Его руки заставили девушку испытать блаженство столь острое, что Кэтлин всхлипнула. Страстные, умелые губы вынуждали гореть кожу. Ее сердце стучало, как паровой молот, в жажде новых открытий.

При взгляде на его грудь, шею, широченные плечи, великолепные густые волосы почему вспоминались контрабандисты. Необыкновенные мужчины, жившие по собственным законам и предоставляющие другим право соблюдать условности. Мужчины, отличавшиеся силой и дерзостью. Очарованием висельников.

Она принялась неумело расстегивать пуговицы и наткнулась на бинты. Едва обратив на них внимание, стала ласково перебирать кудрявые волосы, выбивающиеся из-под повязки, изнывая от томления при виде его плоского живота, испытывая мучительное желание рывком стянуть с него джинсы. Стоило лишь подцепить ногтем тугую молнию и заставить его застонать от наслаждения.

Теперь он лежал на спине, весь в испарине, напрягшись. В глазах, полуприкрытых тяжелыми веками, горело нестерпимое желание. Она склонилась над ним — рубашка расстегнута, лифчик врезался в грудь, взятые взаймы чужие джинсы кажутся мучительно тесными. Стоило нагнуться, чтобы поцеловать его, как Кэтлин оказалась под ним, придавленная тяжелым телом, и увидела прямо над собой жадный рот, оскаленный в чувственной улыбке. Эм Джи целовал ее разметавшиеся по шее, лицу, груди волосы, изводил медленными прикосновениями, пока она сама не изогнулась навстречу и не притянула его к себе, требуя действий.

И он откликнулся. Нежно прижал к себе, охватил ладонями ее груди и принялся мучить соски, зажав их указательными и большими пальцами, а потом приник к ним губами. Заставляя ее извиваться под ним, дробя ее тело на миллион кусочков, сгорающих от желания в разожженном им пламени.

Она потянулась к Эм Джи, умирая от желания ласкать его. Но Тобин перехватил ее руки.

— Еще рано, — сдавленно прошептал он. — Я не смогу долго… выдержать. Не торопи меня.

Но она уже была не властна над свои телом. Ей хотелось протестовать под воздействием безумного желания овладеть им Он становилось все сильнее и сильнее хотелось раскрыть все его секреты, познать все тайны его тела, о которых мечтала. Заставить его издавать хриплые стоны, от которых бы ходуном ходила его грудь и вздрагивало тело. Кэтлин изнемогала от нетерпения.

— Что… — умоляла она. — Что мне сделать?

Глаза Эм Джи блестели от возбуждения ямочка на щеке подрагивала.

— Милая, да ты и так делаешь то что нужно. Поверь мне.

Эти слова вызвали новый поток огня, разливающегося по ее жилам, приникающего глубоко в чрево, добирающегося до самой поясницы. Этот огонь сжигал ее, бросал в дрожь от него перехватывало дыхание и останавливалось сердце.

Его глаза. Лаковые, сверкающие, искушающие. Лучащиеся счастьем, которое невозможно было не разделить. Зеленовато-голубые как огоньки в самой глубине пламени, беззвучно пылающего и сжигающего дотла. Сокрушающие откровенным желанием. Его руки сильные, умелые, требовательные. Избавляющие от одежды и условностей. Возбуждающие вызывающие сладкую истому, дразнящие и ласкающие тело, пробуждая его к жизни я тут же отнимая ее. Обещающие наслаждение, ввергающие в безумство и заставляющие содрогаться.

Кэтлин чувствовала, как преграды, возведенные годами сдержанности, падают под прикосновениями этих рук. Она слышала музыку новой жизни, поднимающуюся из глубины ее души радость и, не задумываясь, возвращала эту радость ему. Все страхи разочаровать его исчезли с первым ее вздохом. Она всхлипывала от ощущения сопричастности чуду, от восторга и разгорающегося с каждой минутой желания.

— Скорее, — задыхаясь произнесла девушка, впиваясь ногтями в его спину. — Пожалуйста, скорее…

— Сейчас, — пообещал он, прервав ее мольбу поцелуем.

Его язык, пальцы, тело, прикасаясь к Кэтлин, раздували из пламени ее желаний огромный, все разрушающий пожар. Она задыхалась и вскрикивала от изумления, замирая и содрогаясь в мучительном экстазе.

— Сейчас, милая, — снова прошептал он ей в шею. — Сейчас.

Казалось, прошли считанные секунды, и вдруг Кэтлин захватил бешеный водоворот света, звуков и неизведанных ранее чувств, в который заманил ее Эм Джи. Он слился с ней воедино, его тело стало ее телом, а на его лице заиграла улыбка победителя. Он вел себя так, словно все знал заранее. Словно она не могла ничем удивить его.

Руки Тобина направляли ее, губы успокаивали и убеждали. И когда она была готова, он вошел в нее.

Ее пронзила вспышка боли, подобная молнии. Разрубила пополам, свела судорогой пальцы, вжала голову в подушку, заставила широко раскрыть глаза и рот в немом изумлении. Боли, такой же удивительной, как и наслаждение, вдруг превратившейся в ощущение тепла и уверенности, что это именно то, для чего она родилась. Эм Джи обнимал девушку, стараясь, чтобы ей не было больно. Его глаза были нежны, как зарождающееся утро, движения медленны и легки, хотя тело напряглось от бешеного усилия.

Но она не хотела медленных и легких движений. Она хотела его целиком. Хотела, чтобы он проник как можно глубже и навсегда остался ее частью. Она подняла руки, видя, что Эм Джи сдерживает себя, стремясь доставить ей наслаждение. Улыбнулась, как опытная соблазнительница. А потом запустила пальцы ему в волосы, обхватила его голову и прижала к себе, и настала очередь Тобина познать, для чего он появился на свет.

Он заполнил ее горячо, больно и сладко, подняв огненный вихрь. Головокружительная радость принесла с собой и слезы, и смех, и вырвавшийся у него стон. Прошептав «Кэтлин…», он наконец затих в ее объятиях.

Девушка крепко прижалась к нему, чувствуя, как остывают их блестящие от пота тела, как тишина наполняется шумом моря.

Убаюкивающим и обещающим, что с этого мгновения все будет хорошо. Что они выйдут из этого ужаса невредимыми и вернутся к морю, чтобы вновь пережить то, что нашли здесь. Даже слезы, которые сейчас катились по ее щекам и терялись в спутанных волосах.

— Ты еще жив? — спросила Кэтлин немного погодя, когда они лежали рядом, не размыкая объятий.

Эм Джи хмыкнул.

— Ладно, утром я с тобой за все рассчитаюсь.

— Утром я приготовлю тебе огромный бифштекс, чтобы компенсировать потерю сил.

Он снова запустил пальцы в ее волосы. Сейчас девушка и сама не понимала, что заставляло ее закалывать их. Она закрыла глаза и положила руку ему на грудь, чтобы чувствовать, как успокаивается его сердце.

— Как ты догадался?

Эм Джи сделал чуть заметное движение, словно намеревался взглянуть на ее макушку, в то время как Кэтлин удобно устроилась на его плече.

— Что ты была… неопытна?

Она не сумела сдержать блаженную улыбку.

— Это называется «девственница». Не волнуйся. Это не оскорбляет меня. Хотя, кажется, я осталась последней девушкой во всей Северной Америке.

— Почему?

— Теперь и сама не знаю.

Он фыркнул. А она подумала о том как восхитительно прикасаться щекой к его плечу. И о том, что она никогда не испытала бы этого, если бы не была столь бесстыдна. Но сейчас это ровным счетом ничего не значило. Тело наполняла истома при воспоминании о том, как он слился с ней в единое целое. Никогда в жизни не испытывала она такого сладостного удовлетворения.

— Это немного необычно для женщины твоего возраста.

Кэтлин слегка приподнялась, нарочно проведя сосками по его обнаженной груди.

— Я уверена, что ты в этом специалист.

Эм Джи состроил гримасу.

— Уже нет. Со времен Кеннеди.

Сейчас он был красив какой-то дикой красотой. Его темные волосы разметались по белоснежной наволочке, повязка слегка сбилась глаза были дерзкими и усталыми одновременно. Обольстительный. Он воплощал в себе все то, чего Кэтлин боялась долгие годы, спрятавшись за стрельчатой дверью старинного особняка и строгим деловым костюмом.

Она взъерошила ему волосы, думая о том, что ей никогда в жизни не хотелось поступить так с Алексом. А если бы и решилась, тут же спросила она себя, чем бы все это кончилось? И тихонько рассмеялась.