Эм Джи секунду смотрел на нее, словно мечтал навсегда запомнить каждую черточку ее лица.

— Я не должен был влюбляться в тебя. Это все осложнило.

Кэтлин затаила дыхание. Надо было что-то сказать. Что-то сказать… Согласиться, запротестовать, задать вопрос. Но она не могла. Только глядела на него и боролась со слезами, нестерпимо щипавшими веки.

И даже тут он умудрился улыбнуться.

— Ага, — сказал он, словно подслушав ее мысли. — Знаю. Это еще одна из тех «приятных неожиданностей», которые я тебе доставил. Пора ехать, детка.

Но прежде чем они вышли из дома, Эм Джи еще раз наклонился к девушке. А она поднялась на цыпочки и обвила руками его шею. Кэтлин с отчаянной жадностью встретила его поцелуй, со страстью, которую дотоле не знала. И тут, ощущая прикосновение его рук и губ, она поняла, что прежняя жизнь кончилась. Что бы с ней ни случилось, отныне мир будет иным, потому что она узнала М. Дж. Тобина. Вот только к добру или к худу…

— Еще одно, — сказал Эм Джи, гладя прижавшуюся к его груди голову девушки. — Джин собирается встретиться с твоей бабушкой. Он сообщит ей, что у тебя все в порядке.

Кэтлин подняла голову и благодарно посмотрела на Тобина.

— А это не повредит ему? — тихо спросила она.

Ответом была одна из фирменных улыбок Эм Джи.

— Не беспокойся. Джин умеет виртуозно уходить от слежки. А сейчас поехали, «дочка». Давай распугаем дичь в местах, где на сотни миль нет ни одной живой души.

И тут он снова превратился в семидесятилетнего Пола Тэрстона. Но Кэтлин остановила его, схватив за руку. И в последний раз поцеловала его. Теперь уже в щеку.

— Спасибо, Эм Джи.

У пожилого человека была улыбка мальчишки.

— Как ты думаешь, этот старый ворчун не будет на меня сердиться?

Приятно было снова оказаться за рулем машины. Править. Двигаться. Верх блаженства. Правда, Эм Джи предпочел бы с ветерком мчаться по скоростному шоссе, ощущая мощь послушного мотора. Вместо этого он ехал в солидном седане с опущенными стеклами. Пусть так: главное, он все-таки движется. Приближается к концу кошмара. Ему надо найти и предъявить доказательства своей невиновности.

Но он знал, что юридического оправдания ему будет недостаточно. Пит мертв. Но в Агентстве были и другие люди, чьи имена могли всплыть наружу. Так или иначе, все решится в Лос-Анджелесе. Картина была слишком ясна. Он не испытывал никакого доверия к своим тамошним коллегам. И все же он добьется своего. Взорвет этот преступный трест.

И отомстит Руису.

Ему пришлось застрелить напарника. И влюбиться в собственную заложницу.

Эм Джи не хотелось думать о том, что бы он делал, если бы не встретил Кэтлин. Наверное, тогда его жизнь окончательно и бесповоротно превратилась бы в пепел. Ни прошлого, ни будущего. Ничего, к чему хотелось бы вернуться. Или стремиться.

Вероятно, он получил бы моральное удовлетворение от собственной правоты. От того, что ему удалось разрушить одну из самых законспирированных преступных сетей на всем Тихоокеанском побережье. Но память о предательстве Пита, толкнувшего его на страшную, неслыханную авантюру, не вытравить ничем. Отныне его вера в правосудие и законность подорваны навсегда.

Его окружали призраки.

Однако сейчас у него появился шанс. Он помнил о щедром даре Кэтлин. О волшебных днях, когда им казалось, что мир ограничился стенами великолепного дома на берегу океана. О кратких, сладостно-горьких минутах, проведенных в ее объятиях. Временами Эм Джи начинало казаться, что из этого что-нибудь получится. Что ему не придется провести остаток жизни, страдая от одиночества и ночных кошмаров.

Он непременно расскажет ей все. И про Марию тоже. Выложит свое прошлое и скажет: решай.

Но Тобин предвидел, чем все это может кончиться. Она сразу узнает ему цену и стремглав убежит, бросив его валяться в пыли.

