– Хорошо, что Джейк Лоуэлл вернулся в спорт, правда? – сказала Элен Джейни.

– Не могу себе представить, чтобы Руперт с тобой согласился. – Джейни взяла у Элен журнал. – Я всегда находила его очень привлекательным. истинно цыганская страсть под покровом железного самообладания. Ага, он стал более уверенным в себе. Я видела вчера по телевизору интервью с ним по поводу его возвращения, и он говорил связно и внятно. И еще, раньше он выглядел угрюмым и обороняющимся, а теперь – спокойным и отстраненным.

Элен обнаружила, что ее голос проибрел особенные нотки, как когда она спрашивала в местном магазине, может ли она обратить чек в наличные.

– Ходят ли сплетни про женщин Джейка Лоуэлла?

– Нет. Чист, как ангел. Можно было бы решить, что он заботится о своей репутации, но достаточно посмотреть на Тори, и станет ясно, что он просто не разбирается в женщинах.

– Я думаю, он интересуется только тем, как победить в спорте, – сказала Элен.

– Возможно, – задумчиво ответила Джейни. – Однако есть что-то неотразимо привлекательное в мужчинах, до которых невозможно добраться – чего никак не скажешь о твоем муженьке.

Странно, подумала Элен, что после той неописуемо чудовищной ночи в Кении они с Джейни могут все еще быть друзьями. У Джейни была замечательная способность продолжать вести себя, как ни в чем не бывало, не пытаясь извиниться или оправдать свое ужасное поведение. И эта способность ее выручала. Но Руперта Элен простить так и не смогла. Они не разговаривали друг с другом и двигались по дому не пересекающимися путями, как золотые рыбки в аквариуме.

На неделе перед пасхой впервые за мнго дней выглянуло солнце. Элен ходила по дому и все время пыталась машинально выключить свет, который на самом деле не был включен – просто комнаты были непривычно ярко освещены дневным светом. Она увидела, что на диких розах набухли маленькие красные почки, и засмотрелась на жаворонков. Птицы пели в затянутом легкой дымкой синем небе и в неровном полете бились телами о невидимые преграды, словно мотыльки о несуществующее стекло. Может быть, и для меня есть путь к бегству, подумала Элен, слушая странный посвист жаворонков; может быть, я тоже бьюсь о стекло, которого на самом деле не существует.

На следующий день к ней на чай пришел викарий, поговорить о сборе денег на ремонт церкви. Руперт вышел из конюшни и застал Элен и священника молящимися в гостиной.

– О господи! – в ужасе воскликнул Руперт и вышел.

Викарий, у которого была белая борода, и от которого воняло, как от хорька, с трудом поднялся с колен.

– Хотел бы я, чтобы мы сумели как-то воздействовать на вашего мужа, – сказал он. – Его душа неспокойна.

– Я не думаю, чтобы он с вами согласился, – торопливо сказала Элен, – но все равно благодарю вас за заботу.

Элен пошла относить чайные принадлежности в кухню и обнаружила там Руперта и Таб. Они вместе ели пасхальные яйца и читали «Денди».

– Шешливой пашхи, – сказала Таб.

Нельзя было разрешать ей есть пасхальные яйца до пасхального воскресенья, с отчаянием подумала элен, но ничего не сказала.

Руперт поднял на нее взгляд.

– Ну что, ушел твой дружок из Голливуда?

Уткнувшись в посудомоечную машину и загружая туда чашки и тарелки, Элен сказала:

– Я подумала, почему бы мне не приехать в субботу в Криттлден?

– Годовщина первых состязаний, на которых ты побывала, – сказал Руперт. – Как трогательно!

– Я иду в субботу на ленч с Годболдами, – сказала Элен, – и могла бы приехать после ленча. Еще я подумываю слетать на пару дней в Рим.

Руперт выглядел слегка удивленным.

– Как хочешь, – сказал он.

Впервые за много лет Элен была взволнована и уйму времени провела в размышлениях над тем, что она наденет для поездки в Криттлден. Апрель, хотя и пасмурный, был очень сухим, так что резиновые сапоги надевать не придется. Элен остановила свой выбор на костюме в мелкую полоску, белой шелковой блузке, темносерой фетровой шляпе и такого же цвета галстуке.

После краткого ленча у Годболдов, где она ничего не ела, Элен прибыла в Криттлден как раз когда жокеи осматривали дорожку перед состязаниями в высшей категории. Она увидела Руперта, который обменивался шутками с Вишбоуном и Билли, а потом заметила и Джейка, рядом с Фен. Джейк все еще сильно хромал. Он выглядел невзрачным, очень бледным и погруженным в свои мысли. Они с Фен не разговаривали. Фен была всего на пару дюймов ниже его.

Направляясь к площадке сбора, Джейк чувствовал, как ему постепенно становится дурно. Ему кивали, махали руками, хлопали по плечу, но он не замечал ничего вокруг. И зачем только он выбрал такие крупные состязания для своего первого выступления после перерыва?

Маленькая девочка подбежала к нему за автографом.

– Позже, – бросил он.

От недосыпания и недоедания у него кружилась голова. Все окружающее казалось ему нереальным. В течение прошлой недели он почти не спал: задремывал и тотчас просыпался оттого, что ему казалось, будто он падает; потом долго лежал без сна. Ему мерещилось, что он верхом на лошади берет барьеры, но барьеры становятся все выше и выше, до невозможной высоты. Так тянулись долгие часы до рассвета, и в пепельнице громоздились окурки.

Небо посерело. Джейка начала бить дрожь.

– Ты в порядке? – спросила Сара. – Не переживай. Дома ты великолепно держался верхом. Мак тебя не подведет.

Маколей попытался стянуть с головы Джейка шляпу, чтобы развеселить его, и в награду за свои старания был обруган. Когда Джейк взобрался на него, Маколей попытался снова сыграть шутку – всего лишь легкое взбрыкивание, которое в прежние дни рассмешило бы Джейка, но сегодня он чуть не свалился на землю, и это вызвало новый поток брани. Уверенность Джейка в себе еще сильнее подорвал Руперт. Он пустил Рокстара на тренировочные барьеры, и специально неправильно направлял жеребца, так что тот сильно ударил себе передние ноги. Теперь он наверняка будет их высоко подбирать во время прыжков через барьеры собственно на выступлении. Господи боже, подумал Джейк, какая великолепная лошадь! Гнедой жеребец с мышцами как стальные канаты, демонстрирующий весь лоск американской породы и воспитания.

Джейк взял пару барьеров. Потом Руперт на Рокстаре чуть не налетел на них, и Джейк вернулся на внешний круг, отчаянно пытаясь собраться с силами и взять себя в руки. Он вдруг заметил неподалеку Элен Кэмпбелл-Блэк. Она была совершенно чужая здесь, с видом горожанки, в своем костюме в мелкую полоску.

– Привет, – сказала она, улыбаясь и направляясь к нему.

Джейк кратко кивнул и, сделав круг, направил Маколея обратно к арене.

Фен ждала его.

– Твоя очередь, – сказала она. – Удачи!

– Удачи! Удачи! – желали ему со всех сторон.

В прежние времена Джейк сразу переставал волноваться, как только выходил на дорожку. Предстартовое нервное напряжение он всегда испытывал и прежде, оно лишь обостряло его чувства. Но так было, когда он был здоровым и ловким, и не окоченевшим от страха. Сейчас он чувствовал себя, как ребенок на своем первом спортивном выступлении. Что, если на нем действительно лежит сглаз, проклятие? Сейлор погиб здесь. В прошлом году он сам разбил ногу. Такие вещи случаются по три. Что уготовила ему сегодня судьба?

Маколей, прекрасно чувствуя страх хозяина, услышал сигнал и вдруг решил взять дело в свои руки… то есть копыта. Рванувшись к первому барьеру, он легко перемахнул его. Вцепившись в гриву жеребца, Джейк каким-то образом ухитрился остаться в седле. Все это было рискованным делом, сильно зависящим от везения. На всем пути Джейка зрители забыли дышать. Никто не кричал, чтобы не отвлекать Маколея, но когда Маколей отлично взял последний тройной барьер, толпа взорвалась невероятной оглушительности воплем. Казалось, это вопль толпы расколол серые тучи, и в проем выглянуло солнце, осветив всех и все.

Фен обнаружила, что обнимается с Мелисом посреди площадки сбора.

– Он сделал это! – кричала она. – Сделал! Теперь все будет в порядке.