиться в больницу. Джейк вернулся с бокалами к столику и протянул один бокал Элен. Она не сразу взяла его.

– Я – преданный сенбернар, который с трудом прорвался сквозь снега и принес тебе жизненно необходимые припасы, – сказал он.

Элен не ответила.

– Ну выпей же, это действительно помогает.

Джейк обратил внимание, как худы ее ноги в дорогих сапожках. И юбку поддрживал на ней только пояс, в котором была продлана дополнительная дырочка. Элен сделала глоток, скривилась, поперхнулась, и глотнула еще раз. Она хотела бы, чтобы этот вкус не напоминал ей так сильно о той последней ночи в Кении.

– Где Руперт?

– Уехал кататься на лыжах.

– Мог бы никуда не ездить. Здесь полно снега. Когда он возвращается?

Элен пожала плечами.

– Через пять дней. Или через неделю.

– А тебя оставил в одиночку справляться с этим всем?

Элен протянула худые, дрожащие руки к огню.

– Я должна вернуться к Марку, – беспокойно сказала она.

– Нет, не должна. Нам позвонят сюда, если он проснется.

– Быдный малыш, ему так больно, – сказала Элен. – Он так радовался, что его везут в больницу. Что все дарят ему подарки и обращают внимание на него, а не на Таб, как это обычно происходит… все, кроме Руперта, конечно.

– Марка лучше бы перевести в общую палату. Другие дети отвлекут его от боли в горле. Дарклис и Иза вообще не хотели возвращаться домой.

В кафе непрестанно входили люди, стряхивая с обуви снег. По другую сторону камина пара студентов последнего курса в шарфах цветов колледжа насыщались яйцами по-шотландски и пинтой пива. Волосы Элен блестели в свете огня из камина; ето была единственная яркая черта в ее облике. Вдруг из-под ее темных очков снова потекли слезы.

– О господи, – сдавленно пробормотала она.

– Ничего страшного. Не волнуйся.

– У меня нет носового платка.

Джейк собрал бумажные салфетки со всех соседних столиков и отдал ей. Официантка, которая поддерживала столики в порядке к приходу посетителей, неодобрительно поцокала языком, когда ей пришлось заменить салфетки.

– Дать вам меню, сэр? – подчеркнуто спросила она.

– Да. Попозже. А прямо сейчас не могли бы вы принести нам еще два бренди? – Он дал ей банкноту в пять фунтов, добавив: – Оставьте сдачу себе.

Официантка с любопытством поглядела на Элен. Должно быть, кто-то умер в больнице, подумала она. Затем она повнимательнее пригляделась к Джейку. Где-то она видела это лицо с темными задумчивыми глазами. Наверняка. Может быть, в «Поддарк», или в «Ямайка Инн».

– Кто этот человек у камина? – спросила она барменшу. – Где я его могла видеть?

– По-моему, он спортсмен. Ну да, точно – жокей, выступает в состязаниях по конному спорту. Тот самый, который сломал ногу. Помнишь, доктор Миллетт нам рассказывал? Они даже думали, что придется ампутировать, но он боролся, как мог, и все-таки победил. Как его зовут: Руперт Лоуэтт? Джек Лоуэтт?

– Джейк Лоуэлл, – сказала официантка, забирая сифон с содовой.

– Вот ваш заказ, мистер Лоуэлл, – сказала она, ставя бокалы с бренди на столик. – Сколько вам содовой? Могу я попросить у вас автограф для моей племянницы? Она в восторге от лошадей.

Джейк нацарапал подпись на обороте ее блокнота для заказов и повернулся обратно к Элен. Он чувствовал некоторый абстрактно-академический интерес к вопросу, почему она находится в столь ужасном состоянии. Джейк никогда не восхищался внешностью Элен: она была на его вкус слишком худой, слишком изысканной и великосветской, а, кроме того, она была для него частью Руперта и потому – нечистой. Но сегодня он почувствовал к ней симпатию, как когда-то к Маколею, и вообще ко всем, кто пострадал от Руперта. Джейк уже почти год не ездил на соревнования, и был не в курсе последних сплетен. Разумеется, он читал про историю с Самантой Фрибоди – но это было слишком давно, чтобы дать такой травматический эффект.

– Марк – прелестное дитя, – сказал Джейк.

Элен бледно улыбнулась.

– Да, и еще он очень сообразительный. Ему еще нет четырех, а он уже начал читать.

– Руперт уже сажал его на лошадь?

– У Марка аллергия на лошадей.

– Родился не в той семье, а? Ты уверена, что у него нет аллергии на собственного отца?

– Руперт считает его маменькиным сынком, – горько сказала Элен. – Не может дождаться, когда уже Марка можно будет отдать в подготовительную школу.

– Куда вы собираетесь его отдать?

– В Сент-Августин, если Руперт настоит на своем.

– О господи, только не туда! – в ужасе воскликнул Джейк.

– Какой был Руперт в школе? – спросила Элен.

– Такой же, как сейчас: Торквемада.

Элен быстро глянула на него с внезапным пониманием.

– Ты всегда его ненавидел?

– Уже двадцать лет.

– У него было ужасное детство, – сказала Элен. – Мать его не любила.

– У нее был хороший вкус, – сказал Джейк.