Пока рано. Не теперь, когда его руки еще помнят ее тело, а в ушах звучит удивленный стон. Не теперь, когда он наконец познал, что значит полностью забыть себя и раствориться в другом человеке. Когда у него выросли крылья за спиной и появилась надежда управиться с собственной жизнью.

Управиться с жизнями их обоих… Тем более что он сейчас как раз за рулем.

Раскинувшаяся перед ними картина захватывала дух, за каждым поворотом открывался новый поразительный вид. День был как по заказу. Над берегом реяли сотни чаек, пеликанов и бакланов. Их пронзительный хор заглушал рокот океана. С запада на восток бежали облака, тени от них скользили по поверхности воды. Ветер пах морской солью. Ах, как чудесно было бы провести такой день с Кэтлин, останавливаясь в каждом живописном уголке, беспечно бродя по берегу или прогуливаясь вдоль ручья в Национальном парке Джулии Пфейффер, где огромные деревья заслоняют солнечный свет и ледяной горный поток срывается с отвесной скалы. Уединенность, романтика, величественность…

В другой раз. Все в другой раз. Сегодня их ждет городок, где в каньоне Дьявола, у самого края океана, ютится атомная электростанция и где рядом с полем для гольфа стоит маленький особнячок, по которому расхаживает осведомительница Эм Джи.

— Может, поставить кассету? — предложила Кэтлин.

Эм Джи удивленно уставился на нее.

— Что?

Девушка пожала плечами.

— Кассету с музыкой. Вполне подходящее время.

— Хочешь послушать моего Дина?

Она видела, как на судорожно вцепившихся в руль руках Эм Джи побелели костяшки, на скулах проступили желваки, а глаза рыскали по сторонам, словно с, минуты на минуту его ждал неприятный сюрприз.

— Почему бы и нет? — ответила она вопросом на вопрос. — Ты же сам говорил, что мне надо расширять кругозор.

Она добилась-таки своего. Ему пришлось усмехнуться.

— В сумке.

Кэтлин перегнулась к заднему сиденью и подтащила к себе рюкзак, надеясь на чудо. На то, что ее уловка позволит расслабиться неожиданно напрягшемуся Эм Джи.

Приближающаяся опасность была здесь ни при чем. Девушка несколько дней провела бок о бок с Эм Джи, спасаясь от погони, а он вел себя так, словно это была прогулка по Диснейленду. Мурлыкал какую-то мелодию, когда надо было сосредоточиться, был бодрым и собранным. А теперь снова барабанил пальцами по рулю, хмурился и молчал. Видимо, что-то было не так.

Он не просто возвращался к своей работе. На сей раз он возвращался к ней вместе с Кэтлин. Оставалось только сожалеть, что они полюбили друг друга в самый неподходящий момент. Однако она ни о чем ни жалела. Впрочем, как и он. Кэтлин была уверена в этом.

Но за последние часы Тобин сильно изменился. Всегдашнее спокойствие неожиданно сменилось взвинченностью. В его поведении чувствовался какой-то диссонанс, как в звуке слишком сильно натянутой струны. Словно сбилась настройка. Почему-то Кэтлин вспомнилась неуверенная, слегка покачивающаяся походка беременных женщин, еще не привыкших к дополнительной ноше. Вот и она стала для Эм Джи непривычным бременем и заставила его потерять душевное равновесие.

Не следовало ложиться с ним в постель. Не следовало так резко и быстро менять ситуацию. Тем более тогда, когда Эм Джи требовались все его силы — и физические, и душевные. И все равно она ни в чем не раскаивалась. Разве что в эгоизме. И недальновидности.

Она не могла забыть его прикосновения, его улыбку, его глаза, такие живые, такие выразительные. Его руки, такие нежные, когда он касался ее волос или опирался на ее плечо. Терпение, мудрость и чувство юмора, с которыми он учил ее тому, как должны относиться друг к другу влюбленные.

Кэтлин закрыла глаза и приказала себе забыть обо всем. О том горестном разочаровании, которое она испытала, когда поняла, как хорошо им могло бы быть вдвоем. Она задержала дыхание, стараясь сохранить ясность мысли и гоня прочь воспоминания. Настало время действовать. Добиваться своего. Спасти эти последние минуты, которые осталось им пробыть вместе, не дать печальным размышлениям омрачить их. Надо найти эти дурацкие кассеты.

Обнаружив их под кучей маек, трусов и рубашек и вытащив наружу, девушка залилась хохотом